Стоит какая-то мистическая, затаившаяся тишина. Луна отражается в слепых окнах дома, и я инстинктивно жмусь к могучему торсу моего Буцефала. Он возмущенно фыркает и требует за охрану добавочную порцию овса. Лошади чувствуют дьявольскую силу, ну, а если Ваня спокоен, то и мне нечего бояться. Главное, нырнув в спальник, свернуться калачиком и крепко зажмуриться, а усталость свое возьмет.
Рано утром поспешно выскочил из спального мешка и лихорадочно оделся. Это самая неприятная процедура, когда снаружи и внутри кибитки минусовая температура. Вот, хотел сейчас написать, что волосы за ночь у меня смерзлись, да вспомнил, что спал-то я в вязаной лыжной шапочке. Так что нечего врать!
Задав корма лошади и умывшись ледяной речной водой, решил исследовать соседний дом. Поднимаюсь на крыльцо и жму на кнопку звонка. Естественно, никто не отвечает. Неуверенно иду к задней двери и нахожу ее полуоткрытой. Прошлогодние мертвые листья запорошили вход, но дверь легко отворяется и впускает на кухню. На столе сгрудились консервные банки и коробки с кукурузными и овсяными хлопьями. Плита заставлена сковородками и кастрюлями. Поднимаюсь по широкой скрипучей лестнице на второй этаж, а со стен смотрят с фотографий хозяева прошлого. Они в строгих одеждах и омертвелых позах – наверное, возмущаются: что это я без приглашения в их доме делаю?
Любопытство влечет дальше – неужто сейчас найду мертвое тело с перерезанным горлом и засохшей кровью на полу, как в детективных фильмах показывают. Скрип половиц отдается в позвоночнике и разносится по дому. Но никто не окликает и не стонет – только мертвая, трескучая тишина. На втором этаже нашел я просторную спальню с единственной безразмерной кроватью, украшенной балдахином, но без окровавленных трупов, взывающих к справедливости – ни Шерлока Холмса, ни инспектора Мегрэ из меня не получилось. Спустился на первый этаж и, естественно, не обнаружил даже входа в предполагаемый подвал, где все трупы должны были быть аккуратно сложены и упакованы в ожидании отмщения за преждевременную смерть.
Не верю я в преждевременную смерть – помираем мы тогда, когда успели достаточно закоптить собой наше время. Ну что бы бедный Александр Сергеевич Пушкин делал, если бы его не застрелил злополучный Дантес? Ведь «достал» француза наш поэт обвинениями в гомосексуализме и прелюбодействе с Натальей Николаевной. А Дантес был женат на сестре жены Пушкина и благополучно прожил с ней отведенную ему судьбой жизнь. Везучие те, кто своевременно умирают, да еще во славе!
Александр Дюма не мог перенести позора, возложенного русскими на это типично французское имя, вот и решил его реабилитировать, назвав в своей знаменитой книге авантюриста Эдмона Дантеса благородным графом Монте-Кристо.
Поднимаю телефонную трубку внизу на кухне, и гудок зуммера указывает, что телефон не отключен. Просто ушли прошлые люди, не захотели дольше жить в этом огромном и холодном доме привидений, а новые еще не появились. Ну, а я попал здесь во временную щель – между прошлым и будущим.
Чтобы пересечь хребет Аллегэйни, едем на юг по 522-й дороге, а потом на северо-запад по 30-й. Опять измотались, и счастьем было оказаться в тепле дома Алсены и Билла Вэгман, профессорской пары из Балтиморского университета. Они сами только что вернулись на ферму из Балтимора, согреваясь холодным пивом и красным вином. Я с энтузиазмом к ним присоединился.
Купили они ферму больше для забавы, чем для разведения скота. Встретился как-то Биллу сосед и говорит: «Ну, на хрена вам все это, ведь у вас достаточно денег, чтобы купить дом во Флориде и не копаться здесь в навозе». А Биллу нравится такая жизнь. Дети выросли и давно сами по себе, а здесь скот нуждается в твоем внимании, ты здесь Бог и Царь.
Мне всегда нравились еврейские интеллектуалы, с ними можно было выпить и поговорить, и с ними я никогда не напивался в стельку. И действительно: дискуссия была в самом разгаре, а вино кончалось. На подмогу приехал мой друг Чарли из Блэйна и привез две бутылки своего домашнего вина «Пилигрим» и 52 открытки с марками и его адресом, которые я должен слать ему каждую неделю. Ну, это выше моих сил – раз в месяц буду посылать, если получится.
Билл и Алсена еще спали, когда я запряг кашляющего Ваню и по 30-й дороге потащился к Харрисонвиллю со скоростью ниже пешеходной. По дороге дал интервью Дэйву Родсу из «Утреннего вестника» – газеты в Чэмберсбурге и Джеймсу Стютсу, владельцу газеты «Новости графства Фултон», который, весьма кстати, дал мне за это 20 долларов, разъяснив при этом, что журналистам не положено платить за интервью.
Приехав в поселок, отправился на почту, расположенную в том же доме, что и магазин, узнать о ночлеге в окрестностях. А желудок от боли разрывался: смесь пива с вином никогда мне даром не проходила, и за удовольствие я всегда платил. Обрадовался, как дару Божьему, найдя на полке питьевую соду – теперь опять жить можно!
Согласились принять меня на постой Джефф и Мэй Хастон, владельцы молочной фермы «Сосновое дерево». Они только что поженились, и пышногрудая Мэй преданно смотрела мужу в глаза, жаря ему на ужин бифштексы с лапоть величиной. А я только облизывался на эти жарящую и жаримую плоти, по усам текло, а в рот не попадало.
Слава Господу, Ваня пристроен под крышей. Я делаю ему ежедневный укол пенициллина, задаю сена и овса и отправляюсь ночевать в конторку фермы. Пол там бетонный, и я покрываю его тремя слоями крафт-мешков из-под зерна. Благодать-то какая, в тепле спать. Мыши только шебуршились в надежде не дать мне заснуть. Да фигушки им – спал расчудесно.