ЛЕВ ЛАЗАРЕВИЧ ГОЛЬДИН

Таня Л. Гольдина

Сороковые роковые…

В марте 1985 года в Петровском дворце – помещении Военно-воздушной академии им. Жуковского – проходила встреча выпускников академии 1944 – 1945 годов. И только на этом вечере собравшиеся узнали о том, как проходил набор в Академию в 1941 году, – из прозвучавшей записи рассказа генерала Иванова, который прийти на встречу не смог из-за возраста и болезней.

Этот рассказ я передаю со слов мамы, которая была на этой встрече вместе с папой. К сожалению, имени и отчества генерала Иванова мама не помнит, и узнать мне не удалось, как я ни старалась, как не рылась в доступных мне материалах.

В начале войны генерал Иванов был начальником ПВО Москвы и ежедневно докладывал о состоянии дел Ставке Верховного Главнокомандования, лично Сталину. Иванов знал, что многие студенты и выпускники университетов и технических институтов Москвы отправлены на рытье окопов на передовые позиции наших войск, погибают там от бомбежек, обстрелов, голода и болезней.

Он представил Сталину доклад, в котором показал, что эти гибнущие на рытье окопов ребята – ценные образованные кадры, из которых можно быстро подготовить специалистов военной техники. То ли доклад был действительно убедительным, то ли пришелся на удачную минуту, но ему удалось убедить Сталина издать приказ о мобилизации на ускоренное обучение военным наукам в различных военных академиях студентов старших курсов и выпускников технических институтов (таких, как Высшее техническое училище им. Баумана) и технических факультетов университетов.

Тех, кого удалось найти, по этому приказу отзывали с рытья окопов, с фронтов и посылали учиться в различные военные академии. Тогда они считали это страшной неудачей, рвались всеми силами обратно на фронт, в жерло битвы. Как же так, их сверстники воюют, всеми силами защищая Родину, а им снова – в аудитории, на учебу. Они осаждали военкоматы, писали заявления с просьбой послать их в действующую армию.

Но ничего не помогло – пришлось осваивать новые науки. И осваивать быстро – фронту нужны были грамотные офицеры, специалисты, которые могут восстанавливать и поддержать технику в боевой готовности. Вместо положенных 5 лет они должны были уже через 3 года влиться в ряды воюющей армии.

Военные академии одними из первых отправили в эвакуацию. Жили, как селедки в бочке, лекции записывали на коленках, учебников – по 3-4 на группу из 25 человек. И все время отрывали от учебы – отправляли на помощь оставшимся без мужских рук колхозам.

А кроме специальных наук приходилось учиться всяким армейским дисциплинам, жить по строгому армейскому режиму, учиться не только отдавать, но и выполнять – беспрекословно – приказы начальников. Ох, непросто это было тем, кто вкусил вольной студенческой жизни. Но они справились. Недаром в рассказе генерала Иванова прозвучало, что два выпуска – 1944 и 1945 годов – считаются самыми лучшими за всю историю Академии, ни раньше, ни позже такого количества таких сильных и мотивированных слушателей в ней не было.

Одним из тех, кого мобилизовали на учебу по приказу Сталина, был и мой отец. В 1941 году он окончил только 4 курса Физического факультета Московского университета. Но в связи с войной у них срочно приняли госэкзамены и выдали дипломы.

Папа был призван на учебу на факультет авиационного вооружения Военной воздушной ордена Ленина академии Красной Армии им. Жуковского – так она тогда называлась. Он проучился в Академии 3 года, сначала в Свердловске, потом в Москве. Отец с благоговением вспоминал многих преподавателей Академии. Да, ему повезло.

Курс баллистики им читал человек энциклопедических знаний, Дмитрий Александрович Венцель. Вот как в своей книге «Как далеко до завтра» вспоминает о нем академик Никита Николаевич Моисеев: «Его авторитет и популярность были огромны. Он и вправду превосходил на целую голову всех остальных преподавателей факультета и своей общей эрудицией, и живостью и остротой ума, и благожелательностью к молодежи, и многими другими человеческими качествами. Венцель поражал своих слушателей и молодых преподавателей независимостью и остротой суждений, а больше всего смелостью высказываний столь несвойственной кадровому военному».

Теорию вероятности папе читала жена Дмитрия Александровича, Елена Сергеевна Венцель, по учебнику которой многие десятилетия учились студенты многих ВУЗов, в том числе МГУ. Елена Сергеевна была не только первоклассным математиком и великолепным преподавателем. Мы все читали ее повести и рассказы, издававшиеся под псевдонимом И. Грекова, которые говорят о ней больше, чем любые воспоминания. Кстати на вопрос папы, откуда пришел ее псевдоним, она сказала: «Из математики, конечно – от игрека».

Мой отец с отличием закончил Академию и в 1944 году был отправлен на фронт старшим техником-лейтенантом, до конца войны прослужив на прифронтовых аэродромах в должности начальника, как записано в личном деле, специализированной авиарембазы, а практически – мастерских по ремонту авиавооружения. Он отвечал за вооружение самолетов, руководил работами по проверке и подготовке к новым полетам вернувшихся с боевых заданий машин.

Папа прошел с фронтом от района города Шауляй (Литва) до Кенигсберга и закончил войну в Нейкурене (теперь Пионерское) в 40 километрах от Кенигсберга. Он был ранен, несколько раз чудом оставался жив. Закончил он войну капитаном, был награжден орденом Красной Звезды и медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 года».

Папа был демобилизован в 1946 году по специальному приказу. Этого добился Абрам Исаакович Алиханов, занимавшийся организацией института для исследований в области ядерной физики, на которую после сброшенных на Японию бомб правительство не жалело никаких средств. В этом институте, впоследствие получившем название Институт теоретической и экспериментальной физики, отец проработал почти полвека – до отъезда в США.

В ИТЭФ папа занимался космическим излучением, участвовал в наладке и пуске реактора, изучал элементарные частицы, разрабатывал и принимал участие в изготовлении масс-спектрометра, а затем целиком посвятил свою деятельность ускорителю элементарных частиц. Он с самого начала возглавил этот проект, сам участвовал во всех предварительных расчетах, не вылезал со строительной площадки во время строительства, сутками не уходил из Института во время наладки и пуска.

Загоревшись идеей академика Исаака Яковлевича Померанчука, отец стал искать пути использования ускорявшихся в синхротроне протонов для облучения злокачественных опухолей. Он был одним из пионеров этой области лучевой терапии, создав в своем отделе лабораторию медицинской физики. Под его руководством и с его участием были проведены необходимые расчеты, строительство и наладка «Медицинского пучка» – специального тракта для отвода части протонного пучка синхротрона в помещение, предназначенное для лечения пациентов. На нем работали и до сих пор работают врачи Онкологического научного центра, Эндокринологического научного центра, НИИ нейрохирургии им. Н.Н.Бурденко, Московского НИИ глазных болезней им. Гельмгольца. За эту работу он в 1984 году был удостоен Государственной премии СССР. Его идея о необходимости разработки специальных протонных ускорителей для медицинских целей, похоже, начинает воплощаться в жизнь – первый такой ускоритель разрабатывается для 62-й городской больницы г. Москвы.

С научной работой в ИТЭФ отец совмещал и преподавательскую деятельность. Он те же полвека читал лекции, вел семинарские занятия в Московском физико-техническом институте. На его лекциях, зал был всегда полным, несмотря на то, что посещение лекций на Физтехе никогда не было обязательным. Ведь как писал выпускник, а с 1962 по 1987 ректор МФТИ академик Олег Михайлович Белоцерковский: «Здесь блистал профессор Лев Лазаревич Гольдин. Он великолепно читал курс атомной физики».

Десятки поколений студентов пользовались и пользуются почти 600-страничным «Руководством к лабораторным занятиям по физике», в студенческом быту называемом лабником, который вышел под общей редакцией папы, учили физику по учебникам, написанным им совместно с Галиной Николаевной Новиковой на основе читавшихся в МФТИ лекций.

В мае 1995 года мои родители переехали в Бостон. Не умеющий отдыхать, не понимающий, как можно жить без любимого дела – физики, в возрасте 76 лет отец стал на добровольных началах работать в Гарварде. Он был там и накануне того страшного дня, после которого уже никогда не вернулся в сознание.