Да ничего мы такого не делали. Читали новости.
«В эфире «Студии Город» новости…»
И он положил руку мне повыше колена. Ладно, гораздо выше колена.
«На собрании областной думы…»
Мы сто лет с ним как читали новости. И могло бы быть так. Раз от раза на пути к погоде он пристраивал свою руку в росчерке темных волосинок из-под линялого рукава поближе ко мне, а однажды накрыл своей ладонью мою.
Ноу. Он просто ни с того, ни с сего положил руку, куда я сказала, пока читал эту свою думу.
Дальше – авария на теплотрассе была моя. И эфир из ноги как раз поступил прямо мне в голову. Я тронулась голосом. В сторону весны. Струи воды на пересечении двух улиц потекли из меня нежно, сладко и медленно. Они стонали и задыхались. Меня этим эфиром как накачало.
Звукарь за стеклом показал: «Допрыгаетесь».
Когда дошло дело до культурного обмена между нами и Францией, он ухмыльнулся, одним уголком, как только он один умел. Повел рукой выше. Выше. Почесал нос, и вернул руку на стол, хотя перевернуть страницу можно было и так – одной, разве нет?
Я дышала чаще, чем река под ледоколом. Эфир бился об мой мозг. И после победы городской волейбольной команды меня прорвало.
– Я что, тебя волную?
Какая тут погода.
У звукаря глаза чуть не вылезли. Прямой эфир же.
– А ты что, боишься в это поверить?
Его он успел отключить.
По крайней мере, мне редактор ничего не сказал.
Целовались мы только вечером – это ж до вечера еще дожить надо было.
В телеке человек выглядит совсем не так, как когда сидит с тобой рядом, разве нет?
Новости теперь он читал один.
Если руки мне нравятся, я пропала.
В телек линялую майку не наденешь.
Я писала тексты для информационного агентства, а он их читал.
«В эфире 4 канала новости. По сообщению городского информационного агентства…»
Ес. Это я сообщала.
Да и руку держать под столом неудобно, когда ты в телеке.
Когда мне доводилось давать комментарии к новостям, я клала руки на стол свободно, я не перебирала бумаги и не чесала нос – это должно было выражать компетентность и открытость. Это и называется профессионализм.
Вот у художника, казалось бы, руки должны быть чуткие. А они в масле. И простыня у меня вся в масле. И я вся.
Художник нарисовал белого медведя на моем белом холодильнике. Надо уметь.
Художник и я на простыне. А в телеке на холодильнике – на спине белого медведя – новости. В рубашке. Голос ровный. Слова как слова. Ухмыльнись, как ты один умеешь – одним уголком.
Ноу. Это и называется, профессионализм. Прямой эфир же.
Прямой эфир, а не качает. И пьяная авария не взрывает асфальт.Ну, целовались мы вечером. Ну, бывает.
