Давно это было. Тогда, в стародавние времена, люди еще не умели врать так чудно и длинно, горы были куда ближе к небу, чем теперь, а по земле среди бескрайних лесов бродили стада оленей и ланей.
Времена года тогда не наступали сами собой, а менялись по расписанию, а расписанием тем ведали там, наверху. Вот у кого-то, кто наверху, плохое настроение- сразу валом валит снег, и все вокруг сумрачно. А потом засмеется другой кто-то, и все-все вокруг расцветает, потому что весна.
А весной тогда, в те времена, цвело все подряд. Цветы и деревья, море и пруды, и даже животные расцветали со страшной силой. Леопард покрывался бессмертниками. Мышь цвела незабудками, и вся ее шкурка становилась голубой-голубой. Лев, разумеется, украшал себя левкоями и львиным зевом. Рак, рак розовел весь… А что же многочисленные лани? Лани тоже цвели по весне. Шкурки их украшались яркими-преяркими ромашками. Все звери, все птицы ходили весной прекрасные и расцветшие и сами на себя любовались. Так было, да.
Но вот однажды там, наверху, что-то произошло. То ли ссора какая-то, то ли спор вышел, но перестали там, наверху, кто-то с кем-то разговаривать, наверно. Они там дулись друг на друга, а внизу, на земле, дули ледяные ветры. И плотная-преплотная корочка наста покрыла всю землю от полюса до экватора. Такая, что не достучаться до сердца земли.
Животные подумали: мало ли что, как поссорились, так и помирятся, подождем. И стали ждать. А между, тем двое наверху и не думали мириться. Погода становилась все холоднее и холоднее, слой льда все жестче и жестче, как те слова, которые там наверху думали друг про друга.
И собрались животные на совет: что делать, как землю согреть? Надо идти на гору, да и поговорить с теми, кто наверху. Решить-то решили, да только идти никому не хочется. У льва когти по насту скользят. Мышь маленькая слишком. Рак только назад пятиться умеет. Все находили причины и отговорки, чтоб не лезть в дальние горы- мало кто возвращался оттуда, а кто и приходил, никогда уже не расцветал весной. Каждый зверь думал про свои цветы: а ну как уйду в горы, а весна сама придет, все расцветут, а я, я?
А маленький олененок явно в дорогу не рвался, холодно ему было на том зверином собрании и хотелось свежей травы. Только не было травы, все укутал лед, и олененок прижимался к боку подростка-лани, пытаясь обогреться.
Поглядела лань на мерзнущего олененка, отодвинула его легонько да и вышла вперед:
– Я пойду.
– Как же твои ромашки, – зашебуршали звери, и каждый подумал: “Хорошо, что не мои нарциссы и левкои.”
– Вы только олененка согрейте, а я уж как-нибудь, – мрачно сказала лань и подтолкнула олененка к зверям. Гепард с леопардом тут же пододвинули его к себе под бока, и олененок засопел в тепле.
Лань меж тем медленно двигалась к горам. Высоко в горах ветры свищут синие, метельные, но лань упрямо брела сквозь пургу на самый верх, туда, откуда небо видно. А следы лани заносило снегом, и дороги уже ни вперед, ни назад видно не было. Сначала начал мерзнуть живот и весь побелел, потом мороз добрался и до спины, и лань почувствовала, как со звоном хрустальным откалываются ромашки там, под шерстью. Дзинь, дзинь, – замороженные ромашки падали в горный снег. А лань все шла. И дошла.
Там, на вершине, лань, усталая и поседевшая, ясно увидела двоих, которые сидели спиной друг к другу и не хотели разговаривать.
От холода мысли лани сделались прозрачными, как горный хрусталь, и поняла она, что боятся двое на небе начать разговор первыми, вот и хранят ледяное молчание. А лань, постаревшая за время пути, ничего уже не боялась. Бояться она перестала тогда, когда последняя замороженная ромашка упала в горный снег, ведь если уже нет ромашек- чего еще бояться?
И ступила лань на промороженные облака, и подошла к двоим наверху. И запела на морозном ветру, чувствуя, что ей не хватает ни воздуха, ни голоса. Лань пела о тех, кто мерзнет, и о том, как нужна весна, и еще о том, что глядеть друг на друга – это не слабость. А наверху воздуха мало. И стала лань задыхаться. И последние строки ее песни выскочили у нее из горла то ли кашлем, то ли чихом, то ли шепотом. Прошептала она последние слова песни, не разбирая смысла – и вдруг двое наверху улыбнулись. От этих улыбок согревшиеся тучи вылились на землю весенним дождем, и лань смыло вниз потоками воды.
Когда большая вода ушла, звери увидели, что наступила великая весна, и цветут в траве левкои и одуванчики, незабудки и колокольчики… вот только на спинах у зверей цветы больше не росли почему-то. Наверно, померзли за такую долгую зиму.
Согревшийся олененок выскочил из теплой компании гепарда и леопарда – и обомлели звери- ведь у олененка на спине росли пятнышки-ромашки. Наверно, хорошо его грели… А у леопарда с гепардом на спине остались пятнышки в тех местах, где были ромашки.
А что же лань? О ней на радостях никто и не вспомнил. Так и бродила она с седым брюхом, с потерянным голосом, да и ромашки на ее спине больше не распускались. Но она не расстраивалась – важно ли это, если вокруг весна?
Когда следующей весной она родила своих оленят, на их спинках красовались белые ромашки. Так и по сей день, потому, наверно, что где оленята – там и весна.
