«МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ» И СКАНДАЛ МЕЖДУНАРОДНОГО ЗНАЧЕНИЯ

Джулия Джонсон

eЕду из Швеции, своего постоянного места жительства, на доисторическую родину – в Россию. Маршрут за годы выверен не раз. От Стокгольма паромом до Хельсинки или Таллина (теперь Таллинна), а оттуда уже рукой подать до Питера, причем варианты дорожных песен на выбор: «крепче за баранку держись шофер», «под крылом самолёта о чем-то поёт…» или «вагончик тронется, перрон останется». Последний вариант, на мой взгляд, самый тяжелый, ибо включает в себя, как правило, тренировку терпения и приобретение чужого жизненного опыта. «Колеса вагонные» обязательно будут диктовать самые разные темы для общекупейных обсуждений.

Ах, какие корифеи мысли встречаются в российских поездах, какие кладези идей! Они знают всё: как свергнуть никчемное правительство и как вывести ребёнку бородавки при луне, сколько водки выпито страной со времен Киевской Руси, и кто убил «ихнего» Кеннеди и «нашего» Распутина (сионистские связи, естественно, прослеживаются в обоих случаях).

Ах, как любит русский вагонный человек предрекать и пророчествовать! Нострадамус пусть возьмет тайм-аут, а старушка Ванга идёт на покой! Полёты дорожной фантазии я описывать не возьмусь – песня эта отдельная и долгая. Еще одна народная песня – кроссворды, интеллектуальное развлечение русских путешественников на близкие и дальние расстояния. В пути вас обязательно настигнут волнующие истории из жизни пассажиров, их родственников и знакомых. По старинной вагонной традиции первые несколько часов посвящаются подробному знакомству с общей картиной жизни соседа по путешествию, которая уходит корнями в глубокое детство и заканчивается далёким будущим. В вагонной беседе высоко ценится как умение рассказчика разжалобить слушателей описанием превратностей судьбы, так и навык бодрого доклада на тему, каким образом был найден выход из сложившейся ситуации в личной жизни и на рабочем месте.

Нет, пожалуй, я лучше ударю автопробегом по бездорожью… Свеженькое летнее утро не предвещало неприятностей. Мы с бывшим школьным приятелем, а ныне российским бизнес-партнером Иваном Василичем, поменявшим профессию музыканта духового оркестра на смежную – бизнесмена, с удовольствием съехали на твердую таллинскую (сегодня читай “таллиннскую”) землю с парома «Эстония», еще не вошедшего в историю с печальным концом. Ванюшка как более закалённый в бюрократических боях боец умчался оформлять в таможне нужные проездные документы, а я осталась в машине – полистать прихваченные на пароме немецкие газетки.

Не прошло и часа (сами понимаете, с эстонцами по скорости могут сравниться только горячие и быстрые финские парни из анекдотов), как ко мне подошел симпатичный эстонец, в идеально отутюженном костюме и при галстуке – водитель одного из местных Интуравтобусов. Моя машина мешала ему выехать. “Руками водящий” (в прямом смысле) таллиннский руководящий, который поставил нас на якорь именно в этом месте порта, не ожидал, что его коллеги так припозднятся с выдачей всех необходимых для проезда по территории маленькой, но гордой независимой страны листочков с многочисленными серьезными подписями, печатями и штампами.

Водитель взглянул на шведские номера моей “Вольво”, на газеты… и на хорошем немецком спросил, лучезарно улыбаясь:
– Как дела, фройляйн? Вы к нам надолго?
– Жду транзитные документы, надеюсь, что их скоро оформят и я смогу ехать дальше, – по закоулкам памяти наскребла я фразы из языка Шиллера и Гёте, с большим удовольствием позабытого мною.

Чтобы немного скрасить томительное ожидание, мой собеседник продемонстрировал знание нескольких вежливых фраз на шведском языке. Я слегка развеселилась, так, исключительно для укрепления дружбы народов.

Василич не шел. Я продолжала натянуто улыбаться, с ужасом ожидая продолжения разговора на немецком. На волнах моей памяти закачалась школьная уборщица, смешная старушка всегда навеселе, которая постоянно вставляла в свою колоритную речь немецкие слова. Она любила нас поучать, повторяя фразу: «Дети, помните – аусвайс надо прятать в трусы» Или просила: «Соблюдайте орднунг». Слухи о ней ходили самые разные, говорили, что она отсидела лет 15 в воркутинских лагерях: то ли при немцах держала публичный дом на Украине, то ли просто осталась жива в оккупации.

К счастью, немецкоговорливый эстонец увидел в моей машине книжку на английском языке и довольно легко перешел на него. Светская беседа потекла более непринужденно. Мы обсудили погоду, природу, автомобили, новую коллекцию Армани, эстонскую селёдку, шведскую королевскую власть и проблемы современной молодежи. Проговорив минут 40, мы дружно осудили создание ядерного оружия, мировой терроризм и последние голливудские боевики. Наши мнения совпадали абсолютно по всем вопросам. Мы шутили, естественно, по-английски, смеялись и были вполне довольны друг другом. Пришла пора мило прощаться и ехать каждому своей дорогой. А Василич всё не шел. Нейтральные темы были исчерпаны. Пришло время для личных. Правдивый ответ на вопрос о месте моего рождения явился для эстонца одновременно ударом ниже пояса и обухом по голове. И это несмотря на то что родной язык оленеводов моей тундры и эстонских рыбаков принадлежат к одной и той же угро-финской группе, и этот эстонец может считаться практически кузеном моего коми-земляка, завернутого в оленью малицу.

Ответ мой стал бесславным концом зародившейся дружбы и началом большого скандала. Талантливый лингвист, он сразу же перешел на велик-могучий русский язык, причем, когда забывал, что надо говорить с акцентом, производил впечатление слегка заикающегося выпускника Академии русской словесности из Российского Нечерноземья.

– Советский Союз? Па-а-ачему ты сразу не сказа-а-ла? Ну и что-о, что не спрашива-ал? Как я мо-ог догадаться? Морочила мне го-олову, такая-сякая…

Ругался он упоенно, творчески, можно сказать, с огоньком, вспоминал мою родню аж до пятого колена. Клянусь, я не могла предположить, что у представителя спокойной нации может быть такой бурный, даже буйный темперамент. Я молча наблюдала за метаморфозами, происходящими на моих изумленных глазах. Он истерически выкрикивал гадости и – венец
творчества! – вдруг стал манерно плеваться в мою сторону. Это был уже перебор. Бедняга потерял свой европейский лоск, темные очки сползли на вспотевшую переносицу, галстук сбился, белокурые волосы растрепались и как-то потускнели.

Привлеченные шоу, стали подтягиваться зрители. А Германа (Василича) всё нет. Эстонский шофер уже находился в какой-то своей системе координат, активно борясь с мировым злом в моем лице. Прозрачный воздух Балтики накалился от азарта и надрыва.

– Вы оккупа-анты и агре-е-ессоры, вы все мерза-авцы и негодяи-и, – мой несостоявшийся друг перешел к визгливым обобщениям. Потом он вновь скатился от общего обзора к частному и перескочил, так сказать, на личности.
– А эту твою машину, лгунья, надо прямо сейчас сбросить в мо-оре!

Я лгунья? Разве я утверждала, что родилась в Стокгольме, Рио или Бонне? Или говорила, что язык моей родины – санскрит или суахили? Нет, это было уже явно чересчур. «Наш ответ Чемберлену» больше не мог заставлять себя ждать. Прежде всего я попыталась научно объяснить ему, что такое «комплекс маленькой нации». По тому, что он вдруг замолк, я сделала вывод, что образовательная минутка удалась. Оказалось, что он просто собирался с силами для следующего раунда. Я искренне посочувствовала всему эстонскому народу, имеющему в его жалком лице такого ничтожного представителя.

Сочувствовала я, видимо, довольно громко. Начал разгораться международный скандал. В словесной борьбе приняли участие эстонские труженики порта, устремившиеся сегодня по новому маршруту благоденствия и чрезвычайного расцвета своей симпатичной страны, и пришедшие мне на помощь водители легковых и грузовых машин с российскими номерами – они так же бесконечно долго, как и я, ожидали своих Василичей с бумагами. Вскоре к нам органично подключился разнообразный нейтральный иностранный контингент, собравшийся в порту.

Куда там шумным турецким базарам, доложу я вам! Куда там арабо- израильскому конфликту! Если бы Василич, наконец, не появился с нужными печатями и ключами от машины, я даже не могу предположить, чем бы закончилось это противостояние. Вернее, могу. И от этого мне делается очень грустно.

Для меня Эстония – это прежде всего Нарвская крепость и Старый Таллинн (город и одноименный бальзам), великий культуролог Лотман и талантливые журналисты Довлатов и Веллер, и, конечно, мой славный приятель Ханс, запекающий в Стокгольме восхительное “мясо по-эстонски”. А эстонская сметана, которую я с завидным постоянством продолжаю любить. Одна моя знакомая танцовщица Мирие дорогим подарком привозит мне с родного хутора целую банку этого наслаждения.

А моя Латвия – это Рижское взморье из моего безоблачного детства, с янтарными соснами и песчаными дюнами, уют узеньких улочек Старой Риги, вкусные шпроты, любимый рижский бар “Щецин”, фильм “Долгая дорога в дюнах”. Латвия – это стиль, великолепная Лайма и божественный Паулс, меццо-сопрано Ирины Архиповой в знаменитом Домском Соборе, моя учёба в Сауляйне, единомышленники-эсперантисты.

С эсперанто-встречами связана в моих воспоминаниях и Литва моей юности, хотя первое знакомство с литовским народом состоялось у меня ещё в школе – самый симпатичный и самый воспитанный из всех моих однокашников носил фамилию Петрайтис.

Как и многие другие, я была против введения советских войск в Прибалтику в начале 90-х. Это прозвучало с российских и шведских телеэкранов в одной из моих передач об отношении шведов к национальным проблемам. И как многие другие, я всегда была совершенно уверена, что если ты живешь в Литве, то будь добр, выучи литовский язык, а если твои дети ходят в эстонскую школу, то готовься к тому, что преподавать им будут на эстонском. Но, как и многие другие, я не ожидала, что родившихся в Риге и прекрасно говорящих по-латышски Ивановых или Макаровых будут оскорблять на улицах и демонстративно не обслуживать в магазинах. Что моя подруга Наташка вынуждена будет развестись с мужем-прибалтом, удрученная невозможностью найти себе работу и сдвинуть с места непомерный воз национальных проблем и незаслуженных обид. Что в центре Риги, от того самого, потрясающего Домского собора до памятника Свободы, будут с благословения государства проходить шествия фашистов, бывших легионеров латышского легиона Waffen SS. И, конечно, никогда и ни при каких обстоятельствах я не могла предположить, что увижу дурной сон, в котором красивый разговорчивый эстонец, узнав в каком месте нашей маленькой планеты я родилась, будет обзывать меня, не имеющую к его стране никакого, даже самого отдаленного отношения, проклятым оккупантом и искренне желать сбросить мою машину в море.

Что же такое происходит? Почему вдруг все так обессмысливается? А главное, зачем…?