В феврале, бывает, и в январе, в Остине выдается несколько теплых дней, как будто весна вышла на разведку. Вылезают обманувшиеся первоцветы, над столиками кафе пиратствуют граклы, и бензиновая лужа отливает жидким спектром. В марте весна приходит, чтобы остаться. Лето наступает в мае и неохотно отступает в октябре.
У нас круглый год что-нибудь цветет. Не мимоза – так багряник. Не глициния – так креповые мирты. Дубы и те цветут. Население изнемогает от букета аллергий. Благо, в четырех часах езды побережье Мексиканского Залива, где только пальмы и воздух как соляные капли от насморка.
В последние минуты перед отъездом, отсылая материалы для ежемесячного листка русского общества, я засомневалась, приписать номер мобильного или не надо.
– Без тебя разберутся, – припечатал муж.
Но телефон я взяла. И, не справившись с выбором, три книги. Подумав, засунула в пляжную сумку еще футляр с компактными дисками.
– На два дня едем, – напомнил муж с порога. (Как выяснилось в дальнейшем, сам он, кроме всего прочего, запасся лэптопом и цифровым плеером).
Триста миль мелькания разделительной полосы и деревцев восковника – это утомительно. Поужинали в рыбном заведении, вяло обсуждая расход бензина и курортную дороговизну. По-лунному бледное солнце спускалось под высокий мост, соединяющий побережье с островом.
– И по телевизору каналов кот наплакал, – пожаловалась я, повалившись на гостиничную кровать и щелкая пультом.
– Да, из 322-й комнаты… Нет, связи нет… – разбудил меня голос на другое утро.
Муж прижимал плечом телефонную трубку, глядя в экран лэптопа и бегая пальцами по клавиатуре.
Задумчиво действуя зубной щеткой, я подошла к окну. Напротив было пустое небо, тускло подсвеченное сверху. Ниже летали чайки, придерживаясь пляжной полосы между горизонтальной плоскостью залива и вертикалью прибрежных гостиниц. Вдоль пляжа тянулась низкая бетонная дамба, редко помеченная фигурками бегунов.
– Попробуй, поговори с этими тупицами! – раздраженно сказал муж, брякнув телефонной трубкой.
Водянисто-молочное небо продолжало вливаться через дырочки зрачков. Я вынула щетку изо рта:
– Как насчет того, чтобы отключиться от матрицы…
И обернулась на его смех. Он сказал:
– Доброе утро, ты вся в зубной пасте.
Мы взяли с собой только ключ от гостиницы. На моле было ветрено, и мальчик пытался кататься на скейтборде под парусом. Потом навстречу попался человек с волком.
– Нет, это аляскинский маламут, – ответил человек.
Мы спустились на пляж, где мелкий серый песок принимал каждый шаг, как в ладони. Говорят, именно из-за песка волны залива такого цвета, цвета чая с молоком, хотя в ясную погоду под линией горизонта видна нефтедобывающая платформа.
Ближе к воде за песок цепляется похожая на проволочную мочалку поросль; не понять, живые растения или выброшенные на берег водоросли. И обязательно увидишь дохлую медузу точно, как в прошлом году.
В будний день людей на пляже так мало, что если вдруг побежать изо всех сил по мелкоте, то увидят только издали, случайно, а так все смотрят на зеленого воздушного змея в белом небе.
К одиннадцати становится жарко; на коже запекается горькая соль. Крики чаек гаснут в гипнотическом гуле волн, как капля в море. Такая особенная усталость бывает от купания и солнечного ожога…
В глубине вчерашнего рыбного ресторана возле пластмассовой банки для чаевых горбился гитарист. Мы прошли на веранду. Замыленное дымкой солнце опять спускалось по невидимой дуге, пересекающей дугу моста.
Внизу на пирсе рыбак-одиночка бросил в воду пойманную рыбу.
– По закону они должны быть определенного размера, – объяснил мне муж.
– Да говорящая это была рыба, мужик загадал желание, – объяснила я мужу.
Однако один рифовый окунь попал-таки на мою тарелку, запеченный по-гавайски с кружками ананаса. Ковырнув вилкой и отхлебнув вина, я навела на спутника жизни затуманившийся взор. Вооруженный щипцами спутник сражался с крабовой клешней.
– Солнце… – неопределенно позвала я, но меня перебили:
– Извините, что прерываем ваш романтический ужин! Мы на одну секунду!
И два семейства на отдыхе деловито выстроили в кадре своих отпрысков, заслонивших бухту и прогулочный катер.
– Чтобы было видно, как вам здесь нравится! – подавали команды взрослые.
– Обнимитесь! Джонатан, ты тоже!
– Со вспышкой или без?
– А закат войдет?
– Улыбаемся! Еще раз! Джонатан, ты тоже!
– Тысячу извинений!
– Приятного аппетита!
– Запасные батарейки в чехле?
Когда родители Джонатана, друзья его родителей и дети их друзей отошли, солнце было уже под мостом. Огромный длинный голубой глаз с солнечным зрачком глядел прямо на нас.
– …Матрица, – посочувствовал муж вслед удаляющемуся топоту.
– …Море, – констатировала я вновь открывшийся пейзаж.