Я впервые увидела фильм документальный фильм «Катя и Вася идут в школу» на фестивале документального кино АртДокФест в Москве весной 2021 года. Фильм запомнился не только яркой историей и трогательными героями, но и непривычной для документального кино манерой съемки, создающий эффект личного присутствия в 8 классе обычной российской школы, возможностью наблюдать за раскрывающейся прямо перед камерой драмой. И вот оказалось, что режиссер фильма Юлия Вишневец приезжает в Хьюстон, чтобы показать «Катю и Васю» здесь. Наш разговор с Юлией начался с воспоминаний о том АртДокФесте:
Юля, если Вы помните, тот, фактически последний, Артдокфест в Москве отличался не только программой, но и тем, что происходило внутри и вокруг фестиваля. Каждый день случалось что-то, что могло привести к его закрытию: проверка санэпидстанции, акция «взволнованных граждан» и нападение на директора фестиваля Виталия Манского. Но Манский героически держал оборону и сумел в таких условиях закончить фестиваль.
Да, это было лихо всё! Я помню, что когда какой-то фильм снимали с программы, вместо него как раз ставили мой, потому что он был такой, ну относительно аполитичный
А что происходило в документальном кинематографе в России после этого фестиваля?
Что происходило в 2022 г. – мы знаем. На открытие никого не пустили, пришли националисты-СЕРБовцы, облили Манского какой-то красной жидкостью, здание оцепили, никого не пустили, ну и всё… с тех пор в России АртДокФест не проводится. Он проводится в Риге, где живёт Манский. Ну а в России с документальным кино всё сложно, конечно. Потому что очень сложно просто снимать и ходить с камерой и объяснять, чем ты, собственно, занимаешься. Особенно если у тебя какое-то западное финансирование, то ты сразу попадаешь под подозрение… Я, например, работала и работаю на радио «Свобода» и полгода в России снимала полуподпольно, не объясняя кто я, что я – короче очень сложно.
И показывать, наверное, невозможно…
Остаются какие-то фестивали, например, прекрасный фестиваль «Послание к человеку», прекрасный фестиваль «Флаэртиана». Но политическое высказывание уже никак невозможно, а какие-то фильмы неполитические имеют шанс быть показанными. Там столько душераздирающих историй, столько поводов для рефлексии, о том, как наша страна скатилась в этот мрак. И те, кто остаются и не уехали, они страшно востребованы. Это очень смелые люди и им точно есть, чем заняться.
Юля, примерно год назад Вы попали в новостную ленту в связи с тем, что пропали в Махачкале. Вы можете рассказать, что там произошло.
Да, была такая история. Я тогда ещё не уехала из России. Я занималась тем, что снимала какие-то истории для радио «Свобода», и я в этот момент была в Дагестане.
Я снимала фильм на совсем другую тему, про сельского учителя английского языка в маленькой горной деревне. Фазира оказался ещё и поэтом и после жизни в Махачкале и в Москве, вернулся в родную деревню, чтобы учить детей английскому.
И в этот момент, когда мы там были с оператором Костей, началась мобилизация. И я решила, что надо это тоже снимать. Костя сразу уехал, потому что он был в запасе, и ему было опасно оставаться.
А еще в Дагестане все происходило, не побоюсь этого слова, эпично. Жуткие сцены вокруг военкоматов: плачущие женщины в чёрном, мужчины, которые как-бы храбрятся, и говорят, что надо Родину защищать, но совершенно очевидно, что их насильно туда забирают. И я стала это снимать, я снимала достаточно аккуратно, но кажется на меня обратили внимание спецслужбы. Меня задержали в одной деревне, ненадолго, переписали документы, и отпустили.
А потом начались протесты в Махачкале. Сначала на улицу вышли женщины, которые против мобилизации, а потом женщин разогнали, и на следующий день вышли мужчины, их было довольно много. Я поехала туда, хотела снимать, но ничего не успела. Я приехала поздно, когда всех уже разогнали, и меня задержали в кафе. Подошли ко мне два полицейских, и один человек в штатском, забрали у меня паспорт, телефон, и сказали: пройдемте с нами в машину, будем разбираться, не организатор ли Вы этих митингов. Что, конечно, довольно смешно.
Дальше начались всякие неприятности. Меня продержали сутки в отделении, потом отвезли в суд. И в отделении говорили, что у тебя всё будет нормально, будет административная статья, может быть, штраф дадут 10 тысяч и отпустят. Поэтому я не особо переживала, но всё равно было страшновато. А в суде дали не штраф, а 5 суток административного ареста, отвезли в какой-то изолятор, и никому не сказали, в какой. Было это в селе Карабудахкент, в часе езды от Махачкалы, и некоторое время никто не знал, где я.
Вам вернули камеру и телефон?
Нет, камеру со всем материалом не вернули, и всё это до сих пор находится в следственном комитете Дагестана. В какой-то момент все-таки друзья и правозащитники меня нашли, мне прислали адвоката. Я была одна в камере. Это была камера на двух человек, но второго человека не было, потому что это был изолятор, в котором никогда не было женщин. Поэтому меня посадили одну в камеру на двоих, такие роскошные условия.
А никого из этих женщин, которые за своих мужей митинговали, не посадили?
Посадили только меня. Там были женщины двух типов: один типаж, это такие современные, городские, образованные феминистки, которые знают, что такое насилие на Северном Кавказе. Феминизм для них – это не пустые слова; они борются за то, чтобы женщин на Кавказе не мучили; это умные, прекрасные, современные девушки. А второй тип – это мусульманские женщины в черных бурках, пришедшие поддержать своих мужей, которые не хотели воевать за кафирское государство. Кафирское – это немусульманское, греховное.
Интересно, т.е. в этом есть и религиозная подоплека?
Да, и против мобилизации тоже были они. Так вотм сижу я в камере одна. И вдруг, приводят девушку, которая точно, не тот тип, и не другой. Очень ухоженная, с макияжем, с маникюром, в хорошей одежде. Её втолкнули ко мне в камеру со словами: «будешь знать, как власть ругать!» И она стала меня расспрашивать с большим интересом, кто я, и что я.
Я думаю, что у нее в кармане был диктофон. Ну я говорила по минимуму, а она: «Что, правда? Всего лишь снимала кино? Вот за это? Может, ты пост какой-нибудь написала? Или кого-то позвала на этот митинг? Она просидела в моей камере час, потом ее вызвали к следователю, и больше я ее не видела. А потом меня вызвали к следователю. Как свидетеля по уголовному делу.
По какому уголовному делу?
Значит, завели уголовное дело по факту организации этих самых митингов в Дагестане. И я там проходила как свидетель, но я отказалась свидетельствовать. Я не знаю точно, что там происходило, но все-таки меня отпустили через 5 суток, и были большие опасения, что я выйду, и меня сразу опять задержат. Но мои друзья и правозащитники все так организовали, чтобы я вышла, и через секунду села в машину, и из машины – сразу в аэропорт, из аэропорта – в Москву, и из Москвы – сразу в Хельсинки. После этого я в Россию не возвращалась.
Сейчас Вы живете в Тбилиси. Как Вам там живется?
Восхитительно! У меня есть работа. Я по-прежнему работаю на радио «Свобода». Я снимаю фильмы, которые можно снимать вне России, и монтирую материал, который приходит из России. В Тбилиси всё хорошо, но там есть одна проблема: ты никогда не станешь частью этого общества. Т. е. даже если у тебя есть работа, деньги, и все такое, ты всегда будешь жить немножко как экспат. Во-первых, ты просто никогда не выучишь грузинский. А во-вторых, ни у кого, кто приехал в Грузию, нет грузинских друзей, потому
что, все-таки, мы – оккупанты, и для интеллигентного человека в Тбилиси это важный фактор, а потом как-то не пересекаются эти круги, и не происходит взаимопроникновения.
Я: Как интересно, ведь, по моим очень давним воспоминаниям, грузины были очень гостеприимные и хотели дружить, особенно с девушками.
ЮВ: Они и сейчас на простом уровне, на уровне рынка, магазина, кафе, не проявляют никакой ксенофобии. Но просто дружить и делать общие дела и общие проекты пока не получается. Это отчасти связано с тем, что грузинский язык действительно очень сложный. Я его учу и, может быть, учу его лучше, чем многие. Я же филолог по образованию, у меня это неплохо получается, но все равно, я не могу до сих пор общаться даже на самые простые темы.
Я: Фильм про Катю и Васю снят за 5 лет до войны. Вы привезли его в Америку сейчас, когда мир поменялся. Почему Вы думаете, что он все еще актуален?
ЮВ: Этот фильм со временем становится все лучше и лучше. Все актуальнее и актуальнее. Во-первых, он оказался, случайным образом, фильмом о том, как страна готовится к войне. Когда мы его монтировали, я выбирала, не из политических соображений, а из художественных, образы, связанные с этим: пистолеты, автоматы всякие, реплики. Кроме того, поскольку фильм снят еще в относительно вегетарианские времена, сейчас он смотрится просто как фильм о безумстве храбрых. Потому что, то, что Катя и Вася делают, то, о чем они говорят с детьми на уроках, кажется невероятно смелыми и революционерами. Я сама его пересмотрела на прошлой неделе, и думаю: Что они творят, эти Катя и Вася! Как их не посадили! Поэтому этот фильм, его драматизм увеличивается со временем. Так что его надо смотреть именно сейчас.
Я: Юля, как получилось, что вы заинтересовались темой школы?
ЮВ: Она меня всегда интересовала, но снять документальный фильм в России, в школе не очень просто. Школа — это как закрытый военный объект, куда людей с камерой не подпускают на расстояние пушечного выстрела. А там была такая ситуация, что появилась программа, она есть и в Америке, под названием Teach for America, которая поощряет выпускников лучших вузов поработать в худших школах. Они идут туда на пару лет и совершенствуют свои педагогические методы.
В плохих школах всегда нехватка кадров, и в Америке это работает довольно успешно уже 20 лет. В какой-то момент в России создали аналог такой программы, и это делали мои друзья. Как только я узнала, что они такое делают, я запрыгала от восторга, и сказала: «Возьмите меня с собой пожалуйста в школу!».
Почему меня интересовала тема школы? Я сама училась в очень хорошей школе, для умных детей в Москве, потом я училась на филфаке МГУ, и у меня было такое оранжерейное взросление, в котором я не знала жизни. И я отчасти и поэтому стала журналистом, чтобы лучше узнать жизнь, и, конечно, меня всегда интересовало, какое было детство у людей, которые живут рядом со мной, но которых я совсем не знаю. Поэтому попасть в такую обычную, кондовую школу для меня было очень важно для понимания России и понимания себя.
Как в Америке принимают Катю и Васю?
Пока один показ был в Чикаго, где собрались в основном русскоязычные программисты, и он прошел триумфально. Они смотрели с большим сочувствием, им было что сказать, и что обсудить, причем и применительно к своему опыту, связанному с советским образованием, и со своими впечатлениями об образовании в Америке, потому что тут тоже не все так легко и весело.
Напоследок вопрос от Любы Б., который звучит так: Спасет ли просвещение человечество, или опять не успеет?
(Смеется) Я верю в образование. Но я верю в него не как в систему. Нет такой образовательной системы, методики, подхода, который бы спас человечество. Но я верю во встречу человека с человеком. Какой-то один школьник встретит одного учителя, которого запомнит на всю жизнь, и сделает в результате что-то хорошее в жизни.
Если вы не успели посмотреть фильм в Хьюстоне 29 ноября, то совсем скоро вы сможете увидеть его на онлайн платформах.
