Милая очаровательная девочка-журналистка решила украсить свой пиаровский текст вкусом бабушкиного борща с коммунальной кухни. Ностальжи.
Что ты знаешь, дитя, о коммуналке?! О семи звонках, свисающих на соплях над дверью, или о кодах одного, достойном квалификации радиста-разведчика. «К Ивановой три длинных, два коротких». Морзянка!
А вот представьте себе очередь в туалет. «На 38 комнаток всего одна уборная». Коллекцию индивидуальных стульчаков в нужнике? А «систему коридорную» из этой же песни Высоцкого? Тазы, лыжи, санки, велосипеды, лампочку в 15 ватт. Это у Говорухина в «Месте встречи» добрые соседи и всего один «домашний боксер», которого Жеглов быстро приводит в порядок. Там еще такой милый мудрый старый еврей в исполнении Гердта. И никто ему ничего не сказал про безродных космополитов…
Зависть, подлость, анонимки и мечта занять комнату «врага народа». Люди гибли не за металл, за метры.
…Бабка, мать и тетка моей жены вернулись в родную одесскую коммуналку из эвакуации. Им открыла соседка Маруська в ярком крепдешиновом платье расстрелянной в гетто их родственницы. Муж Маруськи был офицером царской армии, затем служил в ЧК и ГПУ, заседал в тройке, служил при немцах в управе, глубоко, как оказалось, внедренный в подполье. Всю жизнь при погонах.
Ж-довский холодильник стоял у стены, за которой стояла Маруськина кровать. «Меня облучают врачи-вредители», – писала Маруська во все инстанции. Яйца она, придя с базара, нумеровала химическим карандашом: социализм – это учет.
Какие на фиг «Песни нашего двора», «Песни нашей коммуналки»? «Воронья слободка», описанная Ильфом и Петровым – это песня. «Гадюка» Алексея Толстого – Песнь песней! Щетинку в суп не желаете! А по пьяни и с большой обиды можно в соседский борщ и нас-ть. Откуда, по-вашему, это одесское выражение: «Кисло в борщ»?
Для бабушкиного ностальгического борща и котлет каждой семье полагалось две конфорки, то есть плита делилась пополам, а в больших коммуналках – на все четыре комнаты. Даже райкинская «Волшебная сила искусства» – это борьба за сантиметры общего пространства, мечта о кухонном столике хрестоматийной учительницы Елены Сергевны. Шаль, пальто, крупноячеистая авоська с картошкой, морковью и зеленым луком. Еще свеколку, томат-пасту, луковицу, вилок гниловатой капусты – и можно борщ сварить.
– Бум меняться?
– Бум, бум, бум.
Я знаю, кто эти сладкие мысли о бабушкином борще славной девочке навеял. Русскоязычные каналы! Лживую патоку, которую когда не придешь, они ее родителям разводят.
Да чего там коммуналки! Давайте бараки вспоминать. Длинный-предлинный коридор, по обе стороны которого комнаты, а в конце кухня с упомянутыми плитами. Вокруг вырыты погреба, видны обитые жестью крыши с висячими замками. Раз в месяц за картошкой к родне в деревню съездил, и сиди, перебирай ее в свободное от работы время. Романтика!
На четыре барака одна уборная с выгребной ямой в центре. Девочки отдельно, мальчики отдельно.
Седьмой поселок, Одиннадцатый, Четырнадцатый, так они и назывались. Трамвайная остановка «Коксохимзавод» (можно не объявлять, узнаете по запаху), потом «Стекольный» и «Заводская» – Четырнадцатый поселок, зато до работы близко.
Странный магазин типа «Сельпо» с нехитрым выбором, но с 11 утра уже стоит очередь за крепленым вином. На заборе возле колонки с водой висят граненые стаканы. Все для блага человека, все во имя человека!
Вот сейчас побалуем этого человека и приготовим ему «Жлобский салат» из того времени и мест. Мои друзья его вечно заказывают. Отварим картошку и яйца, почистим и порежем, как на оливье, добавим 4 соленых бочковых огурца, столько же зеленых ядреных помидор, неполную баночку соленой капусты, свежую луковицу полукольцами и для аутентичности зеленый лук (он рос на подоконнике у соседской прыщавой школьницы). Умеренно посолим крупной серой солью (здесь есть такая, вроде как морская), поперчим и зальем нерафинированным пахучим подсолнечным маслом повышенной канцерогенности.
Нечего любоваться на мою работу, сбегайте пока за водкой и селедкой!
