БЛОГ ЛЁЛИ ВАЙНЕР. ВСЕ БЕЗ УМА ОТ ДАВИДА…

«Саул» Генделя на сцене HGO

После откровенно скучного и провинциального открытия сезона «Риголетто» Дж. Верди, хьюстонская Гранд-опера всё-таки решилась на постановку, которая, уверена, запомнится опероманам надолго, а именно – «Саул» Генделя. Строго говоря, «Саул» оперой не является. Одну из известнейших ораторий Генделя, вечно соперничающую с «Мессией», рискнул перенести на оперную сцену режиссёр Барри Коски – и сделал это превосходно. Я, кстати, считаю, у «Мессии» нет ни малейших шансов на театральное воплощение. При всей красоте и возвышенности музыки, в ней нет ни ярких персонажей, ни страстей, ни контрастов. А в «Сауле» есть, что даёт режиссёру невероятную свободу самовыражения.

«Ужасный австралиец», как называет главного режиссёра Komische Oper Berlin Барри Коски «The Guardian», поставил «Саула» в 2015 году, специально для фестиваля в Глайнборне. Нельзя сказать, что разразился скандал, но после премьеры публику и критику основательно лихорадило. «Нокаут, вдохнувший в произведение новую жизнь», – вынесла вердикт газета «The Telegraph», и эта фраза дала постановке право на дальнейшее существование.

Во времена Генделя было попросту невозможно писать оперы на библейские темы, поэтому сюжет лёг в основу его оратории. Библейский Саул, поставленный на царство пророком Самуилом, безуспешно сражается с филистимлянами. Тем временем появляется «альтернативный герой из народа» – Давид, побеждающий «главного врага» – великана Голиафа. Саул вынужден отдать победителю в жёны свою дочь. Обуреваемый безумной завистью, царь маниакально и безуспешно пытается убить новоиспечённого зятя. Парадоксально, но тот имеет власть над царём: от звуков чарующей музыки Давида отступает безумная, необузданная ярость Саула. Тем не менее, Саул хочет уничтожить Давида и посылает его на войну, однако тот скрывается. В бою гибнет сын Саула Ионафан. Не сумев пережить смерть сына и разъедающую душу зависть, Саул кончает жизнь самоубийством прямо на поле брани.

Барри Коски переосмыслил и перефантазировал многие элементы библейской истории, скрытые от читателя. Один из таких моментов – повальная влюблённость героев в новоявленного героя Давида. В Давида влюблена младшая дочь Саула, Мелхола, а старшая, Мерова, хоть и говорит, что презирает его за плебейство, но мы понимаем, что эти чувства напускные. Она его тоже любит. Сын Саула Ионафан относится к Давиду не только как преданный друг. Его чувства откровенно эротичны, отчего Ионафан несказанно страдает. Да и сам папаша Саул находится во власти музыки Давида и готов вечно оставаться в объятьях молодого героя. Это семейная драма, чем-то похожая на греческую: в ней секс, безумие, колдовство, постоянные войны и ожидание героя-миротворца.

Возвышенная оратория Генделя превращена режиссёром-хулиганом Коски в психологическую трагикомедию с элементами фарса. Библейская история перенесена в пышную эпоху барокко, то есть, в реальные генделевские времена. Более того, Коски поставил «Саула» в манере корифея мирового кино Питера Гринуэя – иронично, эротично, подчёркнуто гротескно. «Мне бы хотелось, чтобы зрители испытали эмоции, подобные тем, которые они испытывают на американских горках – я считаю, что это нормально для оперы», – говорит режиссёр. Он добавляет в действие огромное количество красок и энергии, дополняя музыкальную партитуру драматическими элементами: возгласами, хлопками, многозначительными паузами.

Праздничный стол ломится от яств. Фрукты, гигантские вазы с цветами, жареные лебеди, кабаны и «олени в собственном соку». Ошалевшие от радости гости в париках и фижмах мечутся по сцене, поют, кричат. Среди этого барочного кошмара валяется гигантская отрубленная голова. Это то, что осталось от Голиафа, убитого Давидом буквально пять минут назад. Сам юный герой лежит поодаль без сознания. Это начало оперы–оратории, открывающееся грандиозной хоровой сценой. Бравурный и пышный первый акт знакомит нас с  основными персонажами и показывает их запутанные отношения.

На первый взгляд кажется, что вся постановка сделана для одного человека – Кристофера Пёрвза, исполняющего заглавную партию. Мало сказать, что он ведущий баритон Великобритании. Он ещё и великий драматический актёр, балансирующий на грани трагического и комического – так играют Лепорелло в моцартовском «Дон Жуане». Именно так Пёрвз сыграл Саула, преследуемого демонами – видимыми и невидимыми, не отпускающими его ни на минуту. Барри Коски обогатил роль Саула дополнительными репликами, хореографией и удивительными по глубине и иррациональности драматическими моментами. Чего стоит сцена с шарящими по голове Саула руками, символизирующими демонов зависти и безумия, раздирающих его сердце. А в сцене со свечами во втором акте просматриваются параллели с фильмом «Апокалипсис наших дней»: слишком уж Кристофер Пёрвз в роли Саула похож на Марлона Брандо.

Дать роль Давида Арье Нуссбауму-Коэну была прекрасной идеей. Красивый, богатый красками голос молодого контртенора дополнялся высоким ростом и героической статью (исполнитель этой роли в Глайнборне был субтильного телосложения – какой уж там героизм). Ионафан в исполнении тенора Пола Эпплби был одновременно мягок, скромен и преисполнен решимости. Женские партии также были исполнены великолепно. Андриана Чакмен (Мелхола) и Пуреум Джо (Мероба) были убедительны в своих ролях. Особняком стоял Кейт Джейсон – характерный тенор, исполнивший сразу четыре роли (первосвященника, начальника войска Авенира, амаликянина и голос Эндорской ведьмы). Все роли были сыграны в одной ипостаси – в жутковатом гриме и костюме Джокера. Почему? Вопрос к режиссёру. Возможно, он хотел обезличить эти повествовательные по сути роли, по аналогии с Хором в античных трагедиях.

Праздничная атмосфера первого акта во втором сменилась монохромной картиной катастрофы. Уже с первых аккордов веет ужасом надвигающейся смерти. Самая шокирующая сцена второго акта – посещение Саулом Эндорской вещуньи, вызвавшей дух пророка Самуила и принявшей его облик. В результате Саулу является старец с женской грудью, которой он вскармливает своего воспитанника, не переставая пророчествовать.

Парадоксальное сочетание мужского и женского, божественного и человеческого вызывает сильные эмоции и оставляет глубокий след. Момент трагедии – гибель войск Ионафана и самоубийство Саула – опущен. Вместо этого в кульминации показана сцена мёртвого поля после сражения, когда поверженные вдруг начинают подниматься и возвращаться к жизни.  Очень сильна сцена оплакивания Ионафана и Саула. С одной стороны – преисполненный скорби и достоинства Давид, с другой – безутешная Мелхола, прижимающая к себе голову отца.

Какая современная оперная постановка обходится без нелепицы? Ни одна. Саул Барри Коски – не исключение. Почему голова Саула, покончившего жизнь самоубийством, отделилась от тела – непонятно. Как и неясно, например, почему Давид, поразивший Голиафа камнем, был с ног до головы измазан кровью, и почему Саул пошёл на войну в одних трусах. Это известно только самому режиссёру. Но эти нелепые моменты в постановке не мешали общему впечатлению, которое, повторюсь, было очень сильным.

Стоит отметить великолепные декорации и костюмы Катрин Ли Таг, замечательно украсившие постановку. А вот разухабистую, постоянно срывающуюся на канкан хореографию Отто Пихлера можно было бы запросто исключить. Ужимки шести танцоров были как ненужная пряность в и без того вкусном блюде. Да, конечно, в партитуре оратории достаточно оркестровых интерлюдий, но их могла достойно заполнить пантомима хора, участники которого были активной частью действия. Было необыкновенно приятно слышать оркестр, мастерски управляемый главным дирижёром HGO Патриком Саммерсом. Маэстро настоял на использовании аутентичных барочных инструментов, благодаря которым партитура звучала еще более правдиво.

Это была прекрасная постановка, которой HGO может по праву гордиться.

До встречи в опере!

Лёля Вайнер. Фото – Lynn Lane (HGO)