НЕВИДИМАЯ МОСКВА. ФОТОГРАФИИ МИХАИЛА ДАШЕВСКОГО

Мы привыкли видеть Москву на фотографиях яркой и праздничной. Что такое Москва будничная?

Российские архивы изображений ХХ века знакомят нас с работами замечательных фотографов, которые запечатлевали ее облик, смену архитектурных стилей, строительство выдающихся сооружений – высоток и метро, – праздники на улицах, массовые манифестации и толпы людей… но, просматривая тысячи фотографий, меня не оставляет чувство, что многие из их авторов будто стыдились людей, старались избегать их, а если невозможно, – игнорировать, выстраивая саму композицию так, чтобы глаз зрителя скользил по массе лиц, не задерживаясь на них, не отвлекаясь от рассматривания города – памятника исторических изменений в стране и свидетельства ее безусловного лидерства. Среди примеров, подтверждающих такую позицию – съемки знаковых памятников архитектуры, знаменитых горожан – балерин и ученых, писателей, передовиков производства… а что же повседневность? – Человек с камерой смотрит поверх ее головы в будущее.

Как жила Москва обыденная? Москва служащих и рабочих, приехавших в город на заработки, и детей, выросших в семьях потомственных москвичей, в которых хранили память о событиях еще до 1917 года и память о тех членах семьи, кто был арестован, осужден, отсидел в лагерях или был расстрелян во время сталинских репрессий – о тех, кому не нашлось места на страницах официальной советской истории…

Никогда не знаешь, где откроется потаенная папка с фотографиями, без которых – с тех пор, как они опубликованы, – невозможно представить историю. Сейчас кажется, что снимки Дашевского с лиризмом и тщательным (или как говорил сатирик Михаил Жванецкий, «щательным») вниманием к приметам времени, были известны публике всегда – так ложатся они в визуальный канон Москвы второй половины ХХ века. В живописи, в кинематографе помимо свода изобразительных штампов и безличной интонации все-таки прорывалась – у одного-другого художника, не самых известных, не самых обласканных властью, – но живая искренняя интонация. А в фотографии… был Дашевский!

Но так только кажется. На самом деле, большинство его снимков впервые были показаны в Москве только на выставках начала 2000-х годов, с тех пор экспозиции его фотографий объехали весь мир. Почему так произошло? Всматриваешься в лица, сюжеты его фотографий и не видишь в них ни критики политической системы, ни оппортунизма. Ищешь знаков, которые подсказали бы, почему эти фотографии были «не ко двору». Противоположность снимков Дашевского тому, что составляло корпус советской фотографии его времени, невозможность его снимкам был опубликованными, их «перпендикулярность» заложены в самом отношении автора к действительности: он не разделяет себя и родной город. Говорит от первого лица, не скрываясь, не пытаясь представить себя и город лучше, чем получается жить. И еще в его фотографиях неподдельное внимание к обыкновенному человеку – такому, как сам автор. В центре его фотографий стоит маленький человек. Тот самый, которого, но только на словах и только по отношению к прошлому, так превозносили официальные критики: удобно прославлять этот образ в истории русской литературы XIX  века, строя на нем антитезу подлинного искусства (в котором образ маленького человека есть), и общества, построенного на принципах эксплуатации и неравенства. Другое дело сделать героем человека без героических качеств в современном Дашевскому советском искусстве, пронизанном пафосом отрицания настоящего во имя светлого будущего. Дашевксий часто наблюдает за стариками и детьми, они, не умеющие одевать маски, как книги, на страницах которых весь драматизм жизни, фотограф наблюдает за ними, понимая и сопереживая.

Москва на его фотографиях – город, в котором Дашевский родился и живет всю жизнь. Город, снятый с позиции «городского муравья» (по словам самого фотографа): среди людей, среди обыкновенных мест и ситуаций, с чувством сродства с другими и ощущением своих личных чувств к городу.

Свой стиль в фотографии Михаил Аронович называет «документальным импрессионизмом». Продолжая игру в аналогии с живописью и литературой, в экспозиции его снимки представлены в виде «импрессионистических сюит», «облаков», объединенных общностью настроений, сюжетов, композиционных и хронологических связей. Дашевский в 2018 году составил собственное итоговое портфолио 1962-2002 годов в виде романа или саги в семи главах, где фотограф выступает повествователем, за взглядом которого следует зритель, и героем, участником всех событий, запечатленных на его кадрах.

Сага фотографа Дашевского, собранная им самим, – произведение большой формы, начинается со знакомства с героем и его кругом в главе «Родные и близкие», далее следует интроспекция «Малая родина», появляется исторический фон событий эпохи, которую прожил герой – глава «Власть совецкая». Три главы размещены в деревянном центральном зале, как в доме, за стенами которого происходят события повседневной жизни (главы «Обыденная жизнь москвичей» – время действия – 60-80-е годы ХХ столетия и «Новые времена» – эпоха перестройки и 1990-е годы в Москве). В самом большом, третьем зале выставки размещены фотографии двух завершающих глав саги, «Жизнь продолжается» (поздние 1990-е и 2000-е годы в жизни столицы) и «Была страна СССР», в которой представлены фотографии, сделанные во время поездок по стране «командировочного» научного сотрудника московского НИИ и отпускника Дашевского, видящего «юга» и «севера» во время летних отпусков.

***

Очень долго фотография в России была формой внутренней эмиграции. На поверхности – успех и социальная адаптация, внутри – протест и глухое сопротивление остановившимся часам. В такой эмиграции жил и доктор технических наук Дашевский.

Гражданин Дашевский родился в Советском Союзе и вырос как фотограф в той стране, где строчки Иосифа Бродского, сына фотографа Бродского, были изгоняемы за определенность и остроту обобщающих слов-образов. Дашевский из той культуры фотографии, где изображение и слово составляют целое. Слово, высказанное на кухне, может стоить дорого, как и фотография, снятая для себя. Слово, высказанное, может привести к созданию фотографии, нерв которой – позже – снова воплотится в слово. Весомость вербального начала в той, советского времени, культуре, наследовавшей интеллигентскому поклонению великой литературе конца XIX века, передалась фотографу. Его образы питались контекстом языка и тем, проговариваемых в частных беседах (фотография в этом контексте – «прописывающая» то, что не может быть безнаказанно перенесено на бумагу).

Дашевский-художник отличается тонко развитой интуицией, превосходящей по глубине проникновения самый осмысленный выбор сюжета, поскольку последний подчас обусловлен потребностью автора в вербализации реальности. Один из характерных примеров – авторский архив контролек (рабочих, в полный кадр, отпечатков с негативов). Он сохранил в назидание самому себе, продолжающему меняться и учиться всю жизнь, как шел процесс  восстановления первичных изображений, от расчерчивания поверх контролек кадрировок «в печать», (имеется в виду не официальная цензура для публикации, но всего лишь работа над композицией для показа в клубе «Новатор»), сделанных вскоре после съемки в 1960-1970-е годы до осознания самим автором, что камера есть его глаз, его способ видения, и все, попавшее в ее поле зрения важно. И тогда контролька по композиции становится идентична структуре выставочного отпечатка.

В отношениях с реальностью Дашевский проявляется как автор прямой фотографии. Для него сама реальность дает больше (сохраняет больше уровней для создания рассказа), чем ее кадрирование (жесткое структурирование субъективного, выстроенного на основе предыдущего авторского опыта, образа). Когда из его фотографий «вымараны фоны» (сам автор в былые годы практиковал «вымарывание» ради «чистоты высказывания») – уходит контекст, а с ним и глубина текста.

Дашевский как фотограф родился в эпоху неофициальной фотографии и сформировался в фотографическом клубе «Новатор». Эпоха неофициальной фотографии – эпоха культурного самоопределения, когда перед творческим человеком открывались две двери официального и неофициального пути в искусстве; выбрав одну дверь, он не мог войти в другую. (Даже среди художников те, кто существовал параллельно, воспринимались как маги, умеющие проходить сквозь стены. Среди фотографов такие персонажи также встречались крайне редко: отношение к жизни, интонирование сюжетов, прописываемое камерой, следующей за взглядом автора, выдавали «неофициала» с головой.) Эпоха параллельных миров создала и особенный путь для того, кто выбирал неофициальную стезю, – путь, позволявший творить, не оглядываясь на цензора. На этом пути сами сюжеты, интересовавшие художника ли, фотографа ли, становились теми красными флажками в охоте на волков, которые не позволяли выйти в пространство официального искусства.

В 1960-е-1980-е годы клуб «Новатор» был центром фотографической осмысленной жизни. А в начале XXI века творчество Михаила Дашевского стало лучшим памятником этой неофициальной школе и целому направлению неизданной, неизвестной современникам, но все-таки отснятой с одной лишь верой в будущие поколения фотографией.

Выставка работ Михаила Дашевского будет в Хьюстоне с 31 октября по 18 декабря – Sabine Street Studios, North Gallery at 1907 Sabine Street, вход свободный.