В Советском Союзе существовала цензура, и многие вещи были под запретом для опубликования в открытой печати. Причем часто такие запреты были совершенно абсурдные. Так, хотя уже летали над землей спутники, с которых можно было фотографировать даже отдельные автомашины на дорогах, в странах Запада можно было приобрести космоснимки любой территории, в СССР топографические карты, которые составлялись по таким же аэро- и космоснимкам, были секретными.
Рассказывают, что однажды произошла совершенно курьезная история. В Баку располагалось Высшее Военно-морское училище, выпускавшее офицеров для военно-морского флота СССР и, так называемых, стран «народной демократии». И вот, однажды, заместитель командующего этим Училищем был по каким-то нуждам командирован в Париж. Там, гуляя по улицам и заходя в различные магазины, он в одном из них обнаружил книгу, которая называлась «Справочник военно-морского флота СССР с профилями кораблей».
Он страшно удивился и, хотя в деньгах он, как и все советские люди при поездках за границу, был очень ограничен, не удержался и купил эту книгу. Он привез ее в Баку и стал показывать сослуживцам. Слух об этом дошел до Спецотдела Училища. Его пригласили туда, отобрали книгу, поставили на ней штамп «Совершенно секретно», а ему приказом начальника Училища дали выговор за разглашение государственных тайн. Так что секретность в СССР была больше от своих собственных граждан, чем от иностранцев, которые почти все и без того знали!
Национальная политика в Советском Союзе способствовала тому, что в науке было много проходимцев. Эти люди частично (в виде соавторства) или полностью присваивали себе работы и достижения своих сотрудников, получая в результате все более высокие ученые степени и занимая все более важные должности. Особенно много таких лжеученых было в системах республиканских Академий наук.
Известно, что в СССР рассматривались амбициозные планы переброски речного стока из северных районов в республики Средней Азии. Были даже начаты разработки проектов такой переброски, но, к счастью, до их реализации дело не дошло, т.к. экологические последствия такой переброски были непредсказуемы и, весьма вероятно, катастрофические.
Однажды я был на конференции по запасам пресных подземных вод в Алма-Ате, в то время столице Казахстана. На одном из заседаний выступил академик местной Академии наук, который заявил: «Почему все говорят о переброске поверхностных вод и никто не рассматривает вопрос о переброске подземных вод?» Зал замер. Докладчик пояснил: «Рядом с контуром развития пресных подземных вод (которые на юге часто окружены территориями развития соленых вод) мы бурим скважину и начинаем откачивать соленые воды, в результате к скважине подтягивается язык пресных вод. Тогда мы бурим следующую скважину и подтягиваем язык пресных вод к ней и так далее, до тех пор пока пресная вода не достигнет нужного нам района».
Абсурдность такого предложения была очевидна не только специалистам, но и всем, кто присутствовал на конференции. Попытка осуществить такую «идею» привела бы к бессмысленным затратам колоссального количества электроэнергии, но даже и в этом случае не могла быть реализована по законам подземной гидродинамики. И, наконец, легче добыть пресную подземную воду и перебрасывать ее в нужное место по трубопроводу!
В зале начался шум, смех, и председательствующий вынужден был объявить перерыв. В кулуарах сотрудник лаборатории, заведующим которой был выступавший академик, говорил собравшимся вокруг него москвичам и ленинградцам: «Вы смеетесь, вам очень весело, а мне каково? Теперь вы понимаете под чьим руководством мне приходится работать?»
Мой старший брат, Миша жил вместе с женой Женей и дочерью Марианной в Ленинграде в малогабаритной двухкомнатной квартире на пятом этаже так называемой «хрущевки». Он был профессором кафедры теоретической физики Ленинградского университета и, как большинство физиков-теоретиков, большей частью работал дома. Днем было шумно, ему мешали, поэтому он обычно садился за постоянно открытый стол своего секретера глубокой ночью, когда вся семья засыпала и воцарялась полная тишина.
Четвертым жильцом квартиры был кот, которого звали Арсик. Когда-то первый кот, который жил в семье Миши, носил имя Барсик, он прожил счастливую кошачью жизнь и после его смерти в дом взяли нового котенка, которого Миша нарек Арсиком, отбросив первую букву имени предыдущего кота. Говорили, что родословная нового котенка восходит напрямую к кошке, жившей когда-то во дворце королевы Великобритании, рассказывали о том, что один из потомков этой знаменитой кошки был вывезен советским дипломатом из Англии и, таким образом, появилась кошачья династия ее потомков в СССР. Котенок быстро вырос и надо сказать, что внешне он вполне оправдывал свое «дворянское» происхождение. Он имел очень красивую длинную серебристо-серую шерсть, которая, как казалось, светилась в темноте. На мордочке была узкая белая полоска шерсти, которая разделяла большие и очень умные лучистые зеленые глаза. На ногах были белые «носочки». Ушки стояли торчком и внутренняя их сторона была нежно-розовой. Кота кастрировали, т.к. хотели, чтобы он был, так сказать, «домашним» котом. После этого кот раздобрел, стал ленивым. Из ветеринарной клиники Мише выдали квитанцию следующего содержания: «Настоящая квитанция выдана Михаилу Листенгартену в том, что с него получено 30 руб. 50 коп. за проведенную операцию: кастрацию». Подпись, печать – все как следует. Миша вставил эту квитанцию в рамку и повесил на стене спальни. Смеясь, он говорил, что когда Женя вечером недвусмысленно проявляет к нему интерес, а ему надо работать, он разводит руками, показывает на квитанцию и говорит: «К сожалению, ты опоздала, не могу, теперь уже ничего не поделаешь!» Женя на это откликалась: «Я проявляю интерес? Это ты про себя скажи!»
Физиков-теоретиков в стране было сравнительно немного, они часто общались на различных съездах, конференциях и семинарах и хорошо знали не только друг друга, но и членов семей каждого из них. Перед новым годом Миша отправлял своим коллегам большое количество поздравительных открыток. Подписывал он их всегда одинаково – Миша, Женя, Марианна и Арсик, считая последнего одним из полноправных членов семьи. Это однажды привело к анекдотическому происшествию. Через несколько дней после нового года в дверь позвонили. Там стоял молодой человек, который передал большой букет цветов и три бутылки коньяка от одного из физиков из г. Еревана. К букету была прикреплена написанная каллиграфическим подчерком записка: «Поздравляем дорогих Марианну и Арсена с бракосочетанием, желаем…» и т.д. Физик из Еревана решил, что Арсик – это сокращение армянского имени Арсен! Эта записка также была вставлена в рамку и прикреплена к стене, ее демонстрировали всем гостям.
Миша очень расхваливал своего кота, какой он красивый и, самое главное, умный. Он рассказывал: «Когда я ночью сижу и работаю за секретером, он залезает ко мне на колени, кладет передние лапки на стол и внимательно следит за тем как и что я пишу. Если что-то ему кажется неправильным, он начинает громко возмущаться – мяукать. Так что, можно сказать, что все научные труды написаны нами совместно». Я хотел как-то указать его как одного из соавторов очередной научной статьи, но наш Первый (секретный) отдел, когда составлялся документ, разрешающий публикацию в открытой печати, его вычеркнул. Я возражал, говорил, что это настоящая дискриминация по происхождению, но это не помогло.
Как-то я приехал в Ленинград повидаться с Мишей и его семьей. Вечером мой брат, нарушив по этому случаю свою привычку работать по ночам, ушел спать к жене и дочери в спальню, предоставив в мое распоряжение диван, стоявший у его секретера, на котором он обычно засыпал, когда заканчивал ночную работу. Когда я попытался лечь, то пришел в ужас. Было такое впечатление, что я лежу на неровно уложенных досках. Попытка взбить подушку привела к тому, что я вывихнул пальцы руки: подушка была каменной. «Как ты на этом спишь?!!!, -удивился я. Миша ответил: – А это специально, чтобы поменьше спать и побольше работать, а кроме того, когда я заканчиваю работу где-то в 4-5 часов утра, мне уже безразлично – лишь бы где-нибудь прилечь!»
Выхода не было, я долго ворочался на диване, крутил головой, пытаясь хоть как-то ее пристроить поудобнее, но в конце концов все же уснул. Мне приснился страшный сон. Будто я тону и чувствую, как морские водоросли обвивают мое лицо. Они лезут мне в нос, в рот, я не могу дышать, я задыхаюсь. Как это иногда бывает, я понимаю, что это уже не сон, что мне действительно нечем дышать, что мои рот и нос закрыло что-то теплое и волосатое. Я с воплем вскочил на ноги и тогда понял, что это кот, привыкший спать с Мишей, лег мне на шею, как меховой воротник. Его длинная шерсть полностью закрыла все мое лицо. Выскочившего из спальни на шум Мишу я попросил закрыть кота в туалете, что и было сделано, после чего я смог снова, хоть и с трудом, заснуть. На утро Миша мне сказал: «Кошачий век – это примерно 14 лет, сегодня Арсику исполнилось ровно 7 лет, т.е. у него сегодня юбилей, а по твоей вине он, бедный, встретил свой праздник в туалете!»
Однако до старости Арсик не дожил, он кончил свою жизнь трагически. Выйдя погулять на балкон, он увидел птичку, севшую на перила. В нем взыграл охотничий инстинкт, он прыгнул, но не рассчитал своего большого веса, не удержался на перилах, упал с пятого этажа и разбился, но пойманную птичку не выпустил. На похоронах Арсика Миша произнес проникновенную речь. Он посетовал, что Арсик прожил меньше отведенного ему природой срока, сказал о вкладе, хоть и пассивном, который Арсик внес в развитие теоретической физики в Советском Союзе. Гибель Арсика настолько потрясла всю семью, что больше котов не заводили. Пришли к выводу, что слишком тяжело снова в будущем будет перенести смерть четвероногого члена семьи. Ну а Миша в его научной деятельности обойдется и без «соавтора»!