У нас традиция. Каждую неделю мы с друзьями ходим в бар недалеко от работы. Мы называем это вечерними планерками. В баре мы отдыхаем, делимся новостями, обсуждаем последние события, веселимся, выпиваем и часто спорим. Именно во время одной из таких планерок между нами вышел спор на тему, есть ли в Хьюстоне ночная жизнь, и какая она, «правильная» или «неправильная». Не долго думая, мы организовали спецкомиссию и постановили отправить ее в полном составе в ночной дозор, чтобы воочию увидеть беспощадную правду жизни. Сказано – сделано. И вот майским субботним вечером, когда карта звездного неба низко нависла над нашими бедовыми головами, а темнота окутала все западное полушарие, мы вышли на ночную тропу в поисках ответа на поставленный ребром вопрос.
Начался наш дозор в 11 вечера с «неправильного» бара на Pacific Street. Улица была заполнена автомобилями, праздными гуляками и разлинована длинными очередями желающих попасть в ночные клубы. Самый длинный хвост торчал из клуба «South Beach» и состоял из лиц исключительно мужского пола.
Первым делом мы решили зайти на экскурсию в лаундж клуб под названием “Метеор”, который славится хорошими напитками. Вход был бесплатный, музыка отличная, атмосфЭра приятственная. Отгадайте с трех раз, почему в «Метеоре» были одни пригожие мужчины? Правильно. Это был клуб для геев, и геями были все его посетители, кроме нашей отважной компании.
Публика была разная: папики с полными лопатниками ботвы покупали напитки своим субтильным молодым спутникам, стройные и ухоженные яппи тусовались у стойки бара, парочка трансвеститов, с прическами «взрыв на макаронной фабрике», которым место на колхозном огороде, бороздила просторы клуба. Само помещение, как видно, из бывших складских, было интересно оформлено, стены увешаны плазменными экранами, музыка играла негромко, так что можно было мило поговорить.
Пропагандистский журнал “Прайд” (трибуна, глашатай) – «эвиэхонская труба» геев и лесбиянок пачками лежал на столиках. Бери – не хочу. Это, как газета «Искра» у большевиков, – предвестник мировой революции. Знать, надеются, что из искры возгорится пламень. Журнал распространяется бесплатно и пестрит рекламой магазина “Банана Репаблик” и автоконцерна “Фольксваген”. А между прочим, в третьем рейхе, на исторической родине «народного автомобиля» за гомосексуализм в лагерь отправляли.
Мы как «руссо-туристо», находясь на чужой территории, держали ухо востро. Всем известно, что если «руссо-туристо», вырвавшись за границу, идет на стриптиз или в гей-бар, то лишь по заданию партии, и только для того, чтобы воочию увидеть это явление западной культуры. В клубе также тусовались две-три пары лесбиянок. Высоченные дамы, за такими не угонишься. Я глядел на них и надеялся, что они поцелуются. Но целовались, в основном, представители сильного пола, а к этому я совершенно равнодушен и даже предпочел бы не видеть такого вовсе.
После того, как мы инкогнито пропустили в этом клубе по паре стаканов джина, комиссия приняла коллективное решение двигаться дальше. Тем паче, что на некоторых из нас уже начали с интересом поглядывать. Стоит только быть спортивным, хорошо одетым, приятной наружности молодым человеком, так братья по полу так и норовят на тебя взглянуть и тобою всячески полюбоваться.
Когда мы вышли на свежий воздух, одна из машин, проезжавших мимо, остановилась и огненно-рыжая красавица, открыв окно, спросила: «А где здесь у вас находятся свингерские клубы?» Вопрос был интересный. Мне и самому хотелось бы знать, где они находятся. Этот эпизод стал последней каплей, доказавшей нам, что альтернативная ночная жизнь в Хьюстоне существует и напоминает каплю воды под микроскопом.
Следующим, «правильным», на наш взгляд, местом, который посетил наш дружный коллектив, была дискотека «Рент» в клубе «Меридиен» – складском помещении, оборудованном под техно-диско-дом-культуры. Вход стоил нам по 10 долларов с носа. Народу была тьма-тьмущая. Людское море волновалось и разгуливало из стороны в сторону под мелодии и ритмы зарубежной эстрады. Пиво лилось рекой. Молодые девушки в тесных одеждах танцевали на сцене странные и очень интересные танцы. Ди-джеи наполняли зал густым, пульсирующим потоком децибелов, который отбойным молотом бил по ушам и мозгам длинными очередями. Бум-бум-бум-кабум-Бара-Бум!!! В зале разгуливал(а) двухметровая азиат(ка) трасвестит, жеманно обмахивалась веером, и то и дело радостно бросалась на шею каким-то людям. Видно, мода теперь такая нанимать экзотических “существ”, чтобы людям было, что утром вспомнить. У меня сразу возникла литературная ассоциация, и я подумал, что именно такое существо мог увидеть герой Станислава Лема в свой первый день на станции Солярис. “Понятно. Это к Григоряну”, – наверняка, подумал бы он.
Самый клубный, богемный и гуттаперчивый член нашего коллектива, большой любитель танцев, пожелавший утаить от читателей свое звучное, зычное имя, долго крепился и делал вид, что танцевать ему вовсе не хочется. Но природа победила. Улучив момент, он соколом влетел на подмостки в виде подиума, зажег припасенные заранее красные сигнальные огни и начал выплясывать танец “S.O.S. Я на льдине”. Танец поведал всем присутствующим драматическую историю человека, застрявшего на дрейфующей льдине и уже, в сущности, потерявшего всякую надежду на спасение, когда вдруг услышал в тумане звук авиамотора. Надежда возвращается к нему, он зажигает сигнальные огни и пытается привлечь к себе внимание неистовым танцем, размахиванием конечностями, скоординированными прыжками и центробежными кругалями.
Пока наш «Радж Капур» скакал, мы стояли в сторонке со стаканами в руках, пританцовывали на месте, кричали друг другу всякие глупости и с удовольствием наблюдали за атлетическо-акробатическими плясками хип-хоперов. Одеты хип-хоперы были в шерстяные кепки и спортивные костюмы «а-ля братки 80-х». Помните таких? (Кручу-верчу-запутать-хочу. Сто рублей на покупку жигулей. Без лоха и жизнь плоха). Больше всех мне понравилась одна хип-хоперша с прической «я у мамы вместо швабры», которая реально на моих глазах скрутила сальто назад. Вот это девчонка!!!
Шум и гам стоял такой, что в ушах моих до сих пор звонит колокол. И не спрашивайте у меня: “for whom звонит этот колокол, или по ком the bell tolls”. Черт его знает, по ком он звонит. До сих пор не пойму, как люди общаются в таких местах. Разговаривать, практически, невозможно. Я думаю, одна такая дискотека ухудшает слух не меньше, чем год службы в артиллерии. Чего говорите? Ничего не слышу. Ась?
Но всему хорошему рано или поздно приходит конец. Оглохшие и усталые мы пожали друг другу руки и разъехались по домам. На следующий день лишь несмываемая клубная печать на запястье, выброшенный в мусорку журнал «Прайд» и легкая головная боль напоминали о событиях прошлой ночи.
На следующей планерке наша комиссия приняла следующую резолюцию, приведенную ниже по тексту без изменений.
«Субкультурные и альтернативные течения и явления в Хьюстоне имеют местo быть. Ночная жизнь в них кипит, бурлит и пузырится, как вода в самоваре. А вот какие из них «правильные», а какие «неправильные», каждый пускай определяет для себя сам. Главное, чтобы все относились к друг другу с терпением и пониманием».
А за сим покедова, остаюсь быть вашим покорным слугой, описывающим беспощадную правду жизни.