НЕТАНЦУЮЩАЯ КОРОЛЕВА ТАНЦА СТАВИТ «ЖИЗЕЛЬ» В ХЬЮСТОНЕ

Владимир Михайленко. Фото Андрея Богданова

bБалерина и хореограф Айгуль Гайсина-Гилд принадлежит к легендарному поколению деятелей культуры, гением которых советская власть оправдывала своё право на существование. Это про Айгуль и её товарищей, с которыми она училась в легендарной Мариинке и танцевала на многих сценах мира, – про Нуреева, Барышникова, Годунова, – рассказал Юрий Визбор в 1964 году песенными строками, ставшими неформальным гимном СССР:

Зато мы делаем ракеты
И перекрыли Енисей,
А также в области балета
Мы впереди планеты всей.

Как и всё эти танцовщики, слава и гордость русского и мирового балета, Айгуль окaзалась на Западе в то же самое время, что и её партнёры по сцене. Но пути, определённые ей Господом Богом, были неисповедимо иными…

«…Как я, питерская балерина из Мариинки, оказалась на Западе почти 40 лет назад? Нет, не прыгала я с парoхода, и из самолёта не сбегала, и не хватала за рукав первого попавшегося полицейского на гастролях, требуя свободы и демократии. Но моя история не менее интригующая – виной всему любовь. Дело было так. Я, девятилетняя девочка из Казани, прошла по конкурсу в Ленинградское хореографическое училище и, закончив его, восемнадцатилетней вернулась обратно. Девять питерских лет я провела в школе-интернате при Мариинке; по окончании была обязана вернуться в Татарстан и отработать три года в местном театре оперы и балета – таковы были правила обращения с молодыми специалистами при советской власти.

Через год по возвращении в Казань в газете мне попалось объявление о конкурсном приёме в балетную компанию в Москве. Это был 1967 год. Я решила поехать, хотя надо было бы отработать ещё два года. Но у меня татарская стальная воля к победе: я поехала, несмотря ни на что. Приехала – и оказалась среди трёх-четырёх сотен конкурсантов. Они, как и я, откликнулись на это объявление. Оказалось, что организатор мероприятия – ансамбль Игоря Моисеева, которому властями было поручено создать профессиональную балетную труппу, дабы гастролировать на Западе и добывать для страны твёрдую валюту. Такая маленькая компания была бы гораздо менее затратной и более прибыльной, чем организация гастролей Большого или Кировского балетов. Плюс нам навешивалась роль народной дипломатии при первых пробных приоткрытиях железного занавеса, отделявшего СССР от всего остального мира. Я прошла по конкурсу в эту компанию.

Возникли трудности с Татарстаном, но через союзное министерство культуры их удалось преодолеть. С помощью министра Екатерины Фурцевой и по ходатайству Ирины Тихомировой, художественного руководителя ансамбля Моисеева и супруги Асафа Мессерера, Казанский театр меня отпустил. Компания была поначалу крохотной – семь человек. Нас готовили Асаф и Суламифь Мессереры. В 1969 году мы были готовы гастролировать. И первая наша поездка была в Австралию. Нас назвали «Сорок звёзд русского балета». В Австралии нами занимался наследственный импресарио Майкл Эджли, серьёзный человек, уровня легендарного Соломона Юрока. Его отец в своё время работал с советскими артистами, привозил даже советский цирк и Краснознамённый ансамбль песни и пляски. Перед нашими гастролями, в 1968 году, Эджли прехал в Москву на смотрины вместе со своей сестрой, матерью и помощником Эндрю Гилдом. В зале Чайковского мы сделали для них полную программу, и им понравилось. Они купили нас – пошли в Министерство культуры и подписали контракт. И мы поехали в Австралию. Гастроли были невероятно успешными.

К тому же успешно сложилась моя личная жизнь: я ведь Гайсина только когда работаю для балета, а в миру я миссис Гилд; мы с Эндрю Гилдом влюбились в друг друга. И вот как развивалась наша любовная драма. Я уехала после гастролей в Советский Союз, а он остался. К моменту нашего бракосочетания в Москве в 1972 году он уже много раз навещал меня. Со всем сопутствующим тогдашнему времени антуражем: неотлучным «хвостом» из КГБ, мужчинами в чёрном, общим ощущением чего-то чрезвычайно опасного и недозволенного. Эндрю сделал мне предложение, и я его приняла. Свадьба нашу сыграли в Москве. Перед ней пришлось преодолевать немыслимое сопротивление, жуткую бюрократическую волокиту. То печать не та, то бумаги не так оформлены, то ещё что-нибудь. Эндрю то бегал в своё посольство, то вообще летал обратно в Австралию за недостающими документами – советская власть поиздевалась над нашей любовью всласть. Полгода ждала только визу на выезд. Но преодолели мы всё. И в 1973 я улетела в Австралию. Стала работать с австралийским балетом, но недолго. К 1978 году, когда мне перевалило за тридцать, я закончила танцевальную карьеру. Я сказала мужу: «Я работаю с девяти лет. Теперь просто хочу побыть женой и матерью». Эндрю понял и поддержал меня, хотя первое время никак не мог поверить, что я смогу оставить сцену. А я взяла и оставила балет на целых шесть лет: нарожала детей и с упоением занималась ими…

В 1982 году меня пригласил мельбурнский «Виктория Колледж оф Артс», а через год я перешла на работу в балетную школу «Дэйм Маргарет Скотт», где проработала 10 лет. Потом работала с австралийской балетной компанией как приглашённый педагог и репетитор. Работала в Дании, в Гонконге, в 2011 году перед Техасом я работала на Филиппинах, в Маниле. Ныне это мой третий визит в Хьюстон, ставим «Жизель».

Года два тому назад в Хьюстоне мы репетировали «Баядерку». И Стэнтон Уэлш, директор балетной компании в Хьюстоне, сделал мне предложение, от которого не было сил отказаться – поставить «Жизель». Этот спектакль – жемчужина мирового балетного искусства, самый романтический спектакль из всех романтических балетов. Он идёт уже 170 лет, премьера была в 1841 году. Ныне он обычно ставится в редакции Петипа, но каждый постановщик вносит в него свою индивидуальность, своё прочтение, в некотором роде ставит свою авторскую роспись. Сама сюжетная линиия и хореография неизменны, но постановщики и танцоры могут пересматривать характеры.

Для меня в балете важно всё. Когда спрашивают: где место техники и где место драмы, то я отвечаю – смотрите на историю каждого конкретного балета. Да, важно, когда артист с безупречной техникой может добавить личностной экспрессии, чувства и выразительности. Но какая экспрессия может быть без техники? Чистота техники определяет качество балета и танцовщика. В балете ведь главное – качество, то есть как это сделано. Техническая качественность исполнения идеи – вот что определяет класс любого балета и совершенство каждого конкретного спектакля…

В конце концов наша «Жизель» будет замечательным балетом. Приходите 22 сентября на премьеру и убедитесь сами.»

Врезка:

От редакции: Крупнейший российский балетный критик Вадим Гаевский написал в 2008 году: Между тем время актерского театра в балете давно ушло, и сможем ли мы просуществовать в XXI веке, не создавая могучего режиссерского театра, – не знаю. Это сложный вопрос, решить который не могут ни ГИТИС, ни петербургская Консерватория, ни балетмейстерские курсы при двух балетных школах Москвы и Петербурга, – поможет лишь счастливый случай, случай внезапно возникшей гениальности, той самой гениальности, от которой стремится обезопасить себя слишком уж осторожный балетный народ.

Хьюстонские ценители балета очень рассчитывают, что готовящаяся постановка «Жизели» будет тем самым прорывом, которым грезят все балетоманы мира. Все предпосылки в Хьюстоне для этого есть, наш балет один из самых обеспеченных ресурсами в США и в мире, танцовщикам созданы все условия; наши взоры обращены к Айгуль, в чей талант и мастерство мы так верим.