ВЕЛИКИЕ РЯДОМ

Михаил Болотовский

sЯ познакомился с Шемякиным еще сто лет назад, когда он прилетел в Петербург на открытие своего памятника жертвам политических репрессий. Те самые уже привычные два сфинкса на набережной Робеспьера, напротив «Крестов». И честно говоря, оба мы выглядели не очень. Я, озабоченный тогда улучшением собственной внешности, только что сделал сложнейшую пластическую операцию на носу, после которой стал напоминать натурального инопланетянина. Шемякин был уставший после перелета, в своем неизменном десантном камуфляже и армейских ботинках. На лице – глубокие шрамы, выдающие бывшего любителя кулачного боя и многодневных алкогольных загулов. Плюс еще настроение подавленное: на сфинксов внезапно обрушились городские искусствоведы и интеллектуалы, открытие под угрозой. А вокруг сплошной гламур – модельные девушки и томные юноши в роскошных одеждах, надутые банкиры и чиновники, авторитетные бизнесмены в смокингах…

Через много лет я посмотрел чудом сохранившуюся запись той беседы с Шемякиным, оказавшись в Лондоне – зрелище незабываемое и очень забавное.

ххх

Отец Михаила Шемякина, один из лучших кавалеристов Красной Армии, был человеком резким и смелым. Он подписывался титулом князя в партийных документах, и это ему сходило с рук.

Ведь он служил с маршалом Жуковым еще в Гражданскую войну, был награжден орденами Красного Знамени, два из которых были под номерами семь и тринадцать. На коня сел в девять лет, в тринадцать уже командовал взводом, тогда Жуков и вручил ему первый орден. Шемякин-старший однажды спас Жукову жизнь: блестящий конник, он вынес раненого маршала с поля боя.

Отец Шемякина имел благородное происхождение: урожденный князь Карданов, которого усыновил белый офицер Петр Шемякин – того в революционные годы расстреляли.

Род Кардановых очень древний – его упоминает еще Карамзин в «Истории государства Российского». В 16 веке кабардинский князь Кардан послал сыновей вести переговоры с русским царем, и один из них остался на службе у государя. Поэтому отец Шемякина очень гордился своим происхождением, никогда не отрекался от рода и титула, а в графе «социальное происхождение» всегда писал – «князь». За это его шесть раз исключали из партии. А когда еще в двадцатые годы попытались выгнать из армии, за него вступился Буденный.

Отец хотел, чтобы его сын тоже стал военным. И когда тот объявил, что будет художником, практически от него отказался. Как это так, потомственный воин собирается сделаться дрянным интеллигентом? А упорный Михаил Шемякин поступил в среднюю художественную школу при Академии Репина. После этого отец с сыном практически не общались.

К тому времени отец Шемякина уже развелся с его матерью, актрисой Юлией Предтеченской.

У нее тоже была богатая родословная: столбовая русская дворянка. Первым ее мужем был знаменитый актер Борис Блинов, исполнитель роли Фурманова в фильме «Чапаев». Когда Блинов умер от брюшного тифа, она сначала хотела покончить с собой, а потом решила уйти на фронт и погибнуть в бою. В это время ей и встретился отец Шемякина, лихой джигит и прекрасный конник. А Предтеченская обожала лошадей…

ххх

Отец Шемякина был комендантом многих немецких городов, мать работала санинструктором. Учился Миша в Карл-Маркс-штадте, в закрытом интернате для детей военнослужащих, который располагался в уцелевшем после бомбежек здании местного гестапо. Родители посещали его один раз в неделю. Детство было вполне сытое, но мрачное – разрушенный немецкий город, мины, на которых постоянно подрывались товарищи. Отец после гибели близкого друга – генерала Доватора стал сильно пить.

В 1957 году, когда Жуков попал в опалу, отец с четырьмя офицерами приехал к нему на подмосковную дачу, чтобы выразить маршалу свою преданность. Через несколько дней ему предложили уйти в запас.

ххх

Семья переехала в Лениград, и Михаил поступил в художественную школу при Академии имени Репина. При Академии была замечательная библиотека, где Шемякин просиживал часами. Представьте себе: в те времена студентам запрещалось выдавать книги по современному искусству. Все экземпляры были помечены разными наклейками – кружками, квадратами, треугольниками. Кружок обозначал особо опасные труды – их выдавали только тем, кто долго состоял в партии. Профессора могли позариться даже на книгу с квадратиками. А особо изощренным студентам оставалось уламывать сотрудниц библиотеки. И поскольку она работала до двух ночи, уже после двенадцати можно было получить заветную книжку.

Интерес студентов к запретным трудам считался признаком начинающегося психического заболевания. Однажды ночью к интернату, где жили многие приятели-сокурсники Шемякина, подъехала машина скорой помощи, и ребят начали по списку выволакивать из кроватей. Их отправили на принудительное лечение за то, что они слишком много копировали старых мастеров и изучали русские иконы.

И Шемякин тоже не избежал психбольницы – попал в клинику Осипова, спецбольницу закрытого типа, где над пациентами проводили эксперименты. Спасся он только благодаря маме, которая взяла его на поруки. Но психотропных препаратов получил по полной программе. Шемякин утверждает, что «в нашей психушке собрались сливки всего Ленинграда». Лежал он в так называемом беспокойном, буйном отделении. Попадались очень агрессивные субъекты. Один бывший боцман по прозвищу Крыса как-то стал рассказывать Шемякину про его прошлые жизни, так при этом распалился, что в итоге сломал ему челюсть одним ударом. Но были и другие персонажи. Привезли как-то обычного деревенского мужика, больного шизофренией. И вот Шемякин на прогулке его спрашивает: какая разница между Леонардо и Питером Брейгелем? Мужик тут же отвечает: разница простая, Леонардо был великим, а Брейгель – гениальным. С этой оценкой Шемякин до сих пор согласен.

ххх

Выйдя из психушки, Шемякин сдал экзамен в среднюю художественную школу на Таврической. И в первый же учебный день его вызвали в кабинет директора. А там – два сотрудника КГБ, которые его пасли в школе при Академии Репина. Говорят: «Мы же вас предупредили, что учиться рисованию и лепке вы не будете». И тут же вычеркнули его из списка учащихся. Тогда Шемякин решил поступать в Ленинградскую духовную семинарию. Вместе с другом, тоже художником, поступил, а на чуть ли не через день их вызвал митрополит: оказывается, к нему приехали сотрудники райкома партии и сказали, что если эти двое будут у вас учиться, ожидайте неприятностей.

Несколько лет Шемякин работал почтальоном, потом устроился такелажником в Эрмитаж. Он понимал, что образование необходимо, а получить его можно только у старых мастеров, изучая их технику и копируя их картины. В то время это стоило очень дорого – три рубля в час, а зарплата такелажника – двадцать восемь рублей пятьдесят копеек. Но сотрудникам Эрмитажа разрешалось копировать картины бесплатно. Вся бригада в основном состояла из художников и поэтов. Шемякин грузил скульптуры, убирал снег, колол лед. А после работы, вымыв руки, брал холст и копировал старых голландцев, Пуссена и Делакруа. И так – в течение пяти лет!

ххх

Жил Шемякин в огромной коммуналке. Как там у Высоцкого – на тридцать восемь комнаток всего одна уборная. С друзьями устраивал первые отечественные хепенинги, наряжался во фрак и цилиндр. При этом с потолка часто свисала баранья туша, которую покрывали специальным лаком. А купить ее было не просто: по полгода копили деньги, а потом покупали барана. Но соседи обычно не возмущались, поскольку среди них преобладали хронические алкоголики и шоферы-дальнобойщики. Правда, на товарищеский суд, столь популярный тогда, Шемякина с товарищами вызывали не раз.

ххх

В советские годы, как вы помните, рабочий класс, будучи гегемоном, пользовался всеобщим почетом и уважением. И когда в 1964 году в Эрмитаже готовилась выставка, посвященная двухсотлетию, руководство музея пожелало, чтобы на ней появились работы такелажника Шемякина. Увы: когда работы внимательно рассмотрели, случился грандиозный скандал. Союз художников объявил выставку идеологической диверсией, директора Эрмитажа сняли. Шемякину стали предлагать выставляться в клубах, институтах, но каждый раз приходили люди в штатском и все заворачивали.

Некоторые работы Шемякина отправлялись на Запад в качестве подарков. И однажды их увидела крупная французская галерейщица Дина Верни. Она так заинтересовалась, что приехала в Ленинград, увезла через дипломатов много картин Шемякина и в 1971 году устроила его персональную выставку в Париже. Успех был грандиозным. Шемякин тогда отдыхал в Сухуми. Его тут же арестовали, заставили сесть на самолет и прилететь на переговоры в Большой Дом. И генерал госбезопасности предложил художнику богатый выбор: психушка, Сибирь или мгновенная и бесшумная эмиграция. Шемякин выбрал последнее – и не прогадал. Кстати, генерал оказался знатоком живописи и коллекционером работ Шемякина. Он попросил художника подарить несколько гравюр и оформленную им книжку «Испанская классическая эпиграмма». А на прощание сказал: «Мы с дочкой – ваши поклонники, и хотим, чтобы вы как художник выжили и развивались на Западе». Такой вот попался генерал, почти с ангельскими крылышками над погонами.

ххх

Адаптировался Шемякин на Западе довольно трудно. Конечно, сначала его приезд стал сенсацией, о нем писали в газетах, говорили по телевизору. Но Дина Верни предложила очень суровый контракт – отбросить все метафизические поиски и работать на ее условиях, выполняя коммерческие заказы. В ее галерее прекрасно продавались натюрморты, и Дина требовала их от Шемякина. Обещала золотые горы, даже небольшой замок подарила. Но он не захотел оставаться в золотой клетке – и ушел в свободное плавание. Разумеется, у Шемякина с Верни был роман, но он оказался непродолжительным. Поссорившись с ней, художник буквально оказался на улице – с шестилетней дочкой, собакой и котом. По счастью, он случайно встретился с давней питерской знакомой Сюзан Масси, писательницей, женой знаменитого историка. Она помогла найти жилье – заброшенный биллиардный клуб, без отопления, кухни и туалета. Было тяжело и голодно, но Шемякин на судьбу не жаловался. А потом его заметил молодой галерейщик Жан Клод Габер, художник стал работать у него по контракту и снял первую более-менее нормальную квартиру.

ххх

Отец Шемякина так и не узнал, что сына выгоняют из страны: ему сказали, что тот поехал продолжать образование. Шемякин до сих пор помнит их последнюю встречу: отец ни о чем не догадывается, а сын знает, что больше никогда он его не увидит. Вот отец садится в машину, лихо запахивая длинную кавалерийскую шинель – и все. Больше они не встречались. Когда в 1976 году отец скончался в результате несчастного случая, на похороны Шемякина не пустили. А мама все понимала и очень переживала. Но в 1977 году ей удалось покинуть СССР, она уехала во Францию и основала в Париже кукольный театр «Матрешка».

ххх

Отношения Шемякина с Высоцким – это, конечно, песня. Помните, у Владимира Семеновича: «А друг мой, гений всех времен, бродяга и повеса. Когда бывал в сознаньи он, седлал хромого беса…» Познакомились они в семидесятых годах во Франции, благодаря Михаилу Барышникову. Вот тогда на вечере у сестры Марины Влади, Татьяны Шемякин впервые услышал песни Высоцкого. И с первого же вечера понял: это его человек. А вот отношения с Влади не сложились, она даже ревновала Высоцкого к своему другу. Ее выводило из себя, что из аэропорта Высоцкий ехал к Шемякину, а не в ее дом на Мэзон де Лафит. Шемякин купил специальную аппаратуру, нанял оператора, и шесть лет они с Высоцким трудились над записью пластинок. При этом Влади часто врывалась в студию и увозила Высоцкого: хватит распевать, поехали домой!

Шемякину повезло: он знал абсолютно другого Высоцкого, не тот образ рубахи-парня, горлопана с гитарой под мышкой. Ранимого человека, который обожал тишину и очень боялся больших пространств. Оставаясь у Шемякина, всегда отгораживал часть комнаты столиками и стульями и в этом закутке работал.

В последние годы Высоцкий довольно плохо видел, и Шемякин часто заставал его лежащим на диване в очках, обложившимся книгами по искусству. Высоцкий очень интересовался живописью, собирал автографы – у Шемякина даже остался принадлежавший ему автограф Ганнибала.

ххх

Формально Шемякин сейчас живет в Америке, а на самом деле – в самолете, где и отсыпается.

Десять лет он обитал в Нью-Йорке, в Сохо. А потом это оказалось не по карману, поскольку район стал очень дорогим. И Шемякин уехал на север, к Канаде – пять часов езды на машине от границы, около двух с половиной часов от Нью-Йорка. Катскилльские горы, очень красивое место. Городок Клаверак триста с лишним лет назад основали голландцы. У Шемякина там много домиков, где подолгу живут его знакомые, друзья, а также многочисленные и очень любимые собаки и кошки.

ххх

С Сарой, верной спутницей Шемякина, его когда-то познакомил Высоцкий. Его уже не стало, а Сара работала переводчиком в американском фильме о Высоцком. Ей сообщили, что близкий друг актера живет в Нью-Йорке, она приехала взять интервью – и осталась надолго. По-русски говорит очень неплохо. И обладает решительным характером. Когда Шемякин решил поехать в Афганистан, она не колебалась ни минуты – и отправилась с ним. В итоге вместе переходили границу, побывали в лагере Хекматияра, самого известного тогда афганского фундаменталиста. Походили под пулями – и остались живы.

ххх

Спрашиваю напоследок: скажите, только честно, вам надо, чтобы ваше искусство понимали самые обыкновенные, простые люди? Еще как, я этим горжусь! – отвечает Шемякин. Помню, однажды ехал по ночному Парижу и завернул в автомастерскую. И там на стене, рядом с картинками из «Плейбоя», вижу свою старую композицию «Метафизическая голова».

У меня дома этой афиши не было, и я решил, что за пару франков пополню коллекцию. Но не тут-то было! Я предложил рабочим очень приличные деньги, а они отказались. Предложил еще больше – снова отказ. «Мы не можем ее продать, месье, она висит здесь уже пять лет и всем так нравится». Вот это было очень приятно.