Алиса, щурясь на солнце, медленно брела по улице. Ну и как теперь идти домой? Что скажет мама?
Все дело в том, что Алиса посеяла свою новенькую сумку. Всего-то сумку, скажите вы? Ну да, опять посеяла сумку. Уже четвертую за этот месяц. Со всеми учебниками, с конспектами, со всем тем, без чего просто нельзя существовать восемнадцатилетней студентке.
И, хоть убей, Алиса не помнила, где ее оставила. В аудитории нет, в коридоре нет и на скамейке в парке нет.
И как теперь домой идти?
А вот непонятно как. В общем-то, Алисе было совершенно понятно, что именно скажет мама, но представлять это студентка не хотела.
Да и домой Алиса вовсе не торопилась. Потому что, ну сами понимаете, какое настроение может быть у девушки, которая где-то оставила самую лучшую свою сумочку. Да, с блестящей пряжкой на боку, всю такую…
Нет лучшего лекарства, чем просто пошататься по улицам, особенно когда сумочки нет и день потерян. Алиса свернула в первый попавшийся переулок. А потом еще, и еще. Кажется, она потеряла дорогу, но это было вовсе не важно.
В окнах покосившихся домов отражалось вечернее солнце, на улице не было ни души, и только звук Алисиных каблучков гулко разносился по кварталу.
Вывеску она заметила не сразу. «Бюро потерь» – три ступеньки вниз в доме номер 6, кажется, да и само название переулка начисто выветрилось из Алисиной памяти. Конечно, никаких особых шансов найти сумку тут нет, но вдруг, вдруг… И Алиса уверенно толкнула старинную, скрипучую деревянную дверь.
– Ну, проходите, барышня, чего желаете, – заторопился смешной дед в бархатном зеленом жилете. У меня – самые лучшие потери. Лучше не найдете, первый сорт.
– Вы случайно сумку мою не видели? Черную, лаковую, с карманами и такой пряжечкой?
– Сумки? Нет, это вы не по адресу. Но может быть, вам подойдет что-то еще? У меня есть время, – старичок уверенно разложил перед Алисой календарные листы, – совершенно невостребованное время, может быть, ваше? А вот тут особые потери – потерянная любовь, потерянное терпение, потерянный рассудок…
– Мой рассудок вроде бы в порядке. Да и время у меня есть, – рассеянно улыбнулась Алиса деду, – сумку только где-то посеяла, но это, в общем, не важно, хотя мама и думает, что…
– Может быть, у вас потерян контакт? – понимающе пробормотал старик, – приходила тут одна, все искала контакт с дочкой, жаль ее, хорошо, я как раз нашел.
– Да нет, просто расстраивать не хочу, а так, вроде и ничего отношения, – задумалась Алиса, а сумка, ну что сумка, бывает. – А много таких за потерями приходит?
– Кто-то приходит, но чаще – не замечает народ ни меня, ни лавки, а может, и сами потери не особенно видит. Вот недавно веру подобрал. Иду по улице, а под ногами беспризорная потерянная вера валяется. Едва не затоптали бедняжку. Вам случайно вера не нужна? Хорошая, белая, ее только отмыть немного. Или вот мечту третьего дня обнаружил. Ну, не совсем голубую и вовсе бескрылую пока, но она совсем маленькая, мечта-то, кто-то потерял и вовсе не заметил.
– Да у меня вроде как есть мечта. Вот только сумки нету…
– Да вы не грустите так о сумке, барышня, – голос старика растекся медом, – говорите, часто сумки теряете? Четвертую за месяц? Вам ангел-хранитель нужен, за вещами следить.
– Да нет, – беспомощно пожала плечами Алиса, – нету у меня ангела, наверно.
– У каждого ангел есть. Просто вы своего, наверно, потеряли. Давайте пороемся вместе тут… вот этого, рыжего, видите?
Алиса видела. Такой смешной веснушчатый ангел – с рыжими пушистыми перьями, с янтарным взглядом глаз в таких светлых ресницах, что и не различишь.
– Не ваш был бы, не заметили бы, – уверенно отметил дед, – просто так люди их не видят… Вы ангела-то на цепочку посадите, чтоб больше не терять, – хозяин вытащил из кармана золотую металлическую цепочку с ошейником, аккуратно застегнул ошейник на ангельском горле, а конец поводка дал Алисе, – теперь точно не потеряете. За ангелами своими надо следить. Ну, вот и ваш счет за хранение… с вас…
Вытащив из кармана горстку мелочи, Алиса толкнула дверь наружу и выбралась на свежий воздух.
Ангел медленно брел сзади. Нет, не порхал, а именно брел.
– Ну уж тебя-то я не потеряю, – обернулась к нему Алиса. Ангел молчал.
Вместе они шли по бульварам, пролистывая город, как книгу, и чем прочнее Алиса держала цепочку в руках, тем бледнее становился ангел.
Вдруг он засвистел совсем по-птичьи, дернул цепочку. Странно. На совершенно пустой скамейке Алиса увидела сумку. Свою потерянную сумку.
– И впрямь, хранитель, – потрепала ангела по пушистым крыльям Алиса.
Ангел зарозовел.
– А что вам еще делать, кроме как хозяйское добро хранить, – задумалась Алиса.
Ангел сипло заклекотал на своем, непонятном ангельском языке.
– Ах да, вы, кажется, поете.
Ангел начал стрекотать, тоненько и пронзительно, однако песни не выходило. Похоже, существу мешал ошейник.
Алиса погладила ангела. Ангел нерешительно взъерошил перья.
– Поете, значит. И летаете. Но с цепочкой не особенно попорхаешь, теперь тебе не удастся потеряться.
Ангел грустно опустил глаза.
– Жалко его, бедолагу. Он же летучий. И певчий. А я… ну, подумаешь, еще одну сумку потеряю.
Алиса протянула руку ангельскому горлу и ловко расстегнула ошейник.
Ангел рассмеялся, поднялся в воздух и запел.
– Ну да, у всех хранители, а у меня… у меня певчий ангел, – Алиса поглядела вслед существу, поднимавшемуся все выше в лиловое вечернее небо.
Воздух был прозрачен и свеж, и где-то там, наверху, тоненькими голосами нежно спрягали тишину певчие ангелы.
