Эту фразу я украла из чьего-то рассказа о поездке в Россию, а из чьего – не помню. Фраза непридуманная, потому 
позволяю себе ее стянуть, – ведь язык принадлежит народу, а не отдельным лицам. Стоял человек в билетную кассу, достоялся до заветного окошка, а ему на чистейшем русском языке говорят: ”Ваша резервация канселлирована”.
Очень там язык изменился со времени моего отъезда. Хотя я и называюсь переводчицей, а кое-что уже понимаю с трудом. Например, слово “евроремонт”. Я у четырех русских оттуда выпытывала, что это за ремонт такой, и каждый раз получала другое объяснение. Есть изменения по мелочам, вроде вездесущего “как бы”, но есть и тенденции. Одна из них мне ужасно нравится, – это большая речевая раскованность. Другие, такие как криминализация языка и упрощение его до “чисто конкретно”, менее симпатичны. К непечатным словам в печатном виде отношусь как к половому интересу подростков. А вот неукротимый поток американских заимствований вызывает у меня следующие симптомы. Сначала ощущение галлюцинации. Я действительно это увидела/услышала? Еще раз вчиталась: черным по белому, заголовок в газете – “Стрелы гламура”. Цветным по цветному в рекламе: “секьюрити”. В текстах подруги, никаких иностранных языков не знающей, – и “крези” как существительное, и vip-вумен (а множественное число как?), и лавстори…. Потом изумление. Потом рефлекторный перевод с русского на русский. …Неужели нельзя просто сказать ”ваш заказ отменен”, “притягательность глянца”, “охранники”, “псих”, “важная дама”?
Вся страна, прежде плевавшая на иностранные языки, судорожно бросилась “приобщаться” и, прежде всего – к английскому, ну а то, что иногда заимствованные словечки используют, как мартышка очки, – досадные издержки.
Надо признать, что в этом наводнении отчасти виноваты переводчики, которые ввели в язык “проблемную кожу” и другие диковатые обороты, вместо того, чтобы покопаться в своих головах поглубже. Я понимаю, что вкусы разные, и для кого-то “проблемная кожа” – вполне русское, слух не режущее выражение. Что ж, общенародный язык мне не принадлежит, но в моем собственном, индивидуальном языке слово “проблема ” имеет чуть-чуть другой круг значений, не такой же, как у problem, и больше подходит для ООН и проектов прокладки каналов, чем для косметики, а кожа бывает угреватой, в прыщах, пятнистой, – одним словом, “нечистая кожа”.
Пока в России расхватывают язык не лучших переводов, мы тут, за океаном, тоже учим английский, в связи с чем неизвестный мне автор сочинил эти меткие строки.
Я гражданства еще не имею,
Но гринкарту уже заимел.
Языком я пока не владею,
Но акцентом уже овладел.
Акцент – это не только особенности произношения, это еще некоторый перекос или вывих речи и вкрапления в нее чужих слов, на что, вероятно, и ссылался поэт. Так сказать, приобщение к языку и культуре.
Нет ли среди читателей лингвистов, работающих над диссертацией по эмигрантскому наречию? Я могла бы поставить вам обширный материал, честно собранный на основе ежедневных переводов по телефону.
Могла бы и наблюдения подкинуть. Например, что в общем и целом, плотность втыкания английских слов обратно пропорциональна образованности, знанию английского и знанию русского. От тридцати высококвалифицированных переводчиков я за неделю не услышала ни одного английского слова посреди русской фразы. А те молодые девицы, которые звонят мне на предмет получения от меня работы, украшая свою речь английскими словечками, чтобы продемонстрировать, как им уже затруднительно без них обходиться, могут не беспокоиться. Как можно доверить переводы тому, у кого не получается говорить на родном языке!
И чего я только не слышу! Я собрала много вариантов озвучивания понятия “страховка” нашими эмигрантами, среди них: иншурансная страховка, иншуринц, иншура, иншуренс, иншурецкая страховка. Реже всего говорят просто “страховка”.
“Сказать по спелу” слышу повсеместно, пора в словари вводить, но встречаются и вариации, например, “я вам проспеловаю”.
Пособие по безработице называется и “анэмплойд”, и, гораздо чаще, как это ни странно, “эмплойд”, иногда “безработка”. Так и говорят: “пошел на безработку”, “получаю эмплойд”, “звонил на анэмплойд”, “аппликация из анэмплойд”.
В младших классах мы делали аппликации из цветной бумаги на уроках труда. Здесь наши эмигранты эти художественные поделки то куда-то подают, то откуда-то получают.
О популярной профессии: “я занимался хоуматентой”, “я там работал хоуматентой”, “по хоматенда”. Как вы видите, пресловутая “хоуматента”, – это и род занятий, и должность, и синтаксическое черте что.
А хотите, расскажу еще про секьюру, она же сошал секуритал, она же… Теперь вы поняли, что товар у меня настоящий, изобильный, хотя и ворованный? Но ведь язык никому не принадлежит. Вот возьму и присвою приглядевшееся мне словечко “выпарковываться” в смысле “выезжать с парковки задом”. А больше мне украсть ничего не хочется.
А по синтаксису отдельную диссертацию никто не пишет? Могу предложить такие находки, как “мой доктор офис сегодня не работает”. При такой тенденции, весьма активной по обе стороны океана, лет через тридцать будем запросто говорить “внучка жених нам понравился”, “магазин хозяин сказал”, “в почта ящике ничего нет”. Сначала будем ставить стыдливый дефис, как в “мастер-класс”, а потом и его выкинем.
Причины этих явлений в речи эмигрантов многообразны. Кто-то уверяет, что ему уже легче сказать по-английски. Кто-то говорит, что эти языки путаются у него в голове. (У меня не путаются, но допускаю, что другие головы работают иначе.) Какие-то понятия в русском отсутствуют, но обоим собеседникам они понятны по-английски. Что-то очень метко выражается именно на английском. Кто-то хочет показать, что английский язык ему очень даже не чужд. Кто-то никогда не знал соответствующих русских выражений.
Не обойтись, вероятно, и без психологов. Я не знаю, почему наш эмигрант, как только получит работу водителя, начинает обязательно называть себя драйвером. (Это что, более почетно?) Почему она теперь работает по клину, а не убирает. (Это что, другая работа?) Почему теперь она живет не с мужем, а с хазбендом. (Это что, подсознательная измена?)
Нелегальный иммигрант из села, работающий руфером, наверное, либо не знает русского слова “кровельщик”, либо оно у него не в активном запасе. Он не задумывается о том, кто такой “аджастер”. Аджастер, ну и аджастер. Главное, чтобы сумму не занизил. Люди с любым образованием не утруждают себя умственными усилиями, а то бы вспомнили, что в стране происхождения это называлось “записаться к врачу”, а не “назначить аппойнмент”.
Ну и пусть их говорят, как хотят. Мне-то что? Не стану же я бороться за чистоту русского языка, – он мне не принадлежит, а о том, что я не принадлежу к народу-нoсителю этого языка, я твердо усвоила с детства от этих самых носителей. Так что интерес мой научный, профессиональный, человеческий, но никак не патриотический. До общенародных ушей мне дела нет, а вот мои личные, не коллективные уши оскорбляет безвкусица и претенциозность такого смешения.
Есть еще один, кровно затрагивающий меня аспект. С этой смеси двух языков мне приходится переводить (что официально называется “с русского на английский”!) “Мне нужен русский транслейтор!” – заявляет парень. Так меня еще никогда не обзывали! “А кто это?” – спрашиваю я. Вы что, не знаете, кто такой транслейтор?!“
Может быть, добрые люди всего лишь стараются облегчить мне жизнь, употребляя побольше английских слов? Если это так, они не ведают, что творят. Какими бы соображениями они не руководствовались, в суде, как только услышу их условный английский, обязательно обращаюсь к судье: ”Ваша честь, переводчик просит вас дать указания ответчику отвечать только по-русски”. Почему условный, зачем это нужно, и почему я говорю о себе в третьем лице, подробнее объясню в следующей статье.
А пока приведу лишь один пример, когда смешивание двух языков может не только раздражать вашего переводчика, но и иметь нехорошие последствия для здоровья. Пациентка говорит врачу: ”Прибор показал высокий сахар. Fair – значит ”высокий”. Как бы вы это перевели?
”Медицина” – это, на эмигрантском, и лекарство, и медицина, и медицинское обслуживание. ”Медикал” употребляют и в смысле страховой программы, и в смысле медицинского обслуживания. Это русские или английские слова? Если русские, я должна их перевести. Если английские, они должны правильно употребляться.
Но этого нет и не будет, и ничего тут не поделаешь, потому, что язык принадлежит народу, а не отдельным лицам, тем более еврейской национальности, а значит, никому не принадлежит, и все и мои, и его, и ваши резервации по этому поводу заранее канселлированы.
