В любимом многими хьюстонцами Музее изобразительных искусств существует совершенно замечательный отдел фотографии. А создала его удивительная женщина Анна Уилкис Такер. И в преддверии открытия большой фотовыставки известного немецкого фотографа Хельмута Ньютона Анна поделилась своими замечательными соображениями о фотоискусстве.
– У меня степень в области фотографического искусства. Я училась этому в Университете Баффало. Всё о фотографии — вот область моих научных интересов. И эти интересы привели меня сначала в нью-йоркский МоМА, а потом сюда, в Хьюстон, где в Музее изобразительных искусств я создавала отдел фотоискусства. С 1987 года. С нуля.
– 26 тысяч фотографий — вот что теперь в моих музейных холодильниках. Русские там тоже есть. У меня к русской фотографии особая страсть — я собираю коллекцию снимков, сделанных с начала 20-х годов до времён окончания Великой Отечественной войны. Современные фотографы тоже есть, но немного. Собираюсь в Москву на днях, буду высматривать новые имена.
– Найду ли я нового Родченко? Посмотрим. Родченко у меня в коллекции есть. Есть и другие авангардисты. Но моя главная страсть — это военная фотография. Русские и тут оказались невероятно сильны. В Москве пойду по архивам, буду просить дать отпечатки фотографий Первой мировой. Их у нас нет. Их вообще почти нет в англоязычных альбомах по фотографии. Надо понимать, что снимок в газете тех времён и снимок, отпечатанный на фотобумаге — это разные вещи. Поэтому пойду по московским архивам искать оригиналы.
– Как отличаю просто фотографию от произведения фотографического искусства? Смотрю и вижу — искусство или нет. Если фото захватывает внимание, рассказывает какой-то сюжет, у него есть второй план, оно создаёт определённое чувство, рассказывая свою историю — это произведение искусства. Например, одно из эталонных, совершенно пронзительных произведений — фотография поля после боя, на котором женщины и дети бродят посреди убитых солдат, отыскивая своих сыновей, мужей и отцов.
– Техническое совершенство снимка тоже важно: как фотограф видит перспективу, как он фиксирует свет и тень, какие линзы использует. Всё важно именно вместе. И тогда фотохудожник может донести свой замысел: что зритель должен увидеть и что при этом должен подумать. Зритель должен вовлечься.
– Цветное или чёрно-белое? Да без разницы. Главное — что хочет сказать художник. Это его право — выбирать способ. Нынешняя цифровая техника позволяет делать что угодно и сразу. У художника должны быть причины, чтобы выбрать ту или иную манеру раскрытия своего замысла. Как, например, передать сочность и дух Мексики в чёрно-белой гамме, не утрачивая при этом тех ощущений, что вызываются яркой палитрой тамошней жизни? Но главная ответственность на самом художнике — это его решение. Как пожелает, так и сделает.
– Есть ли разница между цифровой фотографией и снятой на пленку? Моё мнение — не особая разница. Но мои друзья спорят постоянно: цифра или плёнка, принтер или проявитель с фиксажем, убивает ли цифра «энергетику» снимка или нет… Я всегда с интересом слушаю любые мнения — я ведь профессионал.
– Как я отличаю фотохудожника от человека с камерой? Элементарно. Смотрю портофолио. У девочки с фотоаппаратом может получиться удачный снимок. У художника таких снимков множество. У него есть своя манера снимать. Если у человека есть хотя бы тридцать отличных фотографий — на разные сюжеты, в разных местах — уже есть тема для предметного разговора. Вообще, по опыту, человек должен лет десять много и тяжко упражняться в этом ремесле, чтоб стать художником.
– Мой любимый фотограф? Я хорошо знаю искусство французского венгра по фамилии Броссай. Он снимал Париж в 1920-1940-х годах. Книгу о нём написала, полную ретроспективу его жизни дала в Париже тех времён, как он снимал парижское дно, проституток, гомосексуалистов, курильщиков опиума, а также как он водил дружбу и снимал знаковых, или, как сейчас говорят, культовых персонажей того времени: Генри Миллера, Пикассо, Джакометти, Дали.
– Куратором фотовыставок стать непросто. Тут нужно, чтоб глаз был, что называется, «пристрелямшись». А именно: нужно специальное образование, доскональное знание какого-то периода (вот как я знаю первую половину прошлого века), необходимо знание и понимание манеры всех основных фотографов — а у каждого великого есть свой уникальный почерк. И еще нужно постоянно смотреть и просеивать тысячи фотографий. К слову, за сегодняшнее утро просмотрела двести новых фотографий на своей почте. А также знать основные музейные коллекции, держать руку на пульсе времени, всё время читать специализированную прессу и вариться на нашей кухне. И смотреть, смотреть, смотреть…
– Если вдруг вижу нового стоящего художника, то либо сразу покупаю, если есть что, либо беру на заметку и «выпасаю», жду, когда появится что-то, достойное музея. Я с коллегами готовлю доклад о художнике, показываю музейной комиссии работы. Если принимается решение на музейном совете выделить средства и купить такого-то художника, то процедура происходит быстро. Чего тянуть-то? Больше полугода не тянем. В среднем, за хороший снимок художник получает 5 тысяч долларов. Самые редкие снимки признанных мастеров могут стоить до 100 тысяч долларов.
– Стен нам не хватает, чтоб показать все фотосокровища. Музей окончательно принял решение строить третье здание. Фотографическое искусство тогда можно будет представить максимально достойно, как оно того заслуживает.
