СПАСИБО

Виктор Каган

«Спасибо Америке», – часто слышу я от наших стариков и не только от них. При этом мы часто забываем о тех, без кого вряд ли бы имели шанс благодарить Америку. Больше того, в России, да и эмигрантской среде их нередко считают людьми то психопатичными, то незрелыми, то искавшими каких-то личных выгод, то просто «выпендривавшимися» – одним словом, юродивыми. Помню, как даже ненавидевшие советскую власть именно в таком духе высказывались об Андрее Сахарове. Между тем, именно эти «юродивые» и торили пути к эмиграции, на первых порах бывшей своего рода ссылкой за границу «без права переписки», и только теперь ставшей вполне обыденной вещью – с двойным гражданством для желающих и свободной возможностью бывать на родине. Они скромно живут рядом с нами, но мы порой и не подозреваем об этой части их жизни. Один из них – Дан (Вадим) Аренберг.

Довольно долгое время, сотрудничая с Дневным центром для пожилых «Шалом» (Dallas Omni Care), я и не подозревал, что этот красивый, спортивный, всегда доброжелательный и веселый человек, относящийся к посетителям «Шалома» так же нежно и заботливо, как к своим двум дочкам, пишущий теплые и умные стихи и рассказы для детей – бывший «узник совести». А книжку его двоюродного брата – известного юриста Алекса Арена («Кровь и пепел», Иерусалим, 1997) с посвященной Дану главой – увидел много лет спустя после знакомства с Даном, когда тот переживал недавнюю смерть брата.

В 1979-ом году Дан и его 16-летний брат Алексей были арестованы по «наводке» осведомителя КГБ в составе группы, пытавшейся в Ленинградском аэропорту сесть в самолет с целью угона, чтобы затем потребовать освобождения политических заключенных (Натана Щаранского и др.). Отец Дана – Павел Михайлович, бывший военный летчик, которого КГБ пытался «подшить» к делу сыновей, – будучи в Далласе, сказал мне, что это было для него полной неожиданностью – семья вовсе не была диссидентской – и тяжелым ударом: Дана, упорно отстаивавшего свою правоту, приговорили к 13-ти, а Алешу – к 8-ми годам.

«Пермь-35» – одна из специальных тюрем для осужденных по «политическим» статьям (правозащитная работа, сионистская пропаганда, антисоветская деятельность) – перемолола судьбы многих людей. Дан не склонен распространяться о том, что думал он, 25-летний парень, знающий, что в самом лучшем случае он выйдет на свободу в 38. Но, видимо, был в нем прочный стержень убежденности и внутренней силы, если он сумел превратить годы заключения в свои университеты. Тайно, с большим риском для себя он выучил иврит под руководством сидевшего там же Иосифа Менделевича. У него отбирали учебники – он объявлял голодовку и оказывался в карцере – и так раз за разом. Во время занятий ивритом он проникся иудаизмом настолько, что даже пребывая на зоне со всеми ее мытарствами, запретами и унижениями, не ел свинину, ходил в шапке и всячески избегал работать по субботам – карцер, карцер, карцер … Алекс Арен приводит в своей книге такой эпизод: «Однажды Дан залез на крышу лесопилки, чтобы поймать голубя и изжарить его к субботе. Охрана заметила Дана, и он получил пятнадцать суток карцера. Когда из карцера Дана привели в баню, он умудрился надеть на себя две пары трусов и две майки – так теплее (сейчас Дан поражает всех тем, что ходит в майке практически круглый год – М.К.). Офицер … несколько раз ударил Дана по почкам – чтобы не нарушал закон. Рассвирепевший Дан, в прошлом каратист, схватил офицера за голову и стал таранить им стенку. И получил дополнительно десять суток карцера за … повреждение стены».

Читая главу о Дане, слушая его всегда с юмором короткие рассказы об эпизодах той жизни, я пытался представить, как ему удавалось, перенося кошмары ГУЛАГа, оставаться неунывающим, любящим поиграть на гитаре и попеть парнем. И вспоминал стихи его еще довоенного предшественника по политзаключению Александра Солодовникова:

«Решетка ржавая, спасибо,

Спасибо, старая тюрьма!

Такую волю дать могли бы

Мне только посох и сума…

Запоры крепкие, спасибо!

Спасибо, лезвие штыка!

Такую мудрость дать могли бы

Мне только долгие века…

Уж я не бьюсь в сетях словесных,

Ища причин добру и злу,

Но в ожиданье тайн чудесных

Надеюсь, верю и люблю».

Высокие уроки можно брать и у мучений. Он пытался передать информацию о своем деле за границу, и поплатился за это шестью месяцами одиночки, по сравнению с которой общая жизнь на зоне кажется чуть ли не волей. Была ли тоска? Была, но и она звучала с мягким и грустным юмором: «Зовут меня Владик, живу в Ленинграде на улице Гоголя, 5, а если отстану случайно от мамы, я знаю, что мне отвечать: – Зовут меня Владик, живу в Ленинграде на улице Гоголя, 5». И уже на свободе – приводит Алекс Арен слова одного из друзей Дана: «Когда он улыбается, в его глазах отражаются тени пережитого в заключении». И я могу подтвердить это.

Уже в разгар «перестройки» сведения о Дане все же проникли на Запад. Летом 1989 г. французские журналисты, побывавшие в «Перми-35», сняли фильм «Последний ГУЛАГ», который был показан в разных странах. На одной из парижских демонстраций в поддержку советских политзаключенных несли портрет Дана. И наконец 27 сентября 1989 г – свобода! Перестройка перестройкой, но в Ленинград Дану путь был заказан.

Он поселяется в Харькове и для многих харьковских евреев становится первым учителем иврита в только что открывшейся еврейской школе. А потом – в 1992-ом – эмиграция в США, где Дан работал и в магазине, и на развозке пиццы, затем закончил специальные курсы и работал медицинским помощником, потом – водителем «дальнобойщиком» на траке и вот теперь – водителем автобуса в «Шаломе».

Поговорите с сотрудниками, с посещающими «Шалом» вашими родителями – и вы увидите, как светлеют в разговоре о Дане их лица. Кто-то презрительно сморщит нос – мол, сидевший с ним Щаранский вон как взлетел, а этот … кто он, собственно, такой, и что он такое? Оставим это на их совести … Они здесь, благодаря таким как Дан, и он смотрит на их унизительное для них, а не для него презрение, со спокойной улыбкой …

«Можешь выйти на площадь, смеешь выйти на площадь в тот назначенный час?!» – спрашивал в своей песне Александр Галич в 1968 г. «Выйти на площадь» – означало рисковать главным, что дано нам при рождении: временем своей жизни и самой жизнью. Дан – вышел! Вышел и расплатился 11 годами своей несвободы за свободу сотен тысяч людей, живущих сегодня в разных странах – от Израиля до Америки. И в России – тоже.

Спасибо тебе, Дан!