Я хочу это помнить и оставить это фото здесь. Это не 1941, это март 2022, Харьков.
Цветное фото я сделала черно-белым. Это фото можно назвать «Февраль, март 2022, вокзалы Украины».
В таком поезде после нескольких суток, проведенных на Киевском вокзале, уехала моя коллега с дочерью и маленькой внучкой. Так все было по ее словам, как в этом тексте.
…Эвакуационные поезда из Киева отходили забитые, напряженные и тихие. Растерянные, испуганные дети, нервные животные, усталые и изможденные люди. Кому-то везет сесть, остальные просто падают на пол в проходах и тамбуре. Вещей минимум, но они занимают все то пространство, которое еще оставалось.
Поезд уезжает от вокзала и практически сразу в салоне гаснет свет. Со стороны двери шепотом передают указания: никаких телефонов, яркого света, включенного интернета или, упаси Господи, геолокации. Все послушно гасят экраны. Темно. Тихо. Поезд аккуратно крадется между тем же темным полям и селам. Где замирает, где делает резкий рывок.
Дети начинают капризничать – мультики, в туалет, конфету, походить… Походить негде, в туалет надо пробираться разве что по воздуху. Но все понимают, подбирают ноги, пытаются пропускать. Родители изо всех сил как-то успокаивают малышей, но как только один конец вагона стихнет – просыпается другой.
Проходит час, второй. По нормальному графику уже должны подъезжать в Винницу. Говорят, что в Виннице будем не раньше, чем через два часа, и, возможно, остановки не будет. Кто пытается возмутиться, но их быстро зашикуют. Дети засыпают. Становится жарко и не хватает воздуха. Тоскливо. Ужасно. Хочется пить, но помним, что в туалет не набегаешься.
Впереди появляются огни Винницы. Поезд пролетает непрерывно. Следующая потенциальная остановка – Хмельницкий. Когда прибытие – неизвестно. Ползут часы. Дети просыпаются и все начинается по кругу.
Впереди снова огни. Поезд замедляется, в салоне включают свет. Все щурятся, достают телефоны, проверяют обстановку. Прибываем на вокзал. В салоне объявления, что стоянка 5 минут.
Часть людей начинает хаотично хватать вещи, детей, кошек и пробиваться к выходу. Выскакивают на перрон, но особенно свободнее не стало.
Вдруг в тамбур с разбега забрасывают огромную клетчатую базарную сумку, за ней еще две, а затем еще одну затягивают две женщины. Люди начинают чуть-чуть бухтеть, мол, куда еще, тут и так развернуться негде, а вы еще и с сумками. Им кто-то отвечает, что может там животное, что вы здесь начинаете…
Женщины не обращают внимания. Скупыми, видно уже отточенными движениями, быстро открывают сумки и начинают давать в руки тех, кто поближе, какие-то пакеты.
– Быстро, передавай дальше, 3 минуты осталось!
Люди послушно передают дальше. Одна сумка опустела, за ней еще две. Люди по салону просыпаются и пытаются понять, что им здесь толкают в руки.
Одна из женщин громко кричит в салон:
– Дети малые есть?
– Есть!
– Сколько?
– Где-то 20.
Открывает последнюю сумку, вытряхивает из нее пакеты.
– Передайте мамам!
И по салону как волной: «Передайте мамам, передайте мамам…».
Поезд дергается. Одна из женщин быстро хватает пустые сумки, вторая – высыпает оставшиеся пакеты прямо на пол, и обе выпрыгивают на перрон.
– Люда, вода!
В тамбур с размаху забрасывают блок воды, за ним еще один. Поезд тронулся…
Люди как по команде начинают открывать пакеты, которые там им сунули в руки. В каждом шарике: три овсяные печеньки, бутербродик с сыром, бутербродик с маслом и колбасой, яблоко, две шоколадные конфеты, несколько «рачков». В пакетах, которые передавали мамам – пара памперсов и три пачки детского питания.
Снова гаснет свет. В салоне тихо, но шуршат обертки от конфет, кто-то просит передать воду. Говорят, что дальше Тернополь, но остановки может и не быть. Темный поезд крадется между темных полей и деревень.