Для начала Олег Анофриев рассказал мне историю, которая очень похожа на традиционную актерскую байку, но на самом деле – истинная правда. Однажды, выступая в застойные годы в Кремлевском дворце, он спел «Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы» – и отважно показал рукой, что за дворец имеет в виду. Зал замер в ужасе. После этого долгое время у певца были серьезные проблемы.
Вообразите себе такую вот сцену. Шестидесятые годы, Рублево-Успенское шоссе, элитная уже тогда деревня Жуковка. В подвале продовольственного магазина собрались трое: директор Толик – здоровый двухметровый мужик с золотой челюстью, Мстислав Ростропович и молодой актер театра и кино Олег Анофриев. Что сблизило этих таких разных людей? Разумеется, свежее мясо, которое тогда купить без блата было решительно невозможно. Во время сходки и дележа мяса соблюдалась настоящая конспирация. Во-первых, от бедных покупателей, томившихся в очереди, а во-вторых – от суровой жены Толика, которая работала заведующей мясным отделом и считала, что ее муж отдает самые лакомые куски абсолютно не в те руки. К тому же возле черного хода постоянно крутился осведомитель, но вреда от него не было – Толик его основательно прикормил. А сама процедура происходила так: директор собственноручно разделывал тушу, после чего лучшие куски откладывал себе, чуть похуже – Ростроповичу, еще хуже – Анофриеву. А самые плохие доставались бедному осведомителю. Во время дележа все говорили шепотом, и только Ростропович пританцовывал и почти кричал, обращаясь к Анофриеву: ну кто мы с тобой? Никто! А вот Толик гигант! Без него пропали бы и кино, и музыка, и великая русская литература. (Тогда у Ростроповича жил опальный Солженицын). После завершения операции все трое, втянув головы в плечи, тихо расходились со свертками под мышкой. А с Ростроповичем Анофриев познакомился, поскольку оказался его соседом по даче.
* * *
Как-то приехал Анофриев с товарищами в городок Касимов сниматься в картине «Инкогнито из Петербурга». Городок самый обыкновенный: ни поесть как следует, ни выпить, ни покурить нормальных сигарет. А в это время по Оке вовсю курсируют интуристовские пароходы с не менее интуристовскими роскошными буфетами. И вот кому-то пришла в голову гениальная мысль: отправить исполнителя главной роли Сергея Мигицко, тогда очень популярного, к капитану такого судна – и заодно отовариться в буфете. Мигицко долго уговаривать не пришлось. Миновав охрану, он скрылся в капитанской каюте. Вскоре появился – с запахом дорогого коньяка, но без всяких покупок. Ни икры, ни сигарет! И пароход отчалил. Актеры набросились на Мигицко с упреками, но тот только загадочно улыбался. А через несколько дней тот же пароход опять причалил к берегу. И оказалось, что капитан, по случаю дня рождения любимого актера, пригласил всю съемочную группу на банкет! Элитные напитки текли рекой, голодные актеры ели до отвала.
На следующий день Анофриев подошел к Мигицко с небольшим подарком. Тот смутился: понимаешь, про день рождения пришлось соврать…
* * *
Родился Олег Анофриев в 1930 году. Папа был известным терапевтом, мама – домохозяйка. Детство было абсолютно типичное: гонял с мальчишками мяч, дрался, озорничал, мечтал отправиться на фронт бить фашистов. Игра в войну чуть не обернулась для Олега трагедией: в 1942 году он нашел на улице гранату и стал ее разбирать. В результате – взрыв, который серьезно покалечил руку. Из-за этой травмы потом ему с большим трудом удалось поступить в театральное училище.
С шестого класса Анофриев активно участвовал в школьном драмкружке, потом поступил в Школу-студию МХАТ. Сомнений в выборе профессии не было никаких. По распределению попал в Центральный детский театр, где играл вместе с Олегом Ефремовым, Геннадием Печниковым, Львом Дуровым. Первую, совсем небольшую роль получил в спектакле Ефремова «Мнимый больной».
* * *
Но театральная судьба Анофриева сложилась не очень удачно. Он пошел в театр Маяковского, где начальствовал главный режиссер Охлопков – человек очень властный и самолюбивый. Охлопков искренне не понимал, как это от него можно куда-то еще уйти. Поэтому в актерской среде ходило выражение: «Из Театра Маяковского можно уволиться только вперед ногами». Каждого артиста Охлопков отпускал со страшным скандалом, и эта участь не миновала и Анофриева. Пришлось вызывать милицию – поскольку режиссер категорически отказывался отдать трудовую книжку.
Потом был театр Моссовета. Главный режиссер театра Завадский пригласил тогда уже известного актера на ведущие роли. Но вскоре взял студента Геннадия Бортникова – и Анофриев тут же перекочевал во второй состав. Ему было очень обидно, и он вскоре опять ушел. В театре Моссовета Анофриев работал с легендарной Раневской. И разумеется, ее побаивался – как и все молодые актеры.
Анофриев прекрасно ее помнит: такая бабушка с огромным бюстом, на который она постоянно роняла пепел от папирос. Большая, тучная, в вечно растянутой кофте и в чем-то непонятном на ногах, несуразная, подслеповатая – и при этом все замечающая. И на сцене и в жизни она была абсолютно одинаковой. Анофриев вспоминает, как где-то на гастролях актерам театра устроили обед в обкомовской столовой. Раневская разговорилась с официанткой. Просит: принесите мне стакан молока. Нет молока, товарищ Раневская, – отвечает официантка. Разве вы еще не подоили свою обкомовскую корову? После обеда Анофриев предлагает: позвольте, я заплачу! Раневская тут же реагирует: ты считаешь меня своей кокоткой? Тогда плати!
* * *
Очень долго Анофриев приятельствовал с Евгением Моргуновым. В отличие от своего экранного образа, тот был очень интеллигентным человеком, прекрасно играл на рояле. Последние годы жизни Моргунов был страшно обижен на Никулина, и они даже конфликтовали. Моргунов считал себя обойденным наградами. Ведь Никулин – народный, и Вицин – народный, а он – всего лишь заслуженный…
В хороших отношениях Анофриев был и с Борисом Андреевым. Тот запомнился своим черным юмором. Однажды сидит босой у берега на досках. Анофриев спрашивает: Борис Федорович, простудиться не боитесь? Тот басит в ответ: пора привыкать! Гроб ведь тоже из досок будет… Или вот участвуют они в концерте. Анофриев поет: «А ты знаешь, с собой на Марс каждый запах возьму, каждый звук». Уходит за кулисы – а там его уже поджидает Андреев: песня у тебя какая-то фекальная… Андреев был очень своеобразным, загадочным человеком. В конце жизни подарил свое место на Новодевичьем кладбище Петру Алейникову…
А с Папановым Анофриев были соседями – поскольку жили в доме на улице Алексея Толстого, который построили для очень важных персон. В народе его окрестили «палубой» и «деревяшкой». Поселились там старые большевики, кое-кто из политиков и артистов. Папанову квартира досталась вполне приличная, а Анофриев получил крохотную – 33 метра на первом этаже. Это все, включая три комнаты и шестиметровую кухню. До этого он жил рядом с вокзалом в жутком клоповнике с коридорной системой – и переезжая в элитную «деревяшку», мечтал, что теперь-то заживет, как человек. Не тут-то было! Почему-то именно под его квартиру стекались нечистоты со всего дома, и бедный Анофриев каждый день вызывал сантехников. А Папанову повезло – он поселился на последнем этаже, и его всего лишь регулярно заливало.
* * *
Гастролируя по стране с концертами, Анофриев часто ездил с Майей Кристалинской. Это была мужественная, отважная женщина – ведь с юности она очень тяжело болела, но боролась как могла. Чтобы скрыть многочисленные шрамы на шее, носила платочек. Анофриев, как и многие другие, долго не догадывался о ее болезни, пока она не попросила: Олег, твой папа врач, может, он меня посмотрит? Анофриев привел Майю в гости, отец посмотрел ее. А когда певица ушла, говорит сыну: ты знаешь, что у твоей подруги тяжелейшее заболевание – рак лимфатических узлов? Ей осталось жить совсем недолго… Анофриев очень расстроился и даже накричал на отца.
* * *
А свою будущую жену Анофриев встретил в Алупке, в санатории с романтическим названием «Рабочий уголок». Три веселых приятеля-студента кадрят девочек, пьют вино, веселятся. Потом в Москве Анофриев назначил своей пассии свидание, а та пришла с подружкой. Анофриев ее увидел – и пропал. Начал так активно ухаживать, что даже в день прощания советского народа со Сталиным побежал не в Колонный зал, а к любимой на свидание. А она жила в центре, на Пушечной улице, по которой двигался основной поток скорбящих. Толпа была абсолютно неуправляема, люди кричали, плакали, давили друг друга. Пройти с улицы Горького во дворы мешали заслоны чекистских машин. Но любовь оказалась сильнее всех преград. Анофриев купил хлеба и стал канючить: пустите, товарищи, домой иду, мама больная, хлебушка надо отнести…. И его пропустили, даже не проверив документы.
* * *
И сам Анофриев, и его жена – страшно ревнивые люди. Поводы для ревности, конечно, находились: ведь в свое время Анофриев снимался с первыми красавицами страны – Анастасией Вертинской, к примеру. А во время первого Московского кинофестиваля целый день провел с настоящей западной звездой Лолитой Торрес. Власти решили, что советские актеры должны показать иностранцам достопримечательности Москвы – вот Анофриева и прикрепили к Лолите.
Тогда только что построили Дворец пионеров на Ленинских горах. Анофриев с Лолитой приехали туда, идут по газонам, он увлеченно что-то рассказывает. Вдруг подбегают какие-то женщины: немедленно остановитесь! Сюда нельзя! Анофриев попытался возмутиться: да что вы, девочки, это же сама Лолита Торрес! А тут из Дворца выплывают две дамы – Нина Петровна Хрущева и жена Яноша Кадара. Торрес, наплевав на охрану, рванула к ним, чтобы сфотографироваться, Анофриев – за ней. Стал перед Хрущевой извиняться: понимаете, это же знаменитая артистка… А Нина Петровна в ответ так строго говорит: ну и что, что знаменитая? Все равно по газонам никому ходить нельзя!
* * *
Много раз Анофриев вел «Голубые огоньки» – тогда они еще шли в прямом эфире. Цензура, понятное дело, была жесточайшая. Как-то диктор, зачитывавший поздравление руководителя государства, вместо «коммунисты-ленинцы» произнес «коммунисты-ленивцы». Тут же исправился, но его немедленно уволили. Случались и курьезы. Известный шутник Никита Богословский предложил телезрителям конкурс: кто первым принесет валенки и фикус, получит радиоприемник. Через несколько минут пол-Москвы рвануло в студию с валенками и фикусами. Кричали: нам обещали радиоприемник, ломились в здание, пытались выбить дубовые двери. Передачу удалось довести до конца с большим трудом.
* * *
Характер у Анофриева всегда был, мягко говоря, непростой. Мог ляпнуть правду-матку в глаза любому, невзирая на чины и звания. «Если я знаю, что этот актер – сволочь, он для меня так сволочью и останется, – доходчиво объясняет он. – И я вполне могу ему это сказать в лицо». Может, поэтому звание народного артиста он получил только в семьдесят четыре года. Анофриев честно признается, что не любит подавляющее большинство своих коллег по актерскому цеху. Почему? А потому что занимают не свое место, не по рангу положенное. И всегда был готов это при встрече сказать. Возникали серьезные ссоры, оскорбленные актеры горячились: тоже мне, Станиславский нашелся! На себя лучше посмотри! И переставали общаться и даже здороваться.
Любимая теория Анофриева – что актерская профессия является обыкновенным ремеслом, и не больше. И что замечательно сыграть в кино может каждый, нашелся бы режиссер хороший. Вот, мол, Феллини чуть ли не с площади брал девушек и делал из них кинозвезд. Поэтому, чеканит Анофриев, режиссер – это профессия, а актер – просто ремесло.
* * *
Как говорил Юрий Яковлев: «Актер всегда должен быть чисто выбрит и немножечко пьян». У Анофриева когда-то были серьезные проблемы с алкоголем. Случались и запои – правда, короткие, не больше трех дней. Однажды напился и не пришел на спектакль в театре Маяковского, куда недавно поступил. Просто Анофриеву было очень обидно: обещали ему Хлестакова, а играть приходилось какие-то жуткие второстепенные роли. Тогда Охлопков при всей труппе его гневно отчитывал, но потом простил. Анофриев признается, что из-за алкоголя с ним могло произойти самое худшее. Но любимая жена, врач по профессии, помогла, вытащила. С тех пор проблем с выпивкой больше нет.
* * *
Как Анофриев попал в «Бременские музыканты»? А очень просто. Пришли к нему как-то Ливанов, Энтин и Гладков и предложили спеть Трубадура. Актер почитал сценарий, в нем все забурлило и он заявил: или всех, или никого! И спел всех. Почему же его не оказалось во второй серии знаменитого мультика?
«Началась коммерческая раскрутка темы, а я этого не люблю, – говорит Анофриев. – Но этим занимались очень талантливые люди и они быстро поняли, что это золотая жила. А раз так – значит надо платить. Перед записью второй пластинки я честно сказал, что согласен участвовать только за авторские проценты. И тогда авторы фильма пошли к Магомаеву…» За первую часть «Бременских музыкантов» Анофриев получил ровно 239 рублей. Просто слезы наворачиваются.
* * *
Не так давно у Анофриева вышла очень интересная, честная и яркая книга. Называется «Солдат и балерина». В ней собраны стихи, тексты песен, воспоминания об актерах, с которыми он работал в кино и театре – Раневская, Плятт, Вицин, Весник, Папанов…
Причем солдат – это, разумеется, он, Анофриев. Солдат своей удачи и своей работы. И балерина – тоже он. Поскольку часто любит покапризничать. Иногда позволяет себе такие вещи, за которые потом становится не очень ловко. А закапризничать всегда мог из-за всего. Из-за того, что предложили не ту роль. Или не тот обед приготовили. Или слишком маленький гонорар предложили – не по чину. А после капризов часто буянил – мат-перемат, прости Господи! После этой книги на него многие серьезно обиделись.
* * *
С деньгами у Анофриева до сих пор отношения сложные. То есть, вроде он их любит. А вроде – и не любит. Во всяком случае, ни перед кем прогибаться ради даже очень больших сумм не собирается. С удовольствием рассказывает историю, как одна наша суперприма требовала за корпоративник семьдесят тысяч долларов. А ей давали только шестьдесят. Мол, поймите, в средствах сильно ограничены, сами мы не местные… Но звезда стояла на своем. Менеджер в итоге согласилась, но про себя подумала: ну, я тебе устрою!
И вот что произошло. Прима приехала, за столиками сидели очень богатые люди, она спела свои песни. И во время исполнения села на стол, нога на ногу. Только она закончила петь, по знаку менеджера, прямо у нее на глазах побежала официантка и стала мыльной губкой вытирать стол, а потом постелила новую скатерть…
* * *
Уже давным-давно Анофриев ушел из театра на вольные хлеба. Потому что не любит быть вторым, пятым, восьмым. Только первым! Он завзятый единоличник по натуре, еще с ранней юности. Его часто называют человек-оркестр: и актер, и певец, и режиссер, и поэт, и композитор, и пародист – все в одном лице! А все потому, что с другими ему работать сложно. Постоянно кажется, что актеры все делают не так, как сделал бы он сам. Тогда зачем помощники – лучше работать одному и полностью отвечать за результат.
Анофриев много лет уже не снимается – по его словам, постепенно отвадил всех режиссеров с предложениями. Играть проходные роли он не хочет, поскольку переиграл их достаточно. По его арифметике выходит, что из пятидесяти с лишним картин, в которых он принимал участие, приличными были четыре или пять. А то и меньше.
* * *
Анофриев честно говорит, что с некоторых пор свое существование на Земле воспринимает как премиальные за приличное поведение. В молодости он был уверен, что не доживет до семидесяти – да и есть ли в этом большой смысл? Вот его хороший приятель, актер Николай Крючков однажды признался Олегу: старик, я уже давно смотрю на женщин как на пейзаж… Анофриев до сих пор так не хочет – и не смотрит.
Спрашиваю напоследок: есть ли еще какая-то роль, которую вы бы хотели сыграть?
Конечно, есть, – отвечает Анофриев. – Роль человека, который живет дома. Достойно, спокойно, с уважением и к себе, и к окружающим.
