БУДЕМ НАДЕЯТЬСЯ

Ромэн Яров

“Мастер и Маргарита” в Хьюстоне

Сначала – эпизод по контрасту. Мы c женой встречали 1990 год в одном из русских ресторанов Лос-Анджелеса. Устроители торжества подготовили концертную программу, гвоздём которой должно было стать выступление Евгения Леонова. Артисты из России тогда только-только начали приезжать сами по себе, без сопровождения “искусствоведов в штатском”. Имя знаменитости должно было привлечь многих. И привлекло: зал был полон. Артист вышел на сцену, долго раскланивался под аплодисменты, наконец заговорил. Не помню точно, что он объявил: то ли отрывок из недавно поставленной его театром пьесы, то ли рассказ из своего концертного репертуара. Не помню, естественно, и буквального текста, но очень хорошо помню тематику, звучало это, примерно , так: “Мы с Петькой выпили бутылку – мало. А денег нет. Тут Васька подходит. Мы к нему: “Васька, сбегаешь?..” Ну и так далее в том же духе. Через минуту в зале начались разговоры, через две – уровень шума резко усилился, а через три – артиста уже вообще никто не слушал. Евгений Леонов, царство ему небесное, настроение аудитории, как профессионал самого высокого класса, немедленно уловил, выступление своё скомкал и ушёл со сцены.

Я вспомнил эту историю, повторяю, по контрасту со спектаклем “Мастер и Маргарита” в постановке Романа Виктюка. Его театральная труппа привезла к нам в Хьюстон спектакль, который длился два часа – и два часа в огромном зале, где зрителей было под восемьсот человек, не раздалось ни звука. Даже обычных кашляний, сморканий, шуршаний конфетными обёртками не было. Имена актёров в программке не перечислялись (упущение!), но люди ловили каждое доносящееся со сцены слово, каждый шум, каждый шорох. Зрительское неотрывное внимание – это ли не показатель огромного интереса, с которым встречена была постановка?! (Хотя и обычными аплодисментами артисты обделены не были: после окончания представления зрители хлопали долго-долго).

И это тем более удивительно, что на сцене говорили о вещах, далеко не каждому из сидящих в зале знакомых. Потому что спектакль этот поставлен не по пьесе со строгим сюжетом и развитием характеров, а является сценической интерпретацией романа. А из тысячи человек чисто статистически какая-то часть знает роман досконально, в мельчайших деталях, какая-то часть не знает вовсе. Остальные же – большинство! – между. И вот этому большинству воспринимать происходящее на сцене было не просто. Прежде всего, идея романа многоплановая (в нём – два основных плана: Иудея времён Понтия Пилата и булгаковская Москва тридцатых годов, а также множество скрытых планов, выражающихся в разнообразных сюжетных ответвлениях). Чтобы понять происходящее, нужно было знать роман – и не только в общих чертах. Но такова была сила и мощь постановки, что она захватила без исключения всех.

Cтаниславский говорил: “Режиссёр должен умереть в актёре”. В постановке Романа Виктюка “Мастер и Маргарита” актёр умирает в режиссёре. Это спектакль, в котором работа режиссёра ощущается столь же наглядно и очевидно, как работа хореографа в балете, дирижёра – в звучании симфонического оркестра. И точно так же, как при исполнении оркестром симфонии не должна выделяться работа того или иного инструмента, а важна целостность – то есть, именно то, что определяется дирижёром, так и в постановке, которую мы увидели в Хьюстоне 5 марта, нельзя выделить работу ни одного из актёров. И хотя все они – прекрасные профессионалы, это чувствуется, однако их игра – лишь часть общего режиссёрского замысла; в который входят также другие части – звук, свет, декорации, проигрывание старых записей – песен и речей тридцатых годов, и т.д. Актёрская игра являлась одним из элементов спектакля – важным, но равнозначным всему остальному.

На этом следует, быть может, остановиться подробнее. Актёров трудно выделить ещё и потому, что характеры, ими играемые, не находятся в развитии. Они – заданы. И это – не недостаток актёров или режиссёра. Это – органическая часть происходящего на сцене. Так в романе. Таков его замысел.

Как великолепен Шариков в кинофильме “Собачье сердце”! Какая динамика характера! Сначала – побитая, ошпаренная собака, затем – жалкий человечек, наглее, наглее… Необъятное поле для актёрской игры!

Но совсем другой замысел “Мастера и Маргариты”. Обыкновенный – вот как он есть! – человек встречается с нечистой силой. Причём, не гоголевской – с одинокой Панночкой – а со всеобъемлющей, подминающей под себя полностью. Что остаётся делать обычному человеку? Сходить с ума, умирать – не понимая, что происходит; ,не меняясь; , таким, как есть, искать спасения в любви. Это и выпадает на долю актёров в данном спектакле. Развитие же, динамика романа – и спектакля – в усилении бесовщины. Одной только актёрской игры для обозначения этого недостаточно; творческую задачу решает режиссура, с привлечением самых разнообразных средств.

Вероятно, режиссёрская традиция, которую использует Роман Виктюк, идёт от Мейерхольда (чтобы говорить об этом наверняка с уверенностью, и даже углубиться в тему нужно иметь театроведческое образование, которого у меня нет). С практикой Мейерхольда, равно как и с ним самим, было в своё время покончено так основательно, что выносить суждение о его методе очень трудно. К счастью, все же можно, благодаря описанию, которое для истории театра вовсе не предназначалось.

Помните “Двенадцать стульев”? Два молодых зубоскала обсуждали постановку “Женитьбы” в театре Колумба ( под которым подразумевался театр Мейерхольда). И вот – знакомые черты. Там – хождение по проволоке; здесь – декорации в виде металлических ограждений, через которые перепрыгивают атлетически сложенные молодые актёры.

Случайное совпадение: дата спектакля пала на 5 марта 2003. В этот день 50 лет назад умер Сталин. Вся русская печать полна была статей на сталинскую тему, люди старого поколения, как сам товарищ Сталин однажды выразился, вспоминали о нём. И вот, пожалуйста – спектакль, где сталинская тема является одной из главных. Если не самой главной. Потому что вся чертовщина булгаковского романа, вся нечисть получила точное обозначение: сталинская. Даже в потаённой рукописи Булгаков не мог назвать имён вождей, употреблял традиционные названия демонов: Абаддона (демон смерти и разрушения), Азазелло (павший ангел) – и так далее. Виктюк ставит точку над i. Бал у Князя тьмы – Воланда – описан в булгаковском романе как традиционная Вальпургиева ночь с чертями и ведьмами. В постановке Виктюка гости нечистой силы, да и сама нечистая сила, носят маски Ленина и Сталина. Музыка сопровождения – песня тридцатых годов “Если завтра война”. Текст сопровождения – выступления кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР тридцатых годов, а в конце – и самого Сталина.

Здесь режиссёр ступает по очень узкой пограничной полосе, отделяющей творческое прочтение романа – для сценической интерпретации, от политического памфлета – бессмысленного, поскольку объект давно мёртв. Вкус и такт позволяют ему избежать перехода одного в другое, но ещё раз подчёркиваю, пограничная полоса очень узка.

Рискну предложить ещё один ход. Нечистая сила одолела, в конце концов, и самого Булгакова. Затравленный и несчастный (пьесы его были сняты с репертуара, из прозы он писал, зная, что в стол, только “Мастера и Маргариту”) он написал пьесу “Батум” – о молодом Сталине. Пьеса была принята Художественным театром восторженно, готовилась к постановке. Убрать её из репертуара распорядился сам Сталин. За прошедшие полвека со дня его смерти в чём только не упрекали этого человека! Но никто и никогда не упрекнул его в глупости (или, верней сказать – отсутствии точного политического инстинкта). Сталин, очевидно, понял, что пьеса о нём, написанная автором “Собачьего сердца” и “Дней Турбиных”, будет звучать не столько гимном его революционной молодости, сколько вестью о литературной смерти большого писателя. Так вот, может быть, было бы интересно в сценический вариант “Мастера и Маргариты” вставить отрывки из пьесы Булгакова о молодом Сталине. При, разумеется, соответствующей режиссёрской интерпретации. Так, чтобы сомнений не оставалось: это – не лесть Булгакова, это – его гибель.

Итак, замечательный спектакль, праздник на нашей хьюстонской улице. Или – техасской? Говорят, из Далласа приезжали люди, из Остина. Спасибо всем участникам спектакля. Думаю, что они остались довольны тем, как их приняли. Ну и аншлаг, разумеется! Спасибо также тем, кто организовал приезд этой театральной труппы в наш город. Хьюстон не избалован посещением гастролёров из России. Хотя странно: четвёртый по населению город Соединённых Штатов, гигантский промышленный и культурный центр, центр здравоохранения… А вот – не приезжают.

А ведь в Хьюстоне работает один из лучших драматических театров Америки – Alley Theatre, куда один из лучших драматургов страны (если не лучший) Эдвард Олби отдаёт для первой постановки свои новые пьесы. Но ведь абсолютный английский нужен, прежде всего – раз! А, кроме того, для того, чтобы понимать сложную психологическую (часто – психопатологическую) ткань современной американской драматургии, нужно быть воспитанным в её традициях. Для многих из нас, к сожалению, это все уже поздно, практически невозможно. Значит, остаётся ждать новых гастролей русских артистов, с постановками не хуже “Мастера и Маргариты”. Будем надеяться.