МАЭСТРО

Подготовила Ася Кавторина

Владимира Спивакова называют выдающимся скрипачом и дирижером ХХ столетия. За право пригласить к себе знаменитость соревнуются самые престижные оркестры мира…

Леонард Бернстайн подарил ему дирижерскую палочку, с которой он не расстается по сегодняшний день. Кстати, Спиваков играет на одной из самых дорогих в мире скрипок. Цена его «Страдивари», которую маэстро носит в неприметном синем футляре, превышает два миллиона долларов.

Народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР, премий Ленинского комсомола и Всеевропейской Мюнхенской академии «За выдающиеся достижения в области музыкального искусства», кавалер орденов Почетного легиона (Франция), Дружбы народов, Святого Месропа Маштоца (Армения), «За заслуги перед Отечеством» третьей степени и «За заслуги» третьей степени (Украина), Офицер искусств и изящной словесности (Франция) Владимир СПИВАКОВ — всегда желанный гость в любой стране. В знак признания неземных качеств «главного виртуоза» его именем названа одна из планет.

— Оркестру «Виртуозы Москвы» пошел двадцать четвертый год. Что осталось прежним, а что изменилось в жизни вашего коллектива?

— Прежним осталось то, что лежит в основе деятельности любого по-настоящему творческого коллектива: стремление к высокому художественному уровню. Мы исполняем разную музыку. Это отечественная и мировая классика, к которой никогда не иссякнет любовь исполнителей и слушателей. Это и произведения композиторов-современников: Денисова, Шендера, Губайдулиной, Пярта… Недавно записали два диска сочинений Альфреда Шнитке. Сложнее с романтической музыкой…

В девяностые годы оркестр жил и работал в Испании по приглашению Фонда принца Филиппа Астурийского. Надо сказать, что «Виртуозы» сделали немало для развития музыкальной культуры этой страны. Для Испании это был важный культурный десант, в результате которого там появились несколько новых оркестров, открылась консерватория, в которой преподают наши профессора. Затем часть наших музыкантов захотела вернуться на родину, другие — остались.

По возвращении в Москву мы объявили конкурс на замещение вакантных мест, и в оркестр пришли новые, в основном молодые люди.

— Что такое игра в ансамбле?

— Думаю, что это не столько умение играть вместе, сколько талант скрывать недостатки друг друга. Ведь собрать людей только с достоинствами невозможно.

— Вся ваша жизнь заполнена музыкой. Есть ли другие увлечения?

— Люблю живопись, литературу, театр… Могу сказать, чего я не люблю: тусовки и пустые разговоры.

— А в детстве?

— Заниматься музыкой я не очень любил, с завистью смотрел на ребят, гонявших во дворе мяч. По сей день, когда попадаю в гостиницу, а на улице весна, море с яхтами, молодые люди прогуливаются по набережной, думаю: «Боже, какие они счастливые…» А я в это время должен повторять пассажи или сидеть с партитурой.

Но увлечений у меня было много. Занимался живописью и ходил вольнослушателем в Петербургскую академию художеств. В Москве я занимался у прекрасного художника Александра Васильевича Бутурова.

— А боксом?

— Вы даже об этом знаете! Да, я тренировался в секции бокса: вначале в Ленинграде, затем — в Лужниках.

Как-то на уроке физкультуры я понял, что похож на тех милых мальчиков, которые не могут подтянуться или подняться по канату. Тогда сказал себе: нет, так невозможно! Мне было лет шестнадцать, и до девятнадцати я дрался на ринге.

— Бокс пригодился в жизни?

— Хотел чувствовать себя мужчиной, стремился защитить своих близких. В жизни пригодилось, и не раз.

— Например…

— Лет восемь-девять назад, в Париже, после концерта с оркестром Петербургской филармонии мы вместе с дирижером Юрием Темиркановым отправились в гости к Ростроповичу, была христианская Пасха. Засиделись допоздна, Юра уехал к себе в гостиницу, а Слава, в одном жилете, пошел провожать меня и мою жену. Мы жили в гостинице «Рафаэль» на авеню Клебер, недалеко от площади Звезды — самый центр Парижа. За десять минут ходу до нашей гостиницы Слава сказал: «Старики, мне холодно, боюсь простудиться». Мы попрощались, он ушел, а через несколько минут я с женой оказался в окружении «троицы»: одного негра и двух арабов. Прозвучало банальное: «Жизнь или кошелек!» Тут же началась драка, я упал, били ногами, но все же поднялся и обнаружил, что бокс от меня не ушел: приемы, реакция… Сопротивление было очень достойное, и после того, как один бандит пропустил сильный удар, они поняли, что со мной не справиться, — и убежали. Пять утра. Темные парижские улицы… Мы с Сати (жена Спивакова — Авт.) добрели до гостиницы, там я умылся, и после, кажется, восьмой сигареты жена сказала: «Я тобой горжусь».

Расскажите, пожалуйста, о своей семье…

— Моя жена — обаятельная, красивая, очень умная, великолепная хозяйка, замечательная мама и достаточно строгий критик по отношению ко мне и к тому, чем занимаюсь. Я часто делаю вид, что не обращаю внимания, но в глубине души анализирую и стараюсь исправлять то, что действительно нужно исправить.

— Ваша супруга имеет какое-то отношение к музыке?

— У нее полное музыкальное образование. Ее отец был скрипачом, дирижером, руководителем камерного оркестра в Армении и, кстати, тоже учеником Юрия Исаевича Янкелевича.

У меня четверо детей: три дочери (восемнадцатилетняя Екатерина, четырнадцатилетняя Таня и семилетняя Анечка, а также сын от первого брака, ему уже тридцать два года). Дети у меня очень разные, но помимо того, что это радость, они меня возвращают в детство и не дают стареть.

Сати Спивакова – счастливый человек. Она каждый день может слушать игру Владимира Спивакова. Она – жена великого скрипача. Дочери учатся во Франции. Среди ее друзей столько знаменитостей, сколько другому и за всю жизнь не встретить, и многие из них, в полном смысле слова, великие люди нашего времени. Она живет между Парижем и Москвой, в Москве – в тихом переулке, и ведет здесь свою программу на ОРТ… Наконец, она – настоящая красавица. Словом, у нее есть все, о чем только можно мечтать. И вдруг она пишет книгу – шаг неожиданный и отважный…

Книга госпожи Спиваковой вызвала шквал споров и скандалов. Мы предлагаем вниманию наших читателей интервью с Сати Спиваковой, подготовленное по материалам Российской прессы.

– Книга называется «Не всё». А что осталось за кадром?

– Знаете, мы многое исключили, когда готовили ее к печати. Это не летопись побед и поражений. И не подробные мемуары. У меня, например, была целая глава «Подруги» – которая, кстати, не вошла в книгу,–так вот, одна из ее героинь, моя близкая подруга Алла Сигалова, сказала: я бы не смогла показать другим людям, как меня обидели – ведь это слабость, а я не хочу, чтобы меня видели слабой… Но у меня нет такого страха.

Еще надо быть реалистом: если в подобной книге не будет людей, интересных широкому кругу читателей, ее никто не прочтет. Вместе с редактором Еленой Шубиной мы долго думали, как все выстроить, и постепенно стало ясно, что это должна быть книга личных наблюдений, что я могу сказать о людях знаменитых нечто, чего никто о них не знает. Или рассказать о людях, может быть, неизвестных, но о которых интересно узнать – таких, например, как моя тетя Баяра – двоюродная тетка моего отца, которую он последний раз видел году в 1940, и с которой мы вдруг умудрились встретиться через полвека, когда она была уже профессором Гарвардского университета, а отца давно не было в живых.

А вообще, я попыталась рассказать историю Спивакова и свою за последние двадцать лет в единственно возможном ключе – в контексте встреч. Эти впечатления и наблюдения – словно взгляд изнутри… Надеюсь, это не то, что любит желтая пресса – хотя цитат можно понадергать и из моей книги.

– Многим ваши оценки покажутся жесткими…

– Поверьте, мне не раз говорили – ну, ты совсем изжантильничилась. Один из знакомых журналистов, узнав, что я пишу, сказал: Сати, ничего не бойся, если что-то сказали матом – пиши матом. Кое о чем я так и написала, а потом проверила это на редакторах «Вагриуса». Эксперимент провалился. Мне сказали: ну зачем же вы, вам это так не подходит… И я согласилась с ними. Так что книга куда мягче, чем могла бы быть. К тому же в ней не все. Многое обозначено пунктиром. Я ведь не задавалась целью написать историю «Виртуозов Москвы» или биографию Спивакова. Вообще, когда я стала писать главу о «Виртуозах», то поняла, что это будет книга в книге, что нужно остановиться…

– Тем не менее, ваша книга – фактически первый очерк истории «Виртуозов» в 1990-е годы, первый рассказ о распаде этого оркестра.

– Да, это так. Были статьи, интервью, но многие вообще не знали подоплеки. Теперь об этом сказано – возможно, кто-то видит эту историю иначе, но с моей точки зрения, все было именно так.

Я писала о тех, кто мне интересен. Наверно, тот же Темирканов после этой книжки вряд ли будет с нами общаться – впрочем, он уже давно с нами не общается…Но когда-то они были очень тесно связаны с Володей, много вместе играли – и я не могла об этом не написать, потому что мне ужасно горько, что все так повернулось. Честное слово, я писала горькие вещи не потому, что мне хотелось его – или кого-то еще – по лицу перчаткой хлопнуть, а потому что человек этот мне не безразличен, он многое для меня значит.

– Многие, вероятно, воспримут вашу книгу как светскую хронику…

– И ошибутся. От светской хроники тут совсем чуть-чуть – разве что глава о кутюрье… Не хотелось ее писать, но уговорили. И самая там интересная история совсем не светская – о неизвестном филиппинском портном Аурео Алонсо, который шил мне свадебное платье. Пришла шикарная коробка с прекрасным платьем – но оно было совершенно черное… Уж не знаю, что он хотел этим сказать. Еще одна светская глава – о Шэрон Стоун. Попробуй не напиши, когда мы ее на концерте в Карнеги-холл встретили. Я пытаюсь до сих пор понять – она сама такая, от природы, или это продукт Голливуда. Но магнетизм в ней огромный. А Менухин, Шнитке, Параджанов – разве это люди из светской хроники?

– Что значат для вас ваши телевизионные проекты? Это профессия или увлечение?

– Меня часто так воспринимают: а, жена Спивакова, делать ей нечего – хочет позабавиться, теперь вот книжку написала…

Но телевидение для меня сейчас все больше и больше профессия. Попала я в этот мир случайно – после одного интервью для канала «Культура» сделала еще 8 программ. Это были монологи – цикл «Мои истории». Возможно, «Мои истории» продолжились бы, но тут возник канал ОРТ. Все решил Константин Эрнст, который поверил, что из меня может что-то получиться. Первый канал мог себе позволить иметь нерейтинговую программу в ноль часов. Никакого шоу-бизнеса, подробностей личной жизни – психологические портреты известных людей, творческая лаборатория,–мне все это безумно интересно.

Не все получается, но у меня нет “комплексов”. Учусь профессии, как говорится, в бою.