В зеленом густом лесу стоял деревянный домик. Жили в нем маленький Джон с мамой и папой. Однажды родители подарили Джону пушистого, коричневого, крошечного хомячка и дали ему имя Хом. Зверек был очень любознательным. Все ему надо было потрогать своей мордочкой, понюхать своим носиком, все разглядеть своими круглыми глазенками. И, конечно, всяким шалостям его не было конца.
– Может быть лучше будет поместить хомячка в клетку? – предложила мама Джону.
– Нет, нет, мамочка! – взмолился маленький Джон, – очень прошу – пусть он лучше будет на свободе.
Так и порешили. И вскоре случилось вот что.
Это было глубокой ночью. Кругом темнота, только бледная луна смотрела в окно. В доме все спали крепким сном. Тишина, от которой, как говорят, в ушах свистит. Непоседа хомячек проснулся от назойливой мухи и больше уснуть уже не мог. Почесал, почесал лапками свои ушки, недовольно фыркнул пару раз и в полутьме отправился разгуливать по дому. Взобрался каким-то образом на пианино, которое стояло с открытой крышкой в гостиной, поскользнулся у края и свалился всем своим телом прямо на клавиши. Раздался громкий музыкальный аккорд.
– Тарарам-бамммм!
От такой неожиданности Хом ненадолго затих, лежа на клавишах. Но, опомнившись, стал на задние лапки, а передними пытался вскарабкаться опять наверх. Но это ему не удавалось. Тогда он стал прогуливаться вдоль клавишей, исполняя, таким образом, причудливую свою хомятскую мелодию и заслушиваясь ею. Кто знает, сколько времени хомяк бы так играл, но внезапно зажегся свет, который его напугал, и он быстро скрылся в глубоком папином ботинке.
Лампу зажгла мама. Полусонная она стала будить папу:
– Слушай, дорогой, не поверю своим ушам. Наш Джон сам решил поиграть на пианино. Значить ему это нравится. Он будет играть на пианино! Он у нас умный мальчик.
– Так-то оно так, – пробурчал недовольным голосом разбуженный папа, – но почему так поздно, среди ночи?
Мама с папой вскочили с постели и, не соображая, что к чему, первым делом помчались в гостиную. Не найдя там сына, поспешили в комнату Джона. А тот совершенно спокойно лежал себе с открытыми глазами в своей кровати. Он нисколько не испугался и даже не удивился звукам пианино. Просто он сразу догадался, в чем дело.
– Понимаешь сынок, – начала было мама, – надо все-таки поместить его в клетку.
Он ведь будет тебе мешать, когда ты будешь читать или играть на пианино.
Джон насупился и долго молчал.
– Разве я не права? – спросила мама.
– Ты не обижайся, мамочка, но мне не нравится больше играть на пианино. Лучше я буду играть на флейте. Меня уже немного научила учительница в школе.
– Ну, знаешь, дорогой, пианино – это главный инструмент почти в любом оркестре. На нем можно сыграть почти все, что хочешь. Ты, сынок, не прав. Я не против флейты, но бросить играть на пианино – неразумно. Твоя ведь учительница играет и на флейте, и на пианино тоже.
– На флейте можно играть где угодно: и дома, и на улице, и даже в лесу, – попытался отбиться Джон.
Сидел Хом в папином глубоком ботинке, слушал весь этот разговор и думал: «Если человеку не нравится, то зачем ему играть на пианино? Лучше пусть играет на флейте, если это ему по душе». Всю ночь он думал об этом, и ему очень захотелось высказать все это его маме. Жалко ему было Джона. Но как это сделать? И сделал он это по-своему, по-хомятски. Дело было вот как.
Наступило утро. Прекрасное, солнечное утро. Мама сидела за столом на кухне, пила кофе и читала свежую большую газету. Она настолько углубилась в чтение, что не увидела, как маленький проказник незаметно взобрался на стол и быстро проскользнул между страницам газеты так, что его и не видно было.
Услышав шорох, мама подняла голову. От страху пошел мороз по коже. Перед ней газетные страницы быстро переливались волной то в одну, то в другую сторону, словно морской прибой. Мама пришла в ужас, чуть не уронила свою чашку и, глядя широко раскрытыми глазами на шелестящую газету, закричала вне себя, заикаясь от ужаса:
– Бо-о-же ты-ты мой! Что эт-т-о на само-ом-то деле тво-творится? Смотрите га-газета сама собой ше-ше-шевелится! Прямо колдовство какое-то!
Мама крепко прижимала руку к забившему тревогу сердцу. Однако в следующий момент из-за края газетной страницы игриво мелькнул короткий хвостик хомячка, и мама громко и с облегчением засмеялась. Долго смеялись они все вместе – Джон и папа тоже.
Трудно сказать, сумел ли зверек таким образом передать маме свое беспокойство за Джона. Во всяком случае, вслед за этим он услышал разговор, который ему очень понравился. Это произошло, после того как все успокоились, и Джон попросил своих родителей:
– Пожалуйста, не сердитесь на него, ему ведь очень у нас скучно. Давайте купим ему беличье колесо.
– А что это такое? – решил отец спросить у сына, хотя прекрасно знал, что это такое.
– А это когда зверек бегает внутри колеса и вращает его, а сам остается на одном и том же месте.
– Что ж, я согласна полюбоваться таким чудом. – Очень уж добрая была мама у маленького Джона.
И вот колесо куплено и стоит у окна. Как же все удивились, когда Хомик робко подошел к незнакомой ему вещи, ткнул носиком в колесо и замер, глядя, как оно крутится. Но настоящее диво случилось после. Хомяк залез на ступеньки колеса и побежал по ним изо всех сил, стараясь добраться до самого верха. Но не тут-то было! Он бежал по ступенькам и оставался на месте, а колесо вертелось.Хом громко пыхтел, храпел и почти задыхался от быстрого бега.
– Пафф-пиффр, Пафф-ффрр! – ножки его мелькали так быстро, что их не видно было.
Уже давно перевалило за полдень, а хомячoк как начал свой бег с раннего утра, так до сих пор ни разу не отдыхал. Очень он устал, и силы его были уже на исходе. Однако он не сдавался и продолжал свое.
И чтобы веселее было, приговаривал:
Ступенечки, ступеньки вверх, ступеньки без конца,
Ох, сколько их, ох, сколько их, не счесть их никогда,
Не так уж мне, не так уж мне, не так уж мне легко,
Добраться бы, добраться бы к вершине – хорошо!
Бежал он и был счастлив.
Неожиданно кто-то окликнул его незнакомым ему голосом:
– Эй, малый! Чего это ты там так стараешься?
Это была белочка, которая прыгнула с ветки на подоконник открытого окна и застыла от удивления. Пышный хвост ее причудливо изогнулся и напоминал саксофон, на котором играют в оркестре.
– Прошу меня не трогать! Я очень занят, – огрызнулся хомяк, продолжая пыхтеть как паровоз.
– Храп-храп, раф-раф!
Белочка взбежала вверх по краю окна и повисла вниз головой.
– Глупый ты парнишка, послушай, что я тебе скажу, – не унималась она.
– Я…пруф-пруф… не желаю тебя слушать.
Хитрая белочка подумала, как заставить хомячка ее выслушать. И она громко закричала:
– Стой!!! Смотри! На твоем животе огромная пчела!
Хомяк со страху споткнулся и свалился на ступеньки. Раскрученное колесо продолжало еще крутиться, и уволокло его хвостиком назад, потом вверх, а потом остановилось. Хомячок не удержался и шлепнулся на пол. Белочка подбежала к нему и говорит:
– Не растраивайся, дурачок! Все равно ты никогда не взберешься наверх колеса. Никогда! Не веришь?
– А ты откуда знаешь?
– Моя бабушка давно мне рассказывала, что люди придумали это колесо для забавы. Им нравится, как мы пытаемся на нем подняться вверх и никак не можем. Для нас с тобой куда лучше будет отправиться в лес и там погулять. А захочешь забраться высоко, – так это мы сделаем совсем просто. Вот увидишь? Пошли?
Через некоторое время они уже гуляли по удивительно красивому лесу. Им встречались высокие, стройные сосны и могучие дубы. А солнечные полянки украшены были множеством полевых цветов, над которыми парили, размахивая красочными своими крылышками, бабочки.
Белка не обманула хомяка. Без больших усилий они поднялись высоко по стволу дерева и сели рядом на тонкой качающейся от ветра длинной ветке.
– Видишь, как здесь здорово? – сказала Белка, – Вот там рано утром из-за гор восходит солнце, а садится оно с другой стороны, прямо в море.
– Очень здесь красиво, – согласился хомяк.
Он долго и зачарованно смотрел, как морские волны переливаются серебром, потом как дятел на соседнем дереве отчаянно лупит своим длинным клювом по стволу . Отвлек его маленький паук, который спускался прямо перед его носом вниз на своей поблескивающей паутинке-ниточке.
Все было очень красиво и хорошо. И все- таки что-то упрямо его беспокоило.
“Джону и так плохо, – думал он, – родители заставляют его играть на пианино, а тут я еще ушел из дома, и он, наверное, ищет меня”.
– Что это ты задумался и мрачный такой? – спросила белочка.
– А вот, хочу, и мрачный, – огрызнулся Хом.
– А я вот хочу, и веселая такая, – задиристо крикнула белка и пулей взметнулась вверх по веткам высоко к сияющим небесам. А эхо разносило по лесу ее слова, повторяя их много раз:
– Ааа яяя воот хохоччуу и вееселаяяя.
Сделав большой круг, белочка вернулась к хомяку и говорит ему, задыхаясь от быстрого бега.
– Я думала, развеселю тебя, а ты по-прежнему невеселый.
– Разве ты поймешь меня, – Хом от досады отвернулся от своего товарища, – вот скажи мне, что ты здесь делаешь целый день? – с тоской в голосе спросил он белку.
– Как что? Прыгаю с ветки на веточку, орешки ем, а лишние прячу на зиму.
– И все?
– Нет не все, – подумав, сказала белочка.
– А что же еще?
Белка подвинулась вплотную к хомяку и говорит почти шепотом:
– А ты никому не расскажешь?
– Никому, – ответил Хомик и подумал: “Какие такие тайны могут быть у белки?” – Ну, давай, говори!
– А ты меня не торопи. Мне вот нужно подумать, говорить тебе это или нет.
Чтобы ее тайна выглядела как можно более загадочной, хитрюга белка решила несколько подождать и не рассказывать сразу.
– Нет, пока не скажу, – сказала она после некоторого раздумья.
– Подумаешь, ну и не говори. Проживу как-нибудь без твоей тайны.
– А вот и не проживешь, потому что жить без чудес все равно, что вообще не жить.
– Хрр-уп, – проскрипел Хом, – ну и задавака же ты! По-твоему только у тебя тайны и чудеса, больше ни у кого.
– Но такого чуда, что я знаю, нет ни у кого на всем белом свете.
– Так уж и нет.
– Ну что ж пошли со мной – увидишь.
– Что ж, пройдусь с тобой. Все равно делать нечего. Посмотрю, какие у тебя чудеса.
Поднялись они по склону горы, белка и говорит тихо и загадочно:
– Вот здесь.
– Что здесь?
– Сейчас услышишь.
Оглянулся хомяк. Стоят несколько сухих деревьев вокруг и больше ничего такого особенного.
– Где же тайна твоя?
– Молчи и слушай.
Со стороны подул ветерок, и полилась тихая трель:
– Тра-ля, тра-ля-ля.
То затихнет, то опять раздается.
– Так это же птенец выпал из гнезда. Тоже мне чудо.
– А вот и нет! Подойди к той сухой веточке, которая пустотелая и с дырочками на боку.
Хом подобрался к ветке и остановился. Она, действительно, играла каждый раз, когда задувал ветер.
– Э-хэ-хэ! – закричал он на весь лес и стал бегать по кругу от радости.
– Ты это чего? – белка была поражена, – или тебя муха укусила?
– Мне нужна эта веточка-флейта, мне она очень нужна!
– Не дам я тебе ее, не дам! Это моя тайна.
Белка от возмущения развернулась и прошлась своим пышным хвостом прямо по мордочке хомячка так, что тот на некоторое время перестал видеть. А Хом опомнился и с разбегу ткнул носом белку в бок.
– Стойте! – вдруг услышали они голос со стороны густого куста, который рос недалеко.
Перед ними стоял Джон с длинной палочкой в руках.
– Хом, не смей драться! Я тебя искал долго и вот нашел.
Джон подошел поближе.
– Смотрите оба, у меня такая же веточка. Я ее здесь срезал и успел уже сделать из нее флейту. А у тебя я вижу – друг. Давайте вместе споем.
– Давайте! – обрадовался Хом, что Джон его нашел и будет играть на флейте.
– Давайте! – обрадовалась белочка, что тайна ее осталась на месте.
И двинулись они по лесу с песенкой.
На веточке я прыгала, взлетала высоко,
Зеленую и гибкую любила я ее,
И вдруг поблекла веточка, засохла на корню,
Но не погибла веточка, играет на ветру.
Белочка пела, Джон играл на флейте, а Хом им радостно похрюкивал. Теперь-то он опять будет крутить свое колесо и рано или поздно все-таки доберется до заветной вершины.
