Альбина Шагимуратова – победитель конкурса им. Чайковского в 2007 году, обладательница премии Союза театральных деятелей России и гранта им. М. Ростроповича – гордость Houston Grand opera.
На сайте Хьюстонской оперы стоит сухая официальная информация о певцах, а нам хотелось бы знать о Вас больше. Расскажите, пожалуйста, о своей жизни до HGO.
Я родилась в Ташкенте в музыкальной семье. Мой папа всегда тяготел к татарскому фольклору и мне привил любовь к этой музыке. И можете себе представить, в 4 года я вышла на сцену и спела татарскую народную песню – папа аккомпанировал мне на баяне. Сохранились фотографии, где я стою с хризантемами и с микрофоном.
В Ташкенте я закончила музыкальную школу как пианистка и хотела продолжать профессиональное обучение.
То есть, были предпосылки для пианистической карьеры?
Абсолютно. Пение было как хобби. Никогда не думала, что свяжу свою судьбу с оперой. Честно говоря, я не думала, что у меня есть голос.
Как это открылось?
Когда мне было 14 лет, мы переехали в Казань. Мой папа адвокат, сейчас работает в Казани судьёй. Но, будучи музыкально одаренным человеком, он всё свободное время отдаёт сочинению музыки. Многие певцы в Казани исполняют его песни. Одним из них был народный артист Татарстана и России Хайдар Бегичев. Папа решил предложить ему свою песню и попросил меня спеть её Бегичеву по телефону. Я тогда училась на втором курсе казанского музыкального училища на дирижёрско-хоровом отделении. Спела я своим хоровым голосочком, на что Бегичев сказал: «Передай трубку своему папе». А папе сказал: «Что она делает на хоровом отделении? Ей надо срочно на вокал». Тогда мы впервые задумались, может и вправду надо попробывать: и я параллельно поступила на вокальное отделение училища. Так я закончила два отделения, но даже тогда не думала о карьере певицы. Хотя, конечно, мой голос развивался, я стала больше интересоваться оперой как видом искусства и открыла для себя этот огромный мир.
Следующим шагом было поступление в Казанскую государственную консерваторию, но опять на дирижерско-хоровое отделение. Я просто не видела себя певицей. Мой кумир – Мария Каллас. Когда я впервые услышала ее пение, я плакала. В моем понимании таким должно быть настоящее искусство – сильным, искренним, без какой-либо примеси фальши. Меня покорило, что Каллас – не только певица и актриса, а что-то большее. И если быть, то только такой. Я чувствовала, что могу достичь такого уровня.
После года обучения что-то меня подтолкнуло снова учиться сольному пению, и я поступила на вокальный факультет консерватории к профессору Зиле Сунгатуллиной, у которой занималась и в училище. Тогда я поняла, что невозможно учиться на двух разных факультетах. Совмещать две разные манеры пения – это большая вокальная нагрузка (ежедневные 4-часовые репетиции с хором и оперный класс). Я поняла, что могу вскоре потерять голос. Надо было срочно что-то менять.
Тогда, в 1999 году в Казани проходил Международный конкурс им. Глинки. Председателем жюри была Ирина Константиновна Архипова. Я не участвовала в самом конкурсе, но прослушалась у членов жюри, и они посоветовали мне перевестись в Московскую консерваторию. В Москву с первого раза меня не взяли, я приехала и во второй, и в третий раз. И, в конце-концов, поступила сразу на третий курс к профессору Галине Писаренко. Моя жизнь абсолютно изменилась, поскольку, конечно, культурная жизнь Москвы несравнима с провинциальной. Эта жизнь поглотила меня целиком. Решение переехать было трудным, но надо отдать должное моим родителям: они меня поддержали и отпустили в столицу жить самостоятельной жизнью после «тепличных» домашних условий. Можно сказать, что моя пятилетняя московская жизнь была отчасти подготовкой к американской. Хотя в Америке другие требования к певцам. Здесь ты «свободный художник», а в Москве, в этом сумасшедшем ритме жизни, только и успеваешь спеть то там, то здесь, но абсолютно нет времени для развития, для работы над собой.
На пятом курсе я начала работать в музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. С первых дней я пела заглавную роль в «Травиате» Верди. В 2004 году завоевала третью премию на конкурсе имени Франсиско Виньяса в Испании – это был мой первый конкурс. Через два года – перове место на конкурсе Глинки, и в этом году – первое место на конкурсе Чайковского. Для меня эти конкурсы всегда были недосягаемой высотой. Но сейчас понимаю, что это только начало пути.
То есть, Вы планируете участвовать и в других конкурсах, и конкурс Чайковского – не предел мечтаний молодого певца?
Это начало настоящей серьезной работы, начало профессиональной карьеры. Возможно, я и поеду на другие международные конкурсы, хотя конкурс слишком большое испытание – и физическое, и психологическое, и , конечно, музыкантское. Нужен определенный запас прочности, чтобы озвучить все произведения. На конкурсе Чайковского, в отличие от других, была очень сложная разнообразная программа.
Где был больший резонанс на вашу победу в конкурсе Чайковского: в России или в Америке?
Для Америки это больший по значимости конкурс, потому что именно из Америки и Европы я получила предложения. К сожалению, Россия не ценит свои таланты, поэтому многие талантливые российские певцы уезжают работать на Запад. Конечно, конкурс Чайковского – это престижный, авторитетный конкурс, и победить на нем – большая честь, но это не самая главная победа в жизни, я так считаю.
Если не секрет, откуда еще поступили приглашения?
Сразу после конкурса мне предложили участвовать на моцартовском фестивале в Зальцбурге в партии Царицы ночи в «Волшебной флейте» с дирижером Риккардо Мути. В следующем сезоне я получила предложение от оперного театра Лос- Анджелеса, также получила предложение работать с Валерием Гергиевым в Мариинском театре.
Houston Grand Opera мне предложила три контракта подряд. В следующем году я пою в «Риголетто», через год – «Лючия де Ламермур», еще через год – «Травиата».
Вы сохраняете свои отношения с оперными театрами в России, насколько это возможно, живя в Америке?
Я сохраняю отношения с Казанским оперным театром – всегда рада петь на Родине. В этом театре меня очень любят. К сожалению, мне пришлось уйти из театра Станиславского перед своим отъездом в Америку – они просто не отпускали меня. Я бы с удовольствием работала в России, но, видя уровень работы театров на Западе, нет особого желания петь в московских театрах: в них существует некая зависимость певцов от руководства. Певец должен принадлежать театру всецело.
Это значит, что гастрольная деятельность ставится под вопрос. А как с этим обстоит дело на Западе?
Знаете, я второй год пою в Houston Grand Opera, и должна поблагодарить руководство театра, которое отпускает меня спеть тот или иной спектакль, в том числе, и в Москве. Это две разные культуры – американская и русская. Мы, певцы, не можем принадлежать одному театру. К сожалению, не все руководители театров это понимают.
Как вы попали в Houston Grand Opera?
Даян Зола, артистический директор оперной студии ежегодно ездит на мастер-классы в Москву. Я с ней познакомилась в 2001 году, и мы часто общались и переписывались. В 2005 году она предложила мне прослушивание для главного дирижера хьюстонской оперы Патрика Саммерса и только пришедшего в HGO директора Энтони Фройда. Я спела, и мне предложили петь в оперной студии. В то время в Москве моя карьера развивалась успешно, и снова садиться на ученическую скамью не очень-то хотелось. Но надо отдать должное Даян, которая сказала: «Альбина, опере ты будешь учиться всю жизнь». Это мне открыло глаза, и я поняла, что Москва – это Москва, но в Америке открываются совсем другие горизонты.
Публика чем-нибудь отличается?
Здорово отличается. Если честно, мне не очень по душе, когда американская публика взрывается аплодисментами. Никогда не знаешь правды: понравилось или нет? Я помню, когда я выступала в Америке с театром Станиславского в «Травиате» – аплодировали всегда, даже там, где не надо. В этом смысле российскую публику заставить кричать «Браво!» и вставать с кресел практически невозможно. 1-го октября я давала сольный концерт с Российским филармоническим оркестром под управлением Владимира Спивакова. Сколько я выступала в Москве – первый раз я заставила публику подняться.
Мы знаем, как живут молодые звезды оперных театров в России. А как проводят время молодые певцы в Хьюстоне?
У певцов очень замкнутая жизнь.У меня, к сожалению, нет свободного времени- если я не в театре, то работаю дома. Все-таки хочется попеть не пять лет, а двадцать пять и больше. Для этого необходимо время на восстановление голоса, а это означает отсутствие вечеринок, отсутствие ресторанов, зачастую отсутствие общения с друзьями. Прибавьте к этому постоянные перелеты и множество контрактов. Очень многие крупные певцы, которые поют в ведущих театрах мира, не имеют личной жизни. Вот такие мы особенные люди.
В этом году у вас большая нагрузка в хьюстонском оперном театре?
Я буду петь Мюзетту в «Богеме» Пуччини и Царицу ночи в «Волшебной флейте» Моцарта.
Я так понимаю, что Царица ночи на нынешнй момент – Ваша коронная роль, коль скоро приглашают в разные театры именно на эту партию.
Эту роль, на самом деле, исполняют единицы, поэтому на нее такой большой спрос.
Несколько слов об оратории “The Refuge”, в постановке которой Вы участвуете. Насколько интересна эта постановка?
Тема этого произведения мне близка. После развала Советского Союза моих родителей, буквально, выгоняли из Ташкента. Я еще училась в школе и помню, как на улице с меня сдергивали портфель и кричали: «Убирайся в свою Россию». Я через это прошла.
С вокальной точки зрения партитура “Refuge” очень сложна. Все-таки оперные певцы привыкли к бельканто, к Верди, к Моцарту. Чтобы выучить такую партитуру, требуется год. Нам нужно было выучить ее за два месяца. Для меня как для русскоговорящей певицы дополнительную сложность составляет язык, крайне неудобный для пения (именно, американское произношение английского). Отчасти я рада, что принимаю участие в исполнении «Refuge», но с другой стороны, на мне лежит огромная ответственность. Вокруг меня поют все американцы, у которых нет проблем с произнесением текста. Я от себя требую хорошего языка, много работаю с преподавателем, который поправляет мой акцент. Я требовательный к себе человек, но и театр не дает мне никаких поблажек. Мне было приятно, что маэстро Патрик Саммерс сделал мне комплимент, он отметил, что мой язык более понятен в пении, чем у остальных, поющих на родном языке.
Я обещаю чителям, что премьера “Refuge” будет запоминающимся событием. Это праздник , и одновременно, очень правильный шаг со стороны руководства театра. Я думаю, что у этого проекта будет большой резонанс не только в Хьюстоне, но и по всей Америке.
Я знаю, что Русский культурный центр «Наш Техас» сейчас ведет переговоры с Хьюстонской оперой по поводу Вашего сольного концерта. Хватает ли у Вас времени на камерную музыку?
Если честно, то не хватает. Но я бы очень хотела спеть такой концерт. Я бы с удовольствием исполнила романсы Рахманинова (большое спасибо Сергею Васильевичу, который написал большое количество музыки именно для моего голоса). А во втором отделении – исключительно итальянскую и французскую музыку.
