НОЧНОЕ

Т. Каретина

nБабе Маше не сиделось, телевизор не смотрелось, не читалось и не вязалось. И обеда не варилось, вот ведь как бывает. Она расхаживала из угла в угол, пытаясь понять, что же в ее мире было не так. И комнаты привычны, и кухня, как всегда, и холодильник битком набит продуктами, и в коридоре пол подметен. И внучка Лиля уже из школы пришла. Пришла… или приехала… что-то она быстро.

Баба Маша поглядела в угол прихожей. Как всегда, брошена Лилина куртка, рюкзак, и… они. Новые, только слегка запыленные ролики.

Ролики. Они и пахли как-то особенно, осенью, мокрыми листьями, лужами и заоконной жизнью. Баба Маша на улицу нынче редко выходила. Обычно возьмет Лилину обувь, закроет глаза, а тут и картинка выходит – то первые одуванчики запутались в босоножках, то снег еще не растаял на ботинках, а тут эти… ролики. С колесиками. И пахнут… ветром пахнут, вот ведь.

Баба Маша повертела ролики в руках, протерла блестящую поверхность. Снова ставить в угол сверкающую игрушку не хотелось. Неожиданно для себя она тихонько села и примерила ролики. Аккурат ее размерчик. Хороши… но страшно, страшно. Давеча Таисия Митрофановна вон по лестнице спускалась, споткнулась только, и тут же перелом бедра. Какие тут ролики в 75. Поздно. И страшно.

Баба Маша со вздохом отложила ролики в угол. В тишине показалось, что ролики разочарованно выдохнули. Но это просто ветер. Ветер, вечер, сквозняк.
Ночью баба Маша с трудом поднялась с кровати. Решительно не спалось. Перед глазами стояли сверкающие ролики. Заманчиво вертелись, изворачивались, заманивали старушку внутрь. Эх, прокачу.

Тихонько, стараясь не скрипеть половицами, баба Маша прокралась в прихожую. Ролики как будто ждали ее. Ну, была не была, один разок. Вздохнула бабушка, с кряхтеньем застегнула пальто, зажала ролики под мышкой и как есть, в тапках выскочила за дверь квартиры. Полпролета вниз – и вот она, улица. Баба Маша уж с год там не была, все больше через окно глядела, да по лилиной обуви погоду определяла. Она и забыла, как это бывает: осень, ночь, ветер.

Ноги сами собой перекочевали из тапок в блестящие ролики. Баба Маша оттолкнулась и покатила по ночному городу, под раскачивающимися от ветра фонарями, мимо засыпанных листьями аллей. Только осень, ветер и чувство полета, обдирающее с лица года, как дождь смывает всякий грим. А и нет их, лет-то, и ничего нет, а есть только она и ролики.

Неожиданно навстречу выскочил какой-то подросток на скейтборде. Баба Маша присмотрелась и узнала Петра Никитича из соседнего подъезда. Пожилой человек легко выписывал кренделя на мокром асфальте. Узнав ее, он на миг замедлил движение, приподнял шляпу и и лихо закрутился в очередном пируэте.

Наверху, в осеннем звездном небе парил на дельтоплане Александр Тимофеевич Мостовой, 82 лет, кружил над городом, как хищная птица, и счастливо смеялся, ему давно хотелось попробовать полетать.

Где-то на городском мосту танцевала на перилах фламенко Раиса Никоновна Ведюкина, 89 лет. Изредка она взмахивала платком в алых розах и кокетливо поглядывала на аккомпаниатора, Лялина Дмитрия Леонидовича, 78 лет. Ну и что, что он моложе, она еще ого-го…

Баба Маша вернулась домой под утро. «А внучке скажу, что играла в домино да и уснула… – рассеянно думала старушка. – Впрочем, она и не приметит, верно… такой возраст, ей бы все ролики».