Рождественская сказка
Все началось с того, что у донны Флор пропали любимые шлепанцы, те самые, с розовыми помпончиками, подаренные ей к Рождеству лет тому эдак пятнадцать покойной кузиной Мелисандой. Сейчас, может, помпончики и не выглядели розовыми, да и сами тапочки давно утратили товарный вид, превратившись в разношенное до упора нечто трудноопределенного оттенка, но донна Флор точно помнила, что когда-то они были такими яркими…
Так вот, шлепанцы пропали, и ни нерадивая Амалда, которая за двадцать лет службы в доме так и не научилась как следует выметать в темных углах за шкафами, ни лысый, как шар, садовник Августин в своей неизменной клетчатой рубахе и вытянутых на коленях сизых штанах, ни разговорчивый обычно рыжий персидский котище Антик ничего вразумительного по поводу пропажи шлепанцев сказать не могли. Будто и не помнили они ни о каких шлепанцах. А ноги меж тем мерзли, как ни грела их донна Флор вязаными по старинке вручную шерстяными носками, как ни кутала пледом, мерзли, и все. Меж тем в шлепанцах ноги бы и не покрывались цыпками, и кости к вечеру так бы не ломило.
Жить без такой мелочи, как шлепанцы, было решительно неудобно, и, промучившись до пятницы, донна Флор решилась отправиться за покупками. Августин, по случаю выхода в свет временно сменивший сизые штаны на столь же подозрительно растянутые черные, торжественно распахнул перед донной Флор дверь кадиллака. Донна Флор с достоинством оправила юбку, смахнула с манжета невидимую пылинку, устроилась на заднем сиденьи авто, сдержанно чихнула в платок, и машина тронулась.
За окном смеркалось, и знаменитая паэлья Амалды уже начала остывать, когда воротилась донна Флор. За ней, задыхаясь под тяжестью коробок, пакетов и свертков, еле ковылял верный Августин. Донна Флор с достоинством королевы опустилась в кресло и слегка приподняла брови в ответ на удивленный выдох Амалды. Кот Антик важно вспрыгнул на колени донны Флор, гортанно запырчал, и в доме воцарился мир.
– А я открываю, значит, а там эти, – с дрожью в голосе жаловалась на кухне Амалда любимой кастрюле. Вода в кастрюле понимающе булькала. Да и как не посочувствовать: кроме новых красных шлепанцов, донна Флор приобрела сандалеты с блестящими, похожими на чешуйки рыб ремешками, черные туфли с квадратыми носами и блестящими пряжками (в таких, кажется, четверть века тому назад вытанцовывали фокстроты и танго), отороченные ядреным оранжевым мехом унты, резиновые болотные сапоги, красиво расписанные бодрыми клубничинами, а также сумочку в форме серой мохнатой собачки и… тут по впалым щекам Амалды, по-своему привязанной к своей хозяйке, скатились три слезинки… и канареечный купальник. Это в декабре-то, на Рождество – купальник! Подумайте, что сказала бы покойная кузина Мелисанда.
Меж тем донна Флор, вытянув у камина усталые ноги в новых теплых шлепанцах, смотрела, как за окном бесшумно опускался на город первый снег, и думала о том, что никогда она не была на море. И совершенно неважно, что в свои восемьдесят она не умеет плавать, и никогда даже с покойным мужем не выезжала она дальше ботанического сада, но вот завтра, завтра непременно прикажет собрать два клетчатых чемодана и отправится на море… какое оно, это море? Ну неважно, какое, главное – МОРЕ, смежила веки донна Флор и засопела в такт тихо кружащимся снежинкам.
Ей снилось большое, синее до невозможности, почти кобальтовое море. Донна Флор точно знала, что это настоящее море, и на легких, игривых теплых волнах покачивались снова ставшие розовыми шлепанцы, а за ними, уютно устроившись в надтреснутом кресле-качалке, уже лет десять тому отправившемся на помойку, дрейфовала, вышивая кружевную салфетку, кузина Мелисанда. С берега неслись хриплые крики чаек и почти забытая мелодия танго. Теплая вода лизала переставшие ныть ступни донны Флор в знакомом ритме, и казалось, что этому танцу нет конца.
