Памяти Константина Кузьминского, который скончался 2 мая 2015 г. в деревне Lordville, NY
«Я холоден. Я нищ и гол,
Мой друг единственный – глагол».
Так начинается стихотворение Константина Кузьминского, опубликованное в сборнике «Живое зеркало. Пять молодых поэтов из Ленинграда». Составитель Сюзанна Масси. Сборник – первая официальная публикация Константина Кузьминского – был издан в Нью-Йорке в 1972 году.
Мы познакомились с Костей в Нью-Йорке в 1994 году. Помню его квартиру на первом этаже частного дома в Бруклине. Хозяин возлежал на диване, много и интересно говорил, постоянно курил и гасил сигареты о бюстик Ленина. Бюстик предусмотрительно был помещен в пепельницу. По дому бродили борзые, похожие на четвероногих балерин.
Книги были всюду. И всюду были картины.
В русской артистической Америке Кузьминский знал всех. И о каждом имел свое мнение. Либо восторженное, либо нелицеприятное. Часто и то, и другое одновременно.
Мы почти подружились. Пишу «почти», потому что в наших отношениях присутствовала изначальная неравность. «Мой друг единственный ¬ ¬¬– глагол». Костя был Поэт.
Константин Кузьминский родился в Санкт-Петербурге 16 апреля 1940 года. Отец погиб в 1941 году под Невской Дубровкой. Голод. Блокада. Эвакуация. Возвращение в Санкт- Петербург. Работа чернорабочим в Эрмитаже. Богема. Андерграунд. Первые «квартирные» вернисажи. Легендарная выставка «Под парашютом». Первый опыт самиздата. Первый опыт составления антологий поэтов, которые писали «там, тогда и не о том».
В 1978 году уезжает с женой по Толстовской визе в Америку. Профессор по приглашению в Техасском университете. Контракт с эксцентричным профессором университет не продлевает. Депрессия. Пьет. Составляет за свой счет – на зарплату жены уборщицы Эммы – девятитомную Антологию русской поэзии. Переезжает в Нью-Йорк. Центр русского артистического андерграунда. Его мнением дорожат. Он пристрастен, и он несправедлив. Его способность антагонизировать людей сопоставима лишь с его способностью покорять аудиторию. Его поэтические эксперименты – писание на «языках» – вызывают и недоумение, и восхищение. Патриарх. Актер.
Je ne suis pas sincère, et je ne le suis pas même au moment où je dis que je ne le suis pas.
«Я позирую даже тогда, когда я говорю, что позирую» – так в русском переводе звучит фраза Жюля Ренара. Это о Косте.
За бесконечными масками на самом деле была только одна роль – роль поэта. В поэзии Костя знал все. И понимал все. Понимал, бесспорно, и предел собственных возможностей.
Его чтение стихов – своих и чужих – было подлинным моноспектаклем. Перформанс был его стихией. После поэтических чтений женщины выстраивались в очередь, чтобы поцеловать ему руку.
На множестве снимков – и в Нью-Йорке, и в Ленинграде – Кузьминский позирует голый. Можно не придавать этому никакого значения, а как еще позировать художникам? Можно вспомить – «Я нищ и гол…» Костя хотел прожить свою жизнь одним искусством. Нищим и голым. И он это смог.
«Я ученик русского авангарда», – говорил о себе Костя. Этой бескомпромиссной, и потому особенно опасной, разновидностью авангарда он заразил целое поколение поэтов и художников в Америке.
«Малограмотному Андрюше З. от основного и главного афтора.
Под новый 2006 год 29 декабря в Божедомке».
Так Костя подписал мне на память сборник «Живое зеркало». И здесь почти каждое слово не случайно, только «малограмотному» не нуждается в особом объяснении. «От основного и главного», потому что в сборнике помимо Кости Кузьминского опубликованы еще стихи Виктора Сосноры, Глеба Горбовского, Александра Кушнера и Иосифа Бродского; «аФтора» – шутка-напоминание о специфической «народной» орфографии Васи Ситникова; ну а «Божедомка» – вольный перевод с английского названия деревни, где жили Костя и Эмма – Lordville.
В нижнем левом углу, вероятно, подумав немного, Костя дописал: «С некоторой любовью».
Любил и я тебя, Костя.
«Я холоден. Я нищ и гол,
Мой друг единственный – глагол».
Уверен, что друг единственный – Глагол Костю не покинет.
Наверное, он и встретит его там, где собираются Поэты.