ГУД БОЙ В АМЕРИКЕ

Михаил Болотовский

b– Михаил Захарович, хочу сразу предупредить: я не блатной, я просто фраер, – нагло заявил я Шуфутинскому при встрече. Он искренне удивился: и что дальше?

– Это же цитата из вашей книги! Только я так и не понял, что это значит.

Шуфутинский охотно объяснил: так в Магадане говорили. Мол, ребята, чего вы от меня хотите, я же не блатной, а фраер. Блатные не работают, они сидят и ждут, пока кончится срок. А фраера ходят на работу. И дают концерты.

Дело в том, что перед интервью я прочитал автобиографическую книгу Шуфутинского – и очень сильно впечатлился. Место действия: Москва, Магадан, Лос-Анджелес, Пальма-де-Майорка, Торонто, Жмеринка, Нью-Йорк. Персонажи: Пугачева и Якубовский, Кобзон и Либерзон, а также зэки, воры в законе, авантюристы, взяточники, негры, русские, очень много евреев «мейд ин Бердичев», Винокур и Лещенко, Добрынин и Крутой, Боярский, Токарев, Гулько… Приключения автора вызывают неуемный восторг. Шуфутинский поет, как пишет и пишет, как поет.

Злые языки часто говорят, что Шуфутинского очень часто можно видеть в лучших московских ресторанах в не очень гламурной компании. Помню, в одном журнале несколько лет назад появилась любопытная фотография: Михаил Шуфутинский в Сочи, в обществе очень крупных авторитетов. И подпись: вот один уже убит, другого тоже нет, третий в бегах…

На самом деле было так: Шуфутинский выступал в Сочи, вечером у него был концерт в клубе «Клеопатра» гостиницы «Лазурная». Ну, там, понятное дело, разные люди собираются. Его пригласили к столу, где сидели мужиков восемь, они стали говорить: мол, Мишаня, мы тебя так уважаем, и так далее. Он сфотографировался со всеми. А потом появилась эта фотография. Крестного отца из певца сделали!

Спрашиваю про его отношение к Кобзону как авторитетному бизнесмену. Ответ суров: «Я его очень уважаю. Говорят: он, мол, такой-сякой, занимается такими делами… Я сразу говорю: стоп! Для меня Кобзон – певец, артист, авторитет, личность. Его способ делать деньги – это его способ делать деньги. Я в это не вмешиваюсь».

И доложу вам, это очень практичный американский подход!

* * *

В своей жизни Шуфутинский совершал ради любимых женщин множество безумств, в чем охотно признается – правда, не называя ни одной фамилии. И активно опровергает слухи о двух громких стародавних романах – с Мариной Краснер и Аллой Пугачевой.

Помните песенку «Марина», посвященную бывшей жене Якубовского Марине? В свое время Шуфутинский очень нежно с ней дружил. А началось все так: пятнадцатилетняя миллионерша Марина Краснер случайно знакомится в ресторане с певцом Шуфутинским, долго общается с ним, как взрослая на взрослые темы – и возникает обоюдная нешуточная симпатия. «Если бы она не была женой моего товарища – может, я бы за ней ухаживал. Кстати, Дима однажды пошутил: мол, девушка моего товарища для меня не девушка. Но если она мне нравится, он мне не товарищ».

И с Пугачевой он, оказывается, тоже просто дружил. Ему тогда восемнадцать, ей семнадцать, учились в одном музыкальном училище, постоянно ходили друг к другу в гости, причем бабушка Миши очень смущалась: у Аллы была потрясающе короткая юбка. Что еще? Прогуливали вместе занятия, запирались в кабинете и играли вдвоем…

«У нас с Аллой был такой легкий флирт. Играли в гляделки – так это называлось по-простому. Вы поймите: убежали с каких-нибудь занятий, пошли в кино, посидели, потом пошли домой, кто-то еще присоединился. Винца выпили. Потом вернулись в училище, поболтали, идти на занятия неохота – на какую-нибудь политэкономию или музлитературу. Взяли ключ в подвале, пошли в кабинет. Но это вовсе не значит, что мы там в кабинете занимались… этим…»

А самый экстремальный случай произошел в Магадане. Однажды какой-то подвыпивший кавалер пригласил жену Шуфутинского потанцевать. В руке он держал бокал шампанского, и вдруг, войдя в раж, плеснул ей в лицо шампанское. Его оттащили. А Шуфутинский вынужден продолжать петь песню! Но вскоре, когда обидчик подошел поближе к сцене, Шуфутинский от всей души врубил ему по лицу микрофоном! Произошла драка, из которой он вышел победителем.

* * *

Михаил Захарович говорит, что с раннего детства был влюблен в звуки. Папа играл на гитаре, на трубе, мама приходила домой со студентками из медицинского института – и они пели. А жила семья тогда в Салтыковке под Москвой, на старенькой дачке. И мальчик слушал звуки дождя, звуки шагов по хрустящему снегу – и наслаждался. Так и пришел к музыке, причем очень серьезной. Рахманинов, Моцарт, Вивальди, Шостакович, Прокофьев, Танеев. Между прочим, мэтр русского шансона слушает классику до сих пор, почти каждый день.

В детстве Шуфутинский особенными знаниями не блистал. В восьмом классе на второй год остался, потом школу рабочей молодежи бросил – а в те годы это было не так-то просто.
В седьмом классе уже навсегда забыл, что такое дроби. Об алгебре, геометрии, не говоря уже о других предметах, даже понятия не имел. Но приходя домой, каждый раз исправно садился за уроки – делал вид, чтобы не обижать бабушку, которая хотела, чтобы Миша был хорошим мальчиком. Отец уже тогда жил со своей женой отдельно.

Отсидев положенное время, Миша брал под мышку гармошку и шел с пацанами – или на тренировки по боксу в Лужники, или просто по улицам шатался в компании таких же гопников.

Иногда к прохожим приставали: браток, дай закурить, ах, у тебя нет… Ну и пошло-поехало.

Драться вообще часто приходилось. Двор на двор, стенка на стенку. Многие ребята из его окружения побывали в колонии и в тюрьме, тогда в основном так со всеми происходило.

Алкоголь в первый раз он попробовал классе в пятом. Что касается наркотиков – однажды ребята дали какие-то таблетки. Эти таблетки запили вином в туалете, покурили, потом пошли на урок. И вдруг Миша чувствует: засыпаю, и все тут! Чудом дошел до дома, открыл дверь, лег в ботинках на кровать и проспал часов десять. Или, может, двенадцать. «Потом думаю: какой кайф, что они там ловят? Никакого кайфа нет совершенно! Больше никогда в жизни не принимал никаких таблеток».

* * *

В двадцать лет с небольшим Шуфутинский отправился в Магадан. Играл в самом крутом ресторане, пользовался огромной популярностью, общался запросто с криминальными тузами и местными начальниками, моряками и проститутками, уркаганами и торговцами золотом.

«Знаете, я там видел очень многое, впитал много таких жизненных истин, которые городской, столичный житель просто не может понять. Там выживает сильнейший. Слава Богу, мне всегда хватало такта, чтобы не влезать туда, куда я не должен был влезать. И не слушать то, что я не должен был слушать. Наверно, это у меня природное».

А были там действительно очень разные люди – и откровенные бандиты, и старатели, и таланты, которые спивались, не выдерживали, и бандерши, которые держали притоны, девочек лет по тринадцать-четырнадцать обучали всяким выходкам… Драки вообще были постоянно, жуткие, жестокие. Потом допросы. Короче, все прелести дикой жизни можно было увидеть, ощутить на собственной шкуре.

Магадан тех лет – это был советский Клондайк, приют для настоящих авантюристов: ослепительно красивая, мрачная, дикая природа, опасность за каждым углом, запах золота над сопками, шальные деньги. Дела там делались очень большие. Вывозилось золото килограммами заграницу, шли корабли в Японию туда-сюда, моряки загранки покупали аппаратуру, привозили чемоданами тряпки. Очень много людей правдами и неправдами вывозили золото на материк – и в карманах, и в носках. Одна женщина ехала с ребенком, у которого была кукла, начиненная золотом. То есть всякие разные мастырки сооружали – тем языком говоря. Настоящие профессионалы делали на золоте за пару лет бешеные состояния. «Да, там были безумно богатые люди. И были люди, которые зарабатывали колоссальные деньги, но их не копили, а просто тратили от души – гуляли, вольно жили…»

В Магадане Шуфутинский очень неплохо зарабатывал – в месяц примерно полторы-две тысячи рублей. Бывало, пока до сцены доходил, уже готов список заказанных песен и полные карманы денег. Так музыканты специально приходили с пустыми карманами, чтобы было больше места.
Конечно, для тех, кто сидел в ресторане, его заработки были сущими копейками. Но по сравнению с обычными на материке ста пятьюдесятью рублями… Когда Шуфутинский приехал через какое-то время в Москву, у него на книжке было двадцать тысяч накоплено – целое состояние!

Бывало, что хотелось бросить ресторан и отправиться за золотом. Какое-то время он порывался делать разные вещи: и на золото пытался пойти, и на Камчатку на плавбазу устроиться. Но потом понял, что музыкант должен заниматься не золотом, а музыкой.

* * *

Вернувшись из Магадана в Москву, Михаил Захарович стал руководителем легендарного ВИА «Лейся, песня». Причем успешно совмещал творчество с небольшим бизнесом. Подбрасывал, скажем, директору какой-нибудь филармонии двойную смету, бумажку какую-то, он ее подписывал, потом Шуфутинский вписывал все, что хотел, раздавал еще деньги тому, кому считал нужным, и брал какие-то деньги себе. Схема, надеюсь, ясна? Такое легкое, наивное нарушение закона, за которое можно было десятку лет получить точно…

Хорошо работать было с комсомолом. Они могли платить за концерты сколько хотели, Шуфутинский делал двойные ведомости, пятьдесят процентов музыканты, разумеется, отдавали, а пятьдесят оставалось им. Причем можно было работать по четыре концерта в день. Утром встали, первый концерт в двенадцать. Потом три, шесть, девять, как сеансы в кино. А им что – все молодые, здоровые, по двадцать лет.

В последние свои гастроли с «Лейся, песня», когда она была на пике популярности, Шуфутинский просто говорил: хочу получить пятьдесят рублей с концерта. А по закону полагалось рублей двенадцать. Организаторы соглашались, и он ехал. За десять дней делали двадцать концертов, он получал тысячу, неплохие деньги. Еще тысячу платили на весь коллектив. И, видимо, никак не меньше тысячи брали себе, поскольку иначе не было смысла все это затевать и рисковать головой.
Ну, разумеется, при этом Шуфутинский тоже рисковал.

* * *

До отъезда Шуфутинский два года был «в отказе»: почему-то его категорически не хотели выпускать из страны. Работать он уже не мог, потратил все деньги, заложил квартиру – а ОВИР молчит. И вдруг в феврале 1980 года приходит разрешение – и десять дней на сборы. С женой и двумя детьми они по-быстрому собрались, взяв всего четыре чемодана. Там был так называемый «фраерский набор» – вещи, которые можно было быстро продать: фоторужье, объектив, фотоаппарат, игрушки, матрешки.

Шуфутинский прекрасно запомнил свой первый день пребывания в Штатах. Он был ужасно удивлен горами мусора на Брайтоне: какие-то коробки, огрызки, всякий хлам. Оказалось, магазины не справлялись – так много за день наторговывали, что не успевали вывозить мусор.
Вообще, там все было иначе, чем он себе представлял.

«Я был потрясен тем, что почувствовал себя сразу вольно, расправил плечи. Там никто не пристает к тебе, сколько ты зарабатываешь, почему такого цвета пиджак и так далее. Ты такой, каким хочешь быть – в этом и есть свобода. Я понял, что отныне сам себе хозяин, что хочу, то и делаю. Хочу – пойду воровать, хочу – пойду на завод работать, не хочу работать – пойду побираться. Как хочу, так живу! Это потрясающе! А в России, если ты преуспел, стараются задушить, отнять деньги. Это в крови, это в истории, в истоках. Козьма Прутков сказал «Не высовывайся». Тогда будешь «сейф», будешь сохранен. В Америке все абсолютно по-другому».

Впрочем, были и минуты страшного отчаяния – вплоть до мыслей о самоубийстве. И в ресторане было тяжело работать, и вообще жить было морально тяжело. «Главная проблема в том, что ты должен себя утвердить не только для окружающих, но и для себя самого. А это очень нелегко – когда ты, как проклятый, вкалываешь за кусок хлеба и видишь вокруг себя столько преуспевающих людей, которые к тому же свободно говорят по-английски. А ты, как баран, несешь какую-то чушь, они тебя слушают и не понимают… Ужасно! Вот в такие моменты начинаешь отчаянно паниковать: что же я здесь делаю, как я буду жить дальше, если меня никто не понимает, и нет ни одного человека, который хотел бы меня выслушать. Только через годы начинаешь соображать, откуда ноги растут. Эти люди здесь родились, живут своей жизнью, тебя не звали. Хочешь – подстраивайся под них!»

Причем жене Шуфутинского, Рите было еще тяжелее: все-таки певец был частью еврейской эмиграции, а она – чистокровная русская женщина, и вообще очень не хотела ехать в Америку.
Хотя дикое количество евреев «мейд ин Бердичев» ее не раздражало: Рита очень интернациональный человек. К тому же, если у нее муж – еврей, почему это должно ее раздражать? Зато когда младший сын Шуфутинского женился на негритянке, она была просто в шоке. Но вовсе не из-за цвета кожи невестки, а из-за того что мальчик женится так рано, в 21 год. Антон с Бренди учились в одной школе в Лос-Анджелесе, она его на два года младше. После школы Антон пошел добровольцем в морской десант, оказался на Гавайах. Бренди уехала к нему, там они и стали жить вместе. Однажды Антон звонит отцу: «Папа, у нас будет бэби». Тут певец понял, что ничего уже не поделаешь, и они должны пожениться.

* * *

Странно, почему, имея такой богатый и успешный коммерческий опыт в Союзе, Шуфтинский однажды стал простым американским банкротом. Его ресторан «Атаман» пользовался популярностью, знаменитые гости приезжали, и вдруг такой скандал, четверть миллиона долгу…

«Слушайте, это здесь считается, что быть банкротом – жуткий позор! А у нас в Америке это не позор. Это нормально. Правительство идет навстречу и помогает выйти из ситуации. Банкрот не платит каким-то организациям, а те списывают эти деньги из налогов. И это разумно.

Если человек не будет пробовать новый бизнес, страна не будет развиваться. У одного бизнес получается, у другого нет. Тогда он объявляет банкротство, на семь лет у него есть прикрытие, никто с него ничего не потребует».

Впрочем, с конкретными людьми Шуфутинский после банкротства все-таки расплатился. Заработал и вернул! А когда вернулся в Россию, деньги снова потекли рекой. И опять слава, и красивые девочки-поклонницы, и не менее красивые и душевные песни…

* * *

У Шуфутинского очень привлекательная философия: «лучше жить богатым, чем умереть богатым». Объясняет: «Я зарабатываю неплохие деньги – и потом трачу, как сумасшедший. На все, что нравится мне, моим детям, внукам, моим близким. И получаю, поверьте, от этого большое удовольствие!»

Вот не так давно Михаил Захарович построил крохотный домик в Переделкино – 820 метров. Ничего лишнего: столовая, кухня, гостиная, прихожая, гостевая спальня на первом этаже, бассейн. (Шуфутинский обожает воду, и к нему ходит тренер по плаванию). На втором этаже – три спальни, сауна, гостевой туалет. На третьем – огромный клуб с бильярдом и домашним кинотеатром. «А что тут такого? – недоумевает певец, увидев, что я впал в полнейшую прострацию. – Это не так много! Я же не один, ко мне внуки постоянно приезжают. Иногда целое лето живет внучка с няней, сын Дэвид со своей женой Анжелой и детьми. Младший сын, Антон, из Америки два раза в год прилетает. Им, кстати, Россия очень понравилась. Дети уже чистые американцы, по-русски знают только «дедушка», «бабушка» и «собака»…

Жаль, что я не увидел этот домик Михаила Захаровича. Там, судя по всему, очень красиво, рядом лес, на участке елочки. Садовник какие-то невиданные кусты посадил и деревья. Поляна красивая, зеленая травка, где можно босиком походить. Кошки резвятся, собаки лают, птички чирикают – благодать!

Впрочем, в Америку он тоже выбирается – две недели в январе и две недели в июле. Очень любит в Лос-Анджелесе в шесть утра поехать со своей собакой Джиной на океан. Собачка плавает, резвится, играет в волнах, а Михаил Захарович любуется красотой океана. А еще он может ранним утром сесть в свой «Порш» и пока нет машин, пронестись по окружной со скоростью под двести километров… Кстати, у него с младшим сыном есть своя студия, поскольку Антон профессионально занимается кино, работает со многими голливудскими звездами – он продюсер звука для кино и прекрасный специалист. Вот на студии они озвучивают фильмы, занимаются дубляжом, с монтажом. Компания большая, но Шуфутинский честно признается: это бизнес приносит немного денег. «Но хоть деньги маленькие, зато хорошие».

* * *

Иногда Шуфутинский, человек по натуре сильный и оптимистичный, склонен себя пожалеть.
Вот и в разговоре со мной вдруг не удержался: «Годы идут и идут, а нынешняя жизнь у меня тяжелая – переезды из города в город, из страны в страну, все время какие-то гостиницы, все время разлуки, и так уже много лет! Оглядываешься вдруг назад и думаешь: а где же моя жизнь, куда же она катится? Сейчас я многое могу себе позволить: и еще один дом, и машину хорошую. Могу все бросить, взять билет и улететь на Багамы.

Вся моя жизнь подчинена одному – постоянному сумасшедшему бегу с препятствиями, непонятно куда. И начинаешь думать: а, черт возьми, может, вообще все это неправильно? Вот что меня сейчас так мучает. Я переживаю из-за этого, я расстроен тем, что не могу найти ответа. А жизнь проходит!»