Поэтов в России много, а правдоруб среди них один – Игорь Иртеньев. Всенародную известность ему принесла передача «Итого», однако еще в 80-х о стихах Иртеньева крайне доброжелательно отозвался сам Венедикт Ерофеев, который, кстати говоря, зря хвалебными словами не раскидывался, а любую фальшивку чуял за версту.
– У вас есть строчка: «И на судьбу молись». Зачем на нее молиться, если в ней нет и половины того, чего хочешь и ожидаешь?
– С возрастом приходишь к мысли, что от тебя не так уж много в этом мире зависит, и течение судьбы воспринимаешь ровно в таком виде, в каком оно предстает. Молись, чтобы не было хуже.
– К вам приклеился ярлык иронического поэта. У вас никогда не было желания выпрыгнуть, например, в эпос или мотыльковую лирику?
– Я не хочу никуда выпрыгивать, потому что чувствую себя в этом, как это сейчас принято говорить, формате вполне комфортно. Кстати, и лирика ему не противопоказана. А по каким-то серьезным конкретным поводам – например, событиям в Беслане или конфликту с Грузией – случалось высказываться впрямую, без всякой иронии, но не уверен, что это лучшие из моих стихов.
– В восьмидесятые годы ирония была уделом избранных, а уже в девяностые она стала чуть ли не нормой общения.
– Ирония сделалась тотальной, что, если честно, не радует. Сейчас очень трудно услышать что-либо, сказанное всерьез и с чувством. Авторы газетных заголовков изгаляются, как только могут. Например, выходит сообщение про мальчика, которого засосало в коллектор, и он погиб, а статья называется «Мальчик вылетел в трубу». Разве тут есть повод для остроумия? Всему должен быть разумный предел.
– Но тогда почему это поощряется? Я не думаю, что главные редакторы газет и журналов глупые люди. Почему они такое допускают?
– Журналистика – своеобразная профессия. Когда постоянно имеешь дело с тем, что кого-то убивают или что-то взрывается, внутри неизбежно вырабатывается защитная реакция, которая часто принимает формы циничные и совсем неуместные.
– Вы написали однажды: «Хорошо, что я поэт. Плохо, что хороший». Это значит, что хорошим поэтам нелегко живется? По-крайней мере, хуже, чем плохим?
– Нельзя трактовать так буквально. Все-таки автор и лирический герой не всегда одно и то же. Во всяком случае, человеку, который живо откликается на чужую боль, живется сложнее, чем равнодушному пофигисту.
– Говорят, что поэзия находится во главе развития всего человечества, и она своего рода хэдлайнер всего процесса…
– Интересно, почему вы так решили? Мысль красивая, но достаточно спорная.
– Я думаю, поэты исследуют некоторые неизвестные территории смысла, они действуют в одиночку, на свой страх и риск. Как разведчики или первопроходцы. Вслед за разведчиками идет дружина, строится крепость, потом подтягиваются купцы, батраки, ремесленники. Вокруг крепости возникает посад, и вот новая территория смысла уже обжита!
– Схема заманчивая, но поэзии совсем необязательно открывать новые пути. Она чаще всего отображает то, что уже существует. Если там и происходит открытие новых горизонтов, то непосредственно внутри самой поэзии, а не в масштабах человеческой цивилизации. Скажем, такие поэты, как Мандельштам или Хлебников, расширяли именно поэтическую область, а не общечеловеческое жизненное пространство. Поэзия – занятие крайне узкого круга лиц. Она не настолько распространена в обществе, чтобы оказывать решающее влияние на его развитие.
– Вы любите рисковать?
– Нет. Я не тяготею к экстремальным ситуациям и с возрастом стараюсь в них без особой нужды не оказываться. Хотя понятно, что зависит это не только от тебя. Но если уж влип, стараюсь выходить из них с минимальными моральными потерями.
– Вы служили в армии. Молодому человеку нужна такая школа жизни?
– Нет. Она может только искалечить. По крайней мере, о той армии, которая была в мое время, никаких теплых воспоминаний у меня не сохранилось. Для меня это был потерянный год жизни.
– В наши дни происходят странные вещи – мужчины теряют мужество, а женщины теряют женственность. Вы не замечали?
– Замечал. В плане конкуренции время сейчас гораздо более жесткое, чем было в пору моей молодости. Женщины делают карьеру, не торопятся рожать детей, в связи с этим утрачивают некоторые присущие им природные черты. А мужчины на фоне усиливающейся женской активности позволяют себе расслабиться.
– То есть женщины виноваты. Я-то думал, это мужики сдали свои позиции, и женщинам просто-напросто пришлось взять руль в свои руки…
– Может быть, и так. Я не настаиваю. Это процесс обоюдный, но, так или иначе, между полами действительно происходит постепенное выравнивание.
– Лучший отдых, по-вашему, это как?
– Я не очень люблю отдыхать, но лучший, наверное, у меня на даче в Подмосковье. Там есть Интернет, я могу спокойно работать… Курорты не люблю. Мы с дочкой в этом году ездили отдыхать в Доминиканскую Республику – не потому, что меня так уж сильно манила эта экзотика, а потому, что девочка, пройдя огромный конкурс и страшно измотавшись за время экзаменов, поступила на актерское отделение в школу-студию МХАТ, и мне хотелось ее порадовать. Из поездки я вернулся разочарованный. Меня не вдохновляет открыточный пейзаж с полоской песчаного пляжа, морем и пальмами. Чтобы увидеть это, совершенно необязательно двенадцать часов мучиться в самолетном кресле. В конце концов турецкие или испанские курорты ничем не хуже, а лету в несколько раз меньше. Да и, вообще это все не мое. Для меня оптимальна природа средней полосы России, Карелия…
– На даче своей огородом занимаетесь?
– Огорода как такового у нас, к счастью, нет. Есть сад. Последнее, что я там сделал, – это когда косил участок, выдрал из земли некий куст, почему-то показавшийся мне сорняком. Потом оказалось, что это был любимый жасмин моей жены, который она пять лет поливала чуть ли не слезами. Когда она увидела на его месте яму, то пришла в такую ярость, что носилась за мной по участку практически с топором. С тех пор я надолго охладел к садовым работам.
– Какую музыку предпочитаете?
– Разную. Классику, рок, бардовскую песню.
– Эта музыка как-то отражается на стихосложении?
– Впрямую нет, но есть вещи, которые всегда меня трогают. Например, «Наутилус». Недавно я ехал в электричке, и в вагон зашел музыкант, который, отчаянно фальшивя, вдруг заиграл «Гуд бай, Америка». У меня глаза тут же намокли. Пришлось даже отвернуться. Но это не значит, что, придя домой, я немедленно изложил этот трогательный факт в стихотворной форме.
– Любите ли вы мечтать? Это скорее полезно или вредно?
– Мечтать – это слово не из моего лексического ряда. Скажем иначе – строить планы, стремиться к некой цели. Это нормально. Не знаю – полезно или вредно, но без этого невозможно.
Авторский вечер Игоря Иртеньев пройдет в Русском культурном центре “Наш Техас” по адресу 2337 Bissonnet Houston, TX 77005 1 апреля в 7:30 вечера.
Билеты: $20, для членов RCC $15 по телефону 713.395.3301. Пожалуйста, приобретайте билеты заранее – количество мест ограничено.
