«Я БЕЗРАБОТНЫЙ С ОЧЕНЬ ПЛОТНЫМ ГРАФИКОМ»

Валерия Хващевская, фото Вадима Невареных

pИзвестный телеведущий Леонид Парфенов пишет книги, снимает фильмы и думает о том, как обустроить Россию.

Вряд ли найдется русскоязычный человек, которому надо объяснять, кто такой Леонид Парфенов. Сын заслуженного металлурга из славного города Череповца стал одним из самых узнаваемых журналистов российского телевидения. И даже после того как он ушел с НТВ и три года тихо и скромно возглавлял журнал «Русский Newsweek», телезрители его продолжали помнить как автора и ведущего познавательной, развлекательной и просто интересной передачи «Намедни». Многолетний труд на этой ниве не пропал даром: в конце прошлого года Парфенов представил публике первый том эпохальной книги «Намедни», а совсем недавно – второй. Сейчас работает над третьим, в планах – четвертый, а в перспективе зреет уже и пятый. Каждый том посвящен десятилетию нашей новейшей истории. С книги «Намедни» и начался наш разговор с известным тележурналистом, а теперь еще и писателем (правда, как выяснилось, сам он таковым себя не считает).

– Леонид Геннадьевич, откройте секрет: что Вас подвигло выпустить печатную версию вашей популярной телепередачи?
– Когда делалась передача «Намедни», мне казалось, что вот мы рассказали про самые интересные факты того времени и забыли про них, все это ушло в прошлое. Но я ошибался: наше прошлое постоянно напоминает о себе. Где-то в году 2003 стало ясно, что все возвращается. Странными всплесками то тут, то там. Например, снова у нас гимн на стихи Сергея Михалкова… Или заявление: «Мы достигли статуса энергетической сверхдержавы». Это же в чистом виде советское мировосприятие – та же самонадеянность, та же гордыня… И такое же отношение к миру – представление, что мы опять пуп земли, что мы схватили Господа Бога за бороду… Откуда все это? Да с советских времен! А что у нас до сих пор получается по-советски или почти по-советски? Лежать в больнице, получать образование, служить в армии, смотреть телевизор, болеть за сборные, петь гимн, угрожать загранице… По-другому не знают, не понимают, не умеют! В постсоветскую реальность и в 21-й век мы входим по-другому, чем Восточная Европа, чем те же страны Балтии… У нашей страны есть какой-то образ, от которого отказаться нельзя. И мы неизбежно с какими-то синяками и травмами переходим в новое время…

– Как Вы считаете, долго ли будет Россию преследовать призрак Советского Союза?
– Это зависит от молодого поколения. Нет никакой России «вообще», которую кто-то там «вообще» преследует. Набирается критическая масса людей, которые живут по-другому. И получается, что они этим изменили жизнь России. Вот и все! Понятно, что у нас в стране низкая рождаемость и маленький процент молодых людей, поэтому так медленно идет смена общественного тренда. А возьмите, например, 60-е годы, которые всеми воспринимаются как страшно молодые. Они же были результатом бэби-бума. Тогда пришло молодое поколение, которое абсолютно новым электричеством наполнило весь воздух. И 18-летний Никита Михалков, 1945 года рождения, в фильме «Я шагаю по Москве» поет эпиграф той эпохи: «Бывает все на свете хорошо». У них такое мироощущение было: «Мы – новое активное поколение, которое изменит страну». И все зашуршали плащами болоньевыми, затанцевали твист, и прочее-прочее…

– Существуют ли для Вас лично какие-то три самых ярких события советских лет?
– Это будет нечестно, если я что-то выделю отдельно. Все живет в совокупности. И десять лет застоя можно назвать как «яркое событие» – и это будет правда! Но не вся… С одной стороны, застой можно описать такими приметами времени, как тотальный дефицит, бесконечные очереди. И конечно, геронтократия: Суслов становится вторым человеком в стране в 70 лет, Черненко – как это было принято говорить – «не приходя в сознание»… Можно все свести к этой жути. Но была масса других вещей, которые по отдельности кажутся небольшими штришками. Например, пианино для народа – только фабрика «Красный октябрь» фигачит по 10 тысяч штук и их не хватает! В какое другое время такое количество людей отдают детей в музыкальную школу за 23 рубля – это, наверное, о чем-то говорит?! Или еще: тогда без конца снимали «старую добрую Англию»: «Шерлок Холмс и доктор Ватсон», «Здравствуйте, я ваша тетя!», «Соломенная шляпка», «Небесные ласточки»… Ушли герои в спецовках – пришел один общесоюзный Андрей Миронов, который запел, запританцовывал – в жабо, в карете… И все было в этом плане хорошо!

– Сейчас в России создана специальная комиссия, которая занимается тем, что не дает фальсифицировать историю…
– Мне нравится название этой комиссии. Она полностью называется «Комиссия по недопущению фальсификации истории в ущерб интересам Российской Федерации». Это означает, что фальсифицировать историю в пользу интересов можно, а, судя по составу этой комиссии, – нужно! Я представляю, чем они заниматься будут. Например, рассказывать, как правильно напали на Финляндию в 1939 году… Они же не будут рассказывать про коллективизацию. А большего ущерба, чем она принесла – я даже не знаю, что могло принести нашей стране. Если у них есть люди, способные доказать, что коллективизация была на благо России, то это сильно раздвинет мои представления о беспутстве!.. Человека, который живет в последние годы в России, удивить чем-то трудно – но если еще и это!..

– Насколько я знаю, у Вас запланировано четыре тома «Намедни» – с 1961 до 2000 года. Может, будет пятая – с 2001 по 2010 год?
– Я думаю, что да. В ноябре выйдет третья книга о 80-х годах. У меня договор на четыре тома, но нам ничего не помешает сделать еще один. Там может быть все: и война с Грузией, и Медведев с Обамой, и айфон, и победа Билана на международном конкурсе «Евровидение». Важно честно смотреть, что в этом нового, как это можно сформулировать в первых двух-трех фразах – в заголовке. Есть такое-то событие, оно то-то значит – а далее ты уже пишешь. Это только кажется, что какой-то год на события менее урожаен или более… Обычно случается около 25 феноменов в каждом году.

– Было ли сложно описывать крах системы социализма?
– Почему то, что произошло, Вы называете крахом? Это скорее перерождение. Система ведь умирала медленно, ничего не происходило внезапно. Тогда был один рывок – 21 августа, когда Дзержинского выдергивали, как морковку. Но в принципе она уходила постепенно. Уже в 60-е годы можно было принимать какое угодно количество постановлений о дисциплине, но все они не работали. Потому что никакой мотивации не было. Внеэкономическое принуждение к труду, которое было при социализме, работает только тогда, когда дальше – стенка. Как только стенку убирают – все меняется. Это не сразу происходит – сначала люди думают: а вдруг она там есть? Потом уже появляются дети свободы – непоротое поколение! И они уже переписывают на магнитофон «Пинк флойд» и в гробу видали Гостелерадио СССР, секретаря по идеологии и все, что им предлагают фирма «Мелодия» и отечественный эфир…

– У Вас нет желания что-то добавить, после того как книга уже готова?
– Бывают такие вещи. Я был согласен с одним из рецензентов, указавшим, что в первом томе нет «Незнайки», а переверстать уже не мог. Вот 60-е и остались без «Незнайки на Луне»…

– Какими еще проектами – кроме документального фильма «Хребет России» и книги «Намедни» – Вы планируете заниматься в ближайшем будущем?
– «Хребет России» состоит из четырех серий, а смонтирована только одна. И дай Бог сперва сделать все, что задумал! А Вы так говорите, как будто я уже прохлаждаюсь! Нужно еще завершить работу, как минимум, над двумя или тремя книгами «Намедни». «Хребет России» на Первом канале пойдет только осенью. Книгу я еще буду писать весь этот год и следующий. Вы не забывайте, что в этом году мы завершили работу над документальным фильмом о Гоголе. Найдите мне другого безработного, у которого такой же плотный график! А я ведь нигде официально не числюсь. В этом плане я свободен. У меня сейчас есть несколько предложений. Может быть, буду делать фильм про сегодняшнюю Кубу. А может – про Владимира Зворыкина, был такой отец телевидения. Но пока все это – только планы…

– Вы сегодня свободны в реализации своих планов?
– Я всегда был свободен. Как в 1989 году ушел из госсектора, так все время был свободен.

– Через два года Михаилу Горбачеву исполнится 80 лет. Не хотите ли Вы сделать фильм о нем?
– У меня был фильм о Горбачеве. Назывался он, по-моему: «Парфенов про Горбачева». Он даже есть где-то в интернете, его нетрудно найти и посмотреть. Мы делали его на 70-летие. Михаил Сергеевич был тогда председателем наблюдательного совета на НТВ, и это был ему подарок. Вообще, Горбачев – уникальный человек, человек эпохи! Тогда, в советское время, он сам себя стимулировал. Но когда он затевал перестройку, то думаю, не понимал, во что ввязывается. И, видимо, предполагал, что социализм можно реформировать. А оказалось: вытяни хоть один кирпичик – и все посыплется… Но это не умаляет его достоинств…

– Снова стать телеведущим не хотите?
– В формате нового телевидения я пока себя не вижу. Мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь. Но при этом я не считаю себя писателем – я все так же занимаюсь журналистикой. Я никогда не буду писать романов. Моя книга – можно сказать, тележурналистика в твердом переплете.

– Хорошо, тогда скажите: какие еще телепроекты получат твердые переплеты?
– Конкретных планов нет, но я обдумываю некоторые варианты. Например, сможет ли получиться книжка «Птица Гоголь»? Ведь это же не открытие, что «Мертвые души» писались в Риме. Мы в фильме это только «окартинили». Вот – эта квартира, вот – это окно, если его открыть – ты видишь изображение мадонны на стене противоположного дома. Она много раз появляется в мемуарах Гоголя. Значит, вот здесь стояла конторка, здесь тогда был книжный шкаф, диван… Наш кинорассказ – раскрывающиеся объемные картинки. Помните, были такие детскиое книги с объемными картниками? Вот это было бы интересно сделать по-взрослому. Может быть, мы попытаемся это воплотить…