«РАЗБУДИТЬ ТИГРА », ИЛИ ЧТО С НАМИ ДЕЛАЮТ ПСИХИЧЕСКИЕ ТРАВМЫ?

Мария Йоффе, ведущая блога https://createmeifucan.livejournal.com Рисунки Ольги Богуславской

Если в каждом из нас живет тигр, который определяет, насколько мы внутренне «живы», то от чего он зависит? Почему у кого-то зверь большой, шелковистый и игривый, а у кого-то видна только его тень? Куда уходит «хочу» – тот самый животный источник жизни? Определяется ли он с рождения или же приобретается-теряется по обстоятельствам в жизни?

Вот предположим, ученые правы, и наша внутренняя мотивация, желание жить, пробовать, наслаждаться и стремиться к «больше и лучше» определяется уровнем нейромедиатора дофамина в организме. Откуда берется этот дофамин? Куда уходит? Что это вообще такое?

Если погуглить в интернете, то получим примерно такое цветистое определение: «Дофамин – это страсть. Дофамин – это сексуальное желание. Дофамин – это адюльтер. Это мотивация, зависимость и внимание в одном флаконе». Если перечитать список, то получится, что дофамин – основа грешной природы человека. Буквально: хочешь попасть в рай – контролируй свой дофамин. Но если эту самую «грешную основу» убрать, то от жизни остается, в общем, немного, т.к. теряется стремление желать, мечтать и получать удовольствие. Не уверена, что с точки зрения эволюции такая безгрешная жизнь без «тигра» имеет смысл.

А ПОЧЕМУ ЭТОТ ТИГР ВООБЩЕ МОГ ЗАСНУТЬ?

Интересно, что когда задаешься каким-то вопросом, вдруг отовсюду начинают сыпаться ответы. Если честно, я не большой любитель психотерапии и раскапывания прошлого, но тут пришлось приоткрыть дамбу бессознательного.

Если у вас в жизни были психические травмы или вы живете с человеком, у которого была травма, то рекомендую вот эту книгу: «Пробуждение тигра – исцеление травмы» («Waking the tiger: Healing trauma» by Peter A. Levine & Ann Frederick). Расскажу, как я на эту книгу вышла. Все началось с того, что я слушала подкаст с психиатром, который занимается зависимостями. И он сказал примерно такую вещь: в среднем после традиционного лечения зависимостей в нормальное русло выплывает только половина людей. Другая половина скатывается обратно. Если поближе посмотреть на эту скатывающуюся половину, то выясняется, что у большинства было диагностировано расстройство внимания в детстве. А если посмотреть еще ближе, выясняется, что часто расстройству предшествовала какая-то психическая травма.

Слушала я и думала: ага, логично, у людей с зависимостями, как правило, нарушенo функционирование системы дофамина. Этим же нарушением объясняют примерно половину случаев расстройства внимания. Значит, дело в дофамине. Тогда при чем здесь травма? Чтобы понять, «при чем», меня и отправили в подкасте читать книжку «Пробуждение тигра»…

Как ни странно, книжка, написанная 20 лет назад, опять привела меня к понятию эволюции (что удивительно, т.к. принцип эволюции в терапии 20 лет назад моден не был).

Когда-то я писала о том, что в животном мире выделяется два вида реакции на стресс: реакция на стресс как на вызов и реакция на стресс как на смертельную угрозу. Скажем, животное встретило большого медведя:

• Если животное понимает, что все в его лапах, то оно мобилизует все ресурсы, «потеет подмышки» и готовится драться (а если медведь оказался слишком большой и не по зубам, то давать деру). Такой стресс воспринимается как вызов и может быть даже полезен для организма время от времени.

• Если же животное уже попало в лапы хищника и понимает, что рыпаться смысла нет, то у него начинается оцепенение. Животное готовится встретить смерть: лапы холодеют и сознание отъезжает. И в такой реакции есть смысл: если тебя будут есть заживо, то лучше уже этого не чувствовать. Происходит диссоциация с телом, чтобы «отделиться» от боли.

И вот мы – xомо сапиенсы – эти две реакции пронесли через миллионы лет эволюции. Иногда путаем, конечно, настоящего врага с вымышленным, но именно это и делает нас людьми. Например, потеем, когда надо выступить перед начальством, или роняем трубку, когда получаем звонок от кредиторов (стресс как вызов). А если событие выходит за рамки допущенного, то цепенеем, перестаем дышать и диссоциируемся с телом (стресс как угроза жизни). А бывают случаи, когда потрясение настолько велико, что внутреннее оцепенение и диссоциация остаются с человеком на долгие годы жизни после события. Именно в этом случае ставится диагноз «психической травмы» (или научными словами – «пост¬травматического синдрома»). Человек вроде как продолжает жить внешне и с виду даже неплохо функционирует, а внутри… внутри пустота. Удовольствия нет, любви нет, внутренний двигатель заморозился. Чтобы не чувствовать боли, организм выбирает стратегию отстранения от мира.

Войны. Насилие. Издевательства в детстве и юношестве. Армия. Пожары. Смерть близких…. Событий, которые могут «выкосить» человека, не перечислишь. Жизнь продолжается. Травма остается. Стратегия «отъехать» от реальности, когда больно – вполне рабочая и позволяет хоть как-то двигаться дальше по жизни. Хорошо, что она есть. Только за нее приходится платить. Именно поэтому дети, у которых в детстве была травма, часто страдают расстройством внимания. Если реальность приносит боль, зачем в ней быть? Зачем отдавать свое полное внимание окружающему миру, если он так враждебен? Зачем «присутствовать»? Ребенок мысленно отсутствует дома и на уроках – в итоге у него диагностируют расстройство внимания. Только в этом случае причины нарушения внимания – это вовсе не гормоны и не генетический расклад. Это стратегия. Действенная стратегия, чтобы выжить. И одними лекарствами ее не вылечишь.

А за детством идет юношество. За юношеством идет взрослая жизнь. Стратегия «внутреннего отстранения» проносится через годы…

А если ты в мире «отсутствуешь», то где взять мотивацию и желание жить? Как получить удовольствие, если внутри все заморожено и тела больше не чувствуешь? Как расслабиться и окунуться в чувства? Как вновь увидеть краски окружающего мира? В глазах травмы – пустота, депрессия, «китайская стена» внутри и снаружи… И вот тут человеку может попасться алкоголь, наркотики и другие способы самолечения. Наконец-то появляется возможность расслабиться, возможность поднять «занавес», возможность по-настоящему почувствовать. И в этом случает зависимость – не что иное как самолечение бывших травм, способ оживить внутреннего «тигра».

Можешь делать детоксикацию в наркодиспансере сколько хочешь. Если внутри травма, то потребность заполнить пустоту никуда не уйдет…. Возможно, поэтому половина больных реабилитационных центров скатывается обратно. Нужно копать глубже. Работать с воспоминаниями и телом.

В книге приводится много примеров о различных последствиях психических травм. Многие знают, что солдаты после войны сталкиваются с проблемой секса – не могут заниматься любовью и теряют себя в мире. Почему так? Вот одно из объяснений: когда желание секса возникает, и симпатическая система активизируется (кровь приливает, дыхание учащается), травмированный организм путает сигналы тела и воспринимает такую естественную «мобилизацию» организма за очередную угрозу жизни. Напрягся – значит, опасность. Как тогда, когда стреляли, когда пахло дымом и гибли люди. А там, где есть угроза жизни, секса быть не может. Все падает. Все отмирает. Вот так память тела путает «сексуальную мобилизацию» с «военной мобилизацией», а мозг остается в полной растерянности.

В книге также приводятся примеры людей, которые после психических травм страдают хронической тревожностью. А все потому, что цепочка между телом и мозгом работает в обе стороны. Помните, я писала, что у людей с повышенной тревожностью наблюдается нарушение обработки эмоциональной информации (тенденция все видеть в черном свете) и страх перед неизвестностью (жизнь под девизом «чем больше я беспокоюсь, тем лучше контролирую ситуацию»)? В случае с травмой, все это может объясниться тем, что после потрясения тело так и остается в напряжении. Разрядки не происходит. А когда тело в напряжении, то мозг воспринимает эту мобилизацию, как сигнал тревоги, и на автомате начинает сканировать окружение на возможную опасность. Плечи подняты, мышцы подергиваются, тело натянуто как струна – «миру доверять нельзя». Отсюда и интерпретация окружения через черные стекла. Отсюда и страх перед неизвестностью. Отсюда бесконечное просчитывание путей отступления и эвакуации. Любая неопределенность воспринимается как угроза жизни. Необходимо сохранять зону комфорта.

Вообще, идея обратной связи между уровнем напряжения тела и мозгом достаточно интересная – то есть память тела диктует условия работы префронтальной коре. Из-за того, что тело находится в постоянном напряжении от пережитой травмы, мозг автоматически сканирует опасность, и переключить его становится невероятно сложно. Тем временем большинство психологов ведет работу, в первую очередь, с мозгом: изменил мысль – изменил реакцию тела. А тут получается наоборот.

Психотерапевты знают, что посттравматический синдром очень сложно поддается лечению. В случае с травмой идти от мозга к телу очень сложно. В этой книге предлагается работать наоборот: начинать с тела, чтобы помочь ему сбросить оставленное травмой напряжение и затем уже перезаписывать воспоминания в памяти. Это достаточно тонкий процесс, и я не могу (и не хочу) его здесь описывать, так как ситуации бывают разные и в одной статье всего не охватишь. Но если интересно, можете заглянуть в книгу.

Я когда-то писала о том, что память – это вовсе не четкий отпечаток прошлого. Каждый раз, когда мы что-то вспоминаем, мы записываем воспоминание заново, добавляем туда детали из настоящего окружения. В последнее время популярность получают подходы к лечению посттравматического синдрома через наркотические средства, типа аяуаски или экстази. Смысл в том, чтобы помочь человеку перезаписать травмирующее воспоминание на фоне нового ощущения тела. Мне кажется, что это интересный подход, но я бы с ним не шутила. Нужно хорошо понимать, как работает память и травмы, чтобы этим подходом пользоваться. На самолечение в этом случае я бы точно не рассчитывала. Нужен специалист. Настоящий специалист.

И вот если вернуться к дофамину как основе мотивации в жизни, то каким образом травма на него влияет? Нейромедиаторы – это такая вещь, которую нужно иметь в организме в правильном количестве. В случае с дофамином, если его слишком мало в организме – получаем летаргию и апатию. Если слишком много – получаем раздражение, напряжение и паранойю. То есть нужна какая-то золотая середина. Мало – плохо, но много – тоже плохо. Данные показывают, что у пациентов с посттравматическим синдромом дофамин повышенный, отсюда постоянное внутреннее напряжение и постоянное сканирование окружения на опасность.

Травмы и нейро-основы мозга – это все еще новая территория для науки. Ученые только начинают понимать, каким образом взаимодействует функционирование разных областей мозга. Достаточно часто психиатрам приходится действовать вслепую наощупь, но будем надеяться, что со временем они разберутся. Главное – следить за новостями в научных исследованиях. Данные устаревают быстро.

А пока… как узнать, что человек справился с травмой? Специалисты называют следующие признаки: креативность, желание шутить и играть (playfulness в жизни, дружбе, работе, постели) и наконец… не бояться рисковать. Одним словом, «разбудить тигра» и жить.

https://createmeifucan.livejournal.com