КОСТЯ ШЕЙКО

Татьяна Шерман

Мы познакомились с ним 9 лет назад, когда Костя приехал в Хьюстон вместе с мамой. Высокий мальчик, приветливый и открытый, он много времени проводил в спортивном зале Бэйлора, часами играл в баскетбол. Мальчик, как мальчик, ничего особенного.

Странно для меня было то, что по дороге в Америку они остановились на несколько дней в Париже. Ну в отпуск в Париж – о таком я слышала, но чтобы с этого начинать, когда на дорогу деньги одалживать приходилось, такая остановка казалась мне совершенно нелогичной.

Таня, Костина мама, пыталась объяснить мне, что Костя учится в художественной школе в Москве, и что ей очень хотелось, чтобы он побывал в Париже, а главное, в парижских музеях. А я подумала: “Нормальная ненормальная мать. Какой там художник в 14 лет; подрастет, еще неизвестно, чем будет заниматься. А она себя в такую долговую яму сажает”. Тем более, что за все время пребывания Кости в Хьюстоне – порядка месяца – я его ни разу не то, что работающим не видела, но и не говорил он ни о чем таком художественном.

Правда в школу художественную хьюстонскую Костю приняли среди года. Я тогда ничего про эту школу не знала, и как туда попасть нелегко, не представляла – сама здесь прожила без году неделю. Когда Таня рассказывала, что Косте в этой школе неинтересно, и что они всерьез думают о том, чтобы ему вернуться в Москву, в свою старую школу, я воспринимала это скорее как Костино нежелание бороться с языковыми трудностями. И опять не понимала, как можно отпускать от себя ребенка, да еще так далеко.

Я ведь не знала тогда, что Костя учился не просто в школе с художественным уклоном, а в знаменитой Суриковской школе, в которую попасть было практически невозможно детям не из потомственной художественной семьи. Не знала я и того, что Костя – один из лучших учеников этой школы, что более 30 его графических и акварельных работ к тому времени уже были проданы в Америке и Японии.

Потом, когда Костя уехал, квартира Шейко стала потихоньку превращаться в художественный музей. Какие-то работы они привезли с собой, что-то, попозже, привез Саша, Костин отец. Потом Таня и Саша ездили в Москву, Костя приезжал на каникулы навестить родителей. Каждый раз что-то привозилось, из нового, из старого. Вспоминается рассказ Кости – ему тогда было лет 15 или 16. На таможне его спросили, не везет ли он с собой художественные произведения. Как честный человек, Костя сказал, что везет. “Чьи?” – спросил таможенник. “Мои”, – ответил Костя. Таможенник даже смотреть их не стал. И хорошо, что не стал. Иначе бы не пропустил, заставил разрешение на вывоз брать.

Я с удивлением и восхищением рассматривала Костины работы, которые он делал в 12 – 13 лет, поражалась невероятной технике графических работ, достойных карандашa зрелого художника.

Когда Костя заканчивал Суриковскую школу в Москве, он сначала был одним из трех кандидатов на прием в Московский Государственный Академи-ческий Институт им. В.И. Сурикова, обычно называемый просто Сури-ковским, без экзаменов. Потом, правда, в школе решили, что Косте экзамен туда сдать ничего не стоит, а есть дети заслуженных художников, которым это не так просто. Так что Косте экзамены вступительные в институт сдавать пришлось. И он не обманул ожиданий своих учителей, никаких проблем с поступлением в институт у него не возникло. Его работы были представлены на выставке “12 лучших выпускников” организованной Российской художественной академией в июне 1996 года.

Интересно было наблюдать, как Костя взрослел, как менялась его манера письма, видение мира. Ему удалось сделать то, что не всем маститым художникам и в зрелые годы дается: он разработал новую технику письма, которая позволяет ему, работая масляными красками, получать эффект, доступный только в акварельной живописи. При этом Костя не ограничивается использованием только этой техники, он прекрасно владеет всеми известными методами письма, особенно хороши его рисунок и классическая станковая живопись.

Костя – великолепный пейзажист, он моментально схватывает особенности света и тени, его 20-30-минутные акварельные зарисовки передают время года, время дня, когда они сделаны, в них виден воздух, его движение. Эти работы имеют удивительную особенность: чем больше на них смотришь, тем больше в них видишь, тем больше в них влюбляешься.

А какой Костя портретист! Еще его школьные портреты поражают умением отобразить не только внешность, но и душу человека, его настроение и характер. Школьный учитель говорил, что за 20 лет преподавания в Суриковской школе, он не встречал более сильного художника-портретиста. В институте этот дар юного художника просто расцвел. Созданный Костей в 1998 году портрет “Мать заключенного” завоевал первое место на конкурсе “The Year’s Best Art”, организованном журналом “The Artist’s Magazine” в 2002 году. А ведь на этот конкурс представили работы более 13 тысяч художников-портретистов!

Техника карандашного рисунка менялась у Кости несколько раз. Сейчас то, что Костя делает карандашом, невероятно. Он одним изменением нажима карандаша передает объем, скульптурность тела. Оно предстает как бы вылепленным, выступающим из двухмерного пространства картины.

В апреле этого года, когда Костя был еще студентом, правда, 6-го, последнего курса, он был принят в члены Творческого Союза художников России, включен в реестр Российских художников, списки которого публикуются одним из известных русских меценатов С.В. Заграевским.

В этом году Костя закончил институт. Защита дипломного проекта не прошла незамеченной в художественной жизнe Москвы. За два дня до защиты, когда ответственная комиссия проводила смотр представленных произведений, один из ее маститых членов, преклонного возраста академик, заявил, что работа Кости выполнена не в том ключе, в каком должны выполняться работы студентов Суриковского института. Поскольку Костин руководитель, Вячеслав Иванович Забелин, замечательный художник, человек и учитель, умер в прошлом году, заступиться за Костю было не-кому. Остальные члены комиссии скромно промолчали, и до защиты студента Шейко не допустили, однако на следующий день потеплели и разрешили явиться. Тем временем по Москве разнеслась весть о случившемся, и в аудиторию института с самого утра начала стекаться самая разнообразная публика. К 11 часам дня зал был набит битком. Защита, на которую Костю все же допустили, продолжалась более двух часов. И кто только не выступал – художники и зрители, профессионалы и любители, за и против, с пеной у рта. Такого здесь не было со дня основания института! Интересно, что профессора Суриковского института начали выступать в защиту проекта только после выступления профессора Московского университета, назвавшего проект новым словом в искусстве. В результате комиссия проголосовала “за”, и Костя, к тому времени уже член Творческого Союза художников России, получил вожделенный диплом.

За время учебы в институте Костя не раз участвовал в выставках, организованных Российской Художественной Академией, Союзом художников России, Московским отделением этого Союза. Его работы выставлялись на таких престижных выставках, как “Наш Изограф”, “Молодые художники России”, Международная Художественная Ярмарка “АртМанеж 2000”. Два года назад, когда Костя учился на третьем курсе института, 3 его работы были отобраны на международный молодежный аукцион знамениой компании СОТБИС. В июне 2002 года в Выставочном Зале Всероссийского фонда культуры г. Москвы прошла его первая персональная выставка. На этой выставке были выставлены и картины, вызвавшие такой переполох в Суриковском институте. Они и на выставке не остались не замеченными.

Молодой, талантливый художник стоит на пороге новой, самостоятельной жизни. У него все впереди. Первый шаг, на который многим художникам требуется не один год, сделан – его работами заинтересовались представители галерей России и Америки, несколько галерей предложили ему контракты.

Счастливого тебе полета, Костя!