«Я невероятно счастлив,что провел последние годы в этой удивительной стране, где нашел столько талантливых помощников и друзей».
В.Н.Ипатьев
Вы включаете телевизор, вы слушаете радио или свои любимые музыкальные записи, вы спешите домой, чтобы не пропустить трансляцию оперного спектакля из Метрополитен-оперы, вы работаете на компьютере или электронном микроскопе. За всем этим стоят имена гениев, среди которых и несколько выходцев из России, в том числе Давида Сарнова, Владимира Зворыкина и Норберта Винера. Это им мы обязаны чудесами радиоэлектроники.
Россия всегда теряла талантливых людей. В любой период ее истории сотни, а иногда и сотни тысяч наиболее ценных для страны, для нации граждан приходили к выводу, что дальше так жить нельзя, и отправлялись начинать новую жизнь за границу. Василий Ключевский, великий русский историк, писал более ста двадцати лет назад, ссылаясь на летописи, что из России «люди брели розно» в Литву, на Украйну и в Западную Европу, не желая со своими талантами и вольнолюбием прозябать в качестве тотальной собственности государя и государства, что в России всегда было одним и тем же. Вспомним князя Курбского и Герцена, Мечникова и Сикорского, Ипатьева и Зворыкина, да и себя с многочисленными эмигрантами, покинувшими уже СССР в 20-м веке.
Итак, генерал из местечка! Речь пойдет о Давиде Сарнове – выдающемся человеке, основателе американского радиовещания и телевидения, организаторе радиоэлектронной промышленности США, крупном общественном деятеле, благотворителе и бригадном генерале. Можно было бы просто сказать, что Давид Сарнов был основателем и президентом радиокорпорации RCA, и более ничего не говорить. Нет в Америке грамотного человека, который не знал бы этого названия!
О Сарнове написаны книги, множество статей, длинный перечень его почетных званий и государственных наград поражает читателя. Он дружил с Эйнштейном и Тосканини, президентами Рузвельтом, Трумэном, Эйзенхауэром и Никсоном. Он чувствовал себя одинаково свободно с артистами и учеными, инженерами и музыкантами, бизнесменами и политиками. Это был человек- легенда!
Когда я слышу вопли американских либералов о том, что в Америке бедному человеку не пробиться, что все усилия общества (и деньги тоже) надо направить на поддержку разного рода неграмотных бездельников, наркоманов и просто безобразников, предпочитающих жить за счет общества, ничего не делать и даже не учиться в юности, я вспоминаю Давида Сарнова и старую Америку, где героями были Сарновы, а не паразиты.
Сарнов родился 27 февраля 1891 года, а 2 июля 1900 года Давид вместе с матерью и двумя младшими братьями приехал в США. Путь был длинный. Из маленького местечка Узляны в черте оседлости Минской губернии в Либаву, оттуда на пароходе в Ливерпуль и далее в Монреаль. Поезд привез их из Монреаля в Нью-Йорк. Глава семьи – маляр Абрам Сарнов, уехавший в Америку четырьмя годами ранее, все это время копил деньги на переселение. И вот семья в сборе. По-английски не говорил никто. Даже у Абрама язык был очень примитивный. Поселились они в East Side в бедном еврейском районе. Отец Давида был слаб здоровьем и много работать уже не мог. Заботы о семье пришлись на долю матери, а очень скоро стали и обязанностью 9- летнего Давида.
Прежде чем продолжить описание их жизни в Нью-Йорке, давайте вернемся в царскую Россию конца XIX века. Узляны Минской губернии – это город из «Скрипача на крыше». Бедные, гнилые домишки, в них земляной пол, улицы по колено в грязи или в снегу. Деревянный пол в доме уже был признаком успеха! Ни электричества, ни водопровода. Фонограф казался чудом. Столетия еврейских традиций, вечное ожидание Мессии. Центр жизни – синагога, которая стояла в Узлянах со времен чуть ли не крестовых походов. Раввин был законом, судьей и полицией. Традиции и общественное мнение позволяли обходиться без этих, обязательных в любом обществе, ограничителей человеческой агрессивности, жадности и бессовестности. Это было возможно еще и потому что неграмотность в еврейском обществе считалась грехом и позором. Еврей обязан читать книгу Бога, это его высший долг, и маленький Давид, не достигнув и 4-х лет, начал ходить в хедер.
Следует сообщить тем, кто не читал Шолом-Алейхема, что никаких государственных школ, а тем более университетов для евреев в России тогда не полагалось, и хедер, существовавший на общественных началах, был единственным источником образования в черте оседлости. Ученики при керосиновой лампе в тесных и грязных комнатах с утра до вечера учили наизусть Тору на древнееврейском языке, общаясь между собой на идиш. Социальный статус в таких местечках определялся образованностью и добрыми делами. Вся эта нищета, политическое бесправие, голод и болезни были, тем не менее, не самыми страшными явлениями в жизни российских евреев. Были вещи и похуже –погромы! Это было нормальным явлением в России тех лет. Давид повидал их не мало. А еще маленький Давид видел в Минске, как конные казаки избивали толпу, давили своими лошадьми детей и женщин, и запомнил это на всю жизнь.
К пяти годам Давид свободно читал и цитировал наизусть Ветхий Завет. Хедер в Узлянах был закончен. Мальчик был красив, умен, и бабка Ривка решила отправить его учиться к своему брату-раввину в город Кормы вблизи Борисова. Снова еврейская традиция! Способный ребенок должен учиться у лучших учителей. Давид провел в школе у бабкиного брата 4 года. Бедность, граничащая с нищетой. Без игр, без игрушек, без достаточного питания. 12 – 14 часов в день занятия с одним перерывом на скудную пищу. Занятия были серьезными. Пророков изучали на древнееврейском языке, Талмуд- на арамейском. Все наизусть, с распеванием текста, 6 дней в неделю, тысячи страниц! Изучали русский и идиш. Когда Давиду было 8 лет, он знал все это наизусть. Вот где, по-моему мнению, лежит «секрет» еврейского таланта. По сравнению с такими занятиями учение в обыкновенной школе было детской игрой, развлечением.
Такое обучение с раннего детства отбирало наиболее талантливых, было отличной тренировкой памяти и прививало привычку к интеллектуальному труду. Кроме того, Талмуд и Тора являются прекрасными источниками знаний о человеческом поведении, психологии и древней истории. Человека, знающего наизусть эти древние книги, не так-то легко обмануть или подвигнуть на нечестные поступки. Несмотря на трудности учения, почти непосильного для малышей в возрасте от 4-х до 8-и лет, никому из родителей не приходило в голову, что детям нелегко. Наоборот. Попасть в такую «мясорубку» мог только самый толковый ребенок, и это считалось и удачей, и честью. Сделать из ребенка раввина или учителя было заветной мечтой любой семьи. И это второй «секрет». Знание считалось целью жизни, абсолютной ценностью и большим сокровищем, чем даже деньги. Недаром впоследствии, когда евреям стало доступно гимназическое и университетское образование сначала в Западной Европе, а потом и в России, тысячи еврейских детей так сдавали экзамены в эти учебные заведения, как будто все 2000 лет, не имея этой возможности, только и делали, что готовились к ним. Блестяще закончив обучение и в этой школе, Давид вернулся к матери, и семья начала собираться в дорогу к отцу, который уехал в Америку в 1896 году.
А теперь вернемся к началу повествования. Приехав в Нью-Йорк, девятилетний Давид стал учиться в государственной школе, что было совершенно естественно в Америке начала ХХ века и абсолютно неестественно для еврея в России. С чем столкнулись Сарновы в Америке? С нищетой, еще более страшной, чем в России. Чужая культура, незнакомый язык, больной отец и мать с тремя детьми, старшему из которых всего 9 лет. Понятно, что со всем этим много не заработаешь. Но отличие от России было! В Америке не было погромов, обучение в школе было обязательным для всех , а трудолюбие и талант были в те годы надежной гарантией успеха . До конца учебного года Давид уже хорошо говорил по-английски, и он сказал себе: «Если не я помогу семье, то кто же?» Ему исполнилось тогда девять с половиной лет. Мальчику было с кого брать пример. Судьба президента Линкольна так поразила Давида, что он купил себе портрет президента – старинную гравюру, с которой не расставался всю жизнь. Детство президента было очень похоже на детство Давида.
Мальчик начал работать. Конечно, не следует полагать, что условия, в которых он очутился, были благоприятными для ребенка. У него не было игр и игрушек, не было товарищей. Ему приходилось утверждать себя и кулаками в среде мальчишек- конкурентов. Он не умел играть, не умел плавать. Ему было некогда, да и сил на это не оставалось. Но такая жизнь производила не только гангстеров, но и гениев. Работа Давида состояла в торговле газетами, он был также посыльным в лавке, торговал сигаретами. Все это приносило гроши, но без них семья бы не выжила. Вставая еще до рассвета, он до школы успевал справиться со своими обязанностями, а после школы беспрерывно читал, учился. У него хватало времени и сил на то, что он считал для себя совершенно необходимым. Будучи хорошо вокально подготовлен еще в еврейских школах в России (помните, как ученики распевали тексты священных книг), он стал петь в синагогальном хоре.У мальчика был хороший голос. Делом это было серьезным. Постоянные репетиции, обучение нотной грамоте, пение на свадьбах и праздниках, приносившее певцу регулярно 1,5 доллара в неделю. Кантор Каминский привил ему любовь к опере и классической музыке, и маленький хорист не жалел 50 центов, чтобы пойти в Метрополитен-оперу в те редкие часы, когда был не занят. Все это, повторяю, делал ребенок, не достигший еще и 12 лет. Какое ясное понимание цели, какая настойчивость, работоспособность и ответственность! Кантора Каминского он почитал всю жизнь. Когда, уже будучи президентом RCA, он узнал во время совещания, которое он вел, о похоронах своего учителя (ему сообщили об этом по телефону), Сарнов извинился и немедленно уехал проститься с ним.
Но и хора ему было мало. Давид стал ходить в вечерние классы общества Educational Alliance, организованного для пополнения образования и детей, и взрослых. Там он занимался в группе ораторов, практикуясь в языке и красноречии. Теперь на доске почета этого общества значится имя Давида Сарнова, губернатора штата Нью-Йорк Альфреда Смита и нескольких других знаменитых американцев, бывших в юности слушателями этой организации.
Невозможно в рамках этой статьи подробно рассказывать о коммерческих и организационных успехах Давида, не достигшего еще и 13 лет. Достаточно сказать, что к этому возрасту он уже имел газетный киоск и организовал службу доставки газет многочисленным подписчикам, в которой работало несколько его приятелей-мальчиков. Но прежде чем мы перейдем к описанию его взрослой жизни, а у еврейского мальчика она начиналась тогда с бар-мицвы, необходимо рассказать об одном важном эпизоде его школьной жизни. Из него мы лучше поймем и характер нашего героя, и страну, в которую он приехал. Школьный учитель, рассказывая о пьесе Шекспира «Венецианский купец», сказал классу, что такие негодяи, как Шейлок, производятся еврейским народом тысячами даже и теперь в Нью-Йорке. Давид вскочил и громко сказал, что учитель обучает детей антисемитизму, за что и был немедленно изгнан из класса. Мальчик рассказал о случившемся директору школы и в разговоре с учителем у директора сказал, что заниматься у такого преподавателя он не хочет. При попытке директора разрядить обстановку учитель заявил: «Или я, или Давид!» Директор отреагировал немедленно: «Ваша отставка принята, господин учитель». Возможно ли было такое в России или в СССР? Ответ не нужен. Много лет спустя мистер Сарнов, зайдя по делам в банк, узнал в вице-президенте банка своего изгнанного из школы за антисемитизм учителя. «Вы в большом долгу у меня, – сказал Сарнов, – ведь если бы не я, вы до сих пор сидели бы учителем в школе».
Америка всех расставляла тогда по своим местам. Продавая газеты, Давид мечтал сам стать репортером. Он умел и любил писать и говорить, и однажды хорошо одетый явился в здание газеты «Herald» предложить себя в качестве работника на любую низшую должность. Он знал, что с восемью классами претендовать на большее он не может. Но, по счастью для всех нас, он по ошибке попал не в помещение газеты, а в соседнее, принадлежащее Коммерческой телеграфной компании. Встретивший его чиновник сказал: «Я не знаю про “Herald”, но у меня есть место рассыльного за доллар в неделю и 10 центов в час сверхурочных». «Я беру это место, – ответил мальчик и подумал,- газета-то рядом». Так началась его радиоэлектронная карьера, принесшая ему славу, а всему миру – выдающегося технического, коммерческого и общественного деятеля. И было ему тогда 15 лет . Как говорила его мама Лия о своих сыновьях: «Один был самым умным, другой – самым красивым, третий – самым добрым, а Давид – самым удачливым». Но удача его скоро покинула, правда не раньше чем он самостоятельно овладел азбукой Морзе и телеграфным аппаратом, который купил для упражнений, настолько охватила его страсть к телеграфии. Из компании его уволили, за то что он отказался работать сверхурочно в Йом Кипур, сказав: «Я же должен петь»! Он не порывал с хором в синагоге. Но и с хором пришлось вскоре расстаться. У него менялся голос, он взрослел. Пропали возможности любого заработка.
И тут опять везение и провидческое решение юноши, каких теперь зовут в Америке “kid” , т.е. “ребенок” по крайней мере лет до 22- х, если не долее. Давиду не было и 16 лет. Он пошел в компанию беспроволочного телеграфа (так называли тогда радио), которая носила громкое имя изобретателя радио – Маркони. 30 сентября 1906 года юношу взяли на работу «мальчиком на все руки» за 5,5 долларов в неделю. Этот день будущая компания RCA станет отмечать как праздник. Биограф Давида Сарнова Юджин Лайонс напишет об этом событии так: «Мальчик из глухой русской деревни встретился со своим близнецом – электроном ». Точнее не скажешь, ибо теперь близнецы не только пройдут до конца по жизни, но и останутся навеки в истории и Америки, и радиоэлектроники.
(Продолжение следует)