ДОЖДЛИВЫЙ ДЕНЬ, ОГРОМНЫЙ САМОЛЁТ

Ромэн Яров

В годовщину атомной бомбардировки Хиросимы телеведущая станции ОРТ (Общественное Российское Телевидение) сказала в передаче последних известий: “Американский лётчик, сбросивший бомбу, впоследствии сошёл с ума…”

… Распространённая версия. Я слышал её ещё в СССР…

… Но ложная. Несколько лет назад я этого лётчика, живого и здорового, видел.

Я жил тогда в Вичите – городе с населением в триста тысяч человек в Канзасе. Цифра сравнительно небольшая, и вроде бы ничего интересного здесь нет. Многие за пределами штата даже и не знают, что такой город существует. А зря. Потому что, если бы был в книге Гиннеса, скажем, показатель: концентрация авиационной промышленности на душу населения, Вичита, безусловно, заняла бы первое место в мире. В ней находится пять больших авиационных компаний. Отделение Боинга (тогда – с двадцатью пятью тысячами работающих, сейчас, к сожалению, вдвое меньше). Четыре остальных не столь велики – но тоже немаленькие. (Чтоб сделать самолёт, нужно много народа). Так что с авиацией связана вся экономика города, благополучие его жителей. Нетрудно представить степень их интереса к самолётам – новым, старым, любым. Поэтому здесь часто устраивают выставки самолётов. На одну такую, старых машин, я пошёл.

Объявление в газете гласило: из ангара в Техасе прилетят тридцать сохранившихся, отреставрированных боевых самолётов времён Второй мировой войны. Среди них будут Б-17 – “Летающая крепость”, Б-29 – “Летающая сверхкрепость”, Б-24 -“Либерейтор (Освободитель)” – все бомбардировщики, самые крупные боевые машины тех лет. Будут и поменьше – истребители…

Газета приводила слова Президента Рузвельта, сказанные в 1943 году. “Державы Оси знали, что они должны выиграть войну в 1942 году, иначе они её проиграют. Мне не нужно говорить, что войну в 1942 году они не выиграли. И я могу с подлинной гордостью сообщить, чего достигли в 1942 году мы. Мы выпустили 48 тысяч боевых самолётов – больше, чем Германия, Япония и Италия вместе взятые…”

… Была уже глубокая осень, дождь накрапывал. Самолёты стояли на неасфальтированном поле, колёса глубоко увязли в грунте. Народу было немало, мальчишки – большинство. Неудивительно. Разрешалось залезть в самолёт, посидеть за штурвалом, пройтись. Для мальчишки бывает что-нибудь лучше?

Хотя – какое там “пройтись”! Если и снаружи эти некогда грозные машины выглядели музейно, то уж внутри мгновенно становилось ясным, как далеко ушла за десятилетия техника. Ужасно тесно было внутри, и нельзя было не пожалеть бедных лётчиков, которым приходилось долгие часы проводить скорчившись, ссутулясь, лёжа. Реактивный двигатель принёс в авиацию силу, несравнимую с той, на которую способен поршневой, дал возможность поднимать в воздух несравнимо более тяжёлые и объёмные машины. В современных бомбардировщиках неспециалисты оказываются редко – но сравните современный пассажирский самолёт, рассчитанный на перевозку нескольких сот человек, с лучшими пассажирскими самолётами шестидесятилетней давности. Больше сорока в них не вмещалось! Между военными – такая же разница.

“Это – единственная во всём мире, последняя “Летающая сверхкрепость”, которая может ещё подниматься в воздух.” Так было написано на табличке рядом с Б-29. В раскрытый бомбовой люк поднимался с земли трап, мальчишки радостно по нему взбирались. Несколько ветеранов – в потёртых кожаных куртках и форменных фуражках оживлённо разговаривали: бойцы вспоминали минувшие дни. Им в противовес, совершенно молча и неподвижно стояли чуть в стороне два старых японца, смотрели на самолёт.

В газете было написано, что на выставку приедут члены экипажа “Энолы Гей” – самолёта, сбросившего атомную бомбу на Хиросиму. Будет командир экипажа Пол Тибец, тогда полковник, впоследствии – бригадный генерал Военно-воздушных сил США, теперь давно уже – пенсионер, Томас Фереби – штурман, выведший “Энолу Гей” на цель, Теодор ван Кирк – человек, приведший в действие механизм сбрасывания бомбы. Но этих людей нигде не было видно. Третий, последний день выставки шёл к концу, и я решил, что они уже уехали.

Мне ещё встречалась где-то такая версия: лётчики не знали, что сбрасывают атомную бомбу. Неправда, знали – и вот доказательство, хоть и косвенное. На фюзеляже стоящего перед нами Б-29 была нарисована красотка и написано “Фифи”. Такие фифочки украшали фюзеляжи многих американских бомбардировщиков. Что ещё могло прийти в голову лётчикам – девятнадцати-двадцатилетним парням? Тибец, однако, зная суть своей миссии, не хотел ничего легкомысленного. Отсюда “Энола Гей” – имя матери Пола Тибеца.

Одни мальчишки сменяли других, ветераны двинулись к следующим машинам, а японцы, под усиливающимся дождём, всё продолжали стоять и смотреть. Я никогда не видел таких неподвижных японцев. Мне же, вроде бы, и смотреть больше не на что было. Тридцать самолётов, из которых большинство одинаковых – не много.

Тут я понял, что до моей машины мне, не промокнув, не добежать. Рядом была большая армейская палатка. Она не привлекала моего внимания, я думал, это выставочный склад – верёвок, столбиков, табличек. Но теперь деваться было некуда, я вошёл.

Там был простой длинный досчатый стол на двух вкопанных в землю круглых брёвнышках-ножках. На столе лежали вещи для продажи: майки с изображениями Б-29, шапочки с такими же рисунками, экземпляры книги Пола Тибеца о самом важном полёте его жизни, да и человечества, в какой-то степени. Небольшая очередь – опять же, главным образом из мальчишек, двигалась вдоль стола. У другого конца стола они платили – кому-нибудь одному из сидящих там пожилых людей. Человек, принявший деньги, расписывался на покупке. Я подошёл ближе. “Экипаж “Энолы Гей” было написано на прикреплённой к подставке табличке. А возле каждого из сидящих была табличка с именем. ” Пол Тибец” было написано на табличке у края стола. Я посмотрел на человека, перед которым стояла табличка. Меня охватило чувство нереальности. Пол Тибец – это же не живой человек, это легенда. Можно ли, скажем, увидеть живого Чапаева!

Но нет, это был вполне реальный человек – невысокого роста, старый, с несколько красноватым лицом. В газете было написано, что он и два его товарища будут рассказывать о своих полётах – о самом главном из них. Может быть, и было какое-то их специальное выступление, но сейчас они сидели молча, расписывались сосредоченно, к разговору, похоже, склонны не были. Это был их тур, они работали. Пол Тибец никогда не сходил с ума – сидел за столом здоровый, доживший до преклонных лет…

… И раскаянья никакого он не чувствовал. За его спиной висел плакат с цитатой из книги, которую он подписывал.

“…Мне не было дела ни до каких моральных соображений. Передо мной была поставлена боевая задача, я прикладывал весь свой опыт и умение для того, чтобы её успешно выполнить.”

Этот плакат висел здесь не зря. Он сразу пресекал все попытки обличения, которые мог предпринять какой-нибудь гуманист-миротворец, моралист, активист, защитник мира.

Я вышел из палатки. Дождь усилился, но два старых японца стояли всё также неподвижно и смотрели на Б-29. Делать было нечего, я побежал к машине.

Всё это произвело на меня сильное впечатление, мне захотелось об увиденном рассказать. Но я не мог вывести никакой морали. Как можно всё это обобщить? Так вам и надо, гады, будете знать, как бомбить наш Пирл-Харбор? Но ненависть военных лет кончилась вместе с войной, десятилетия прошли, мир стал совсем другим, и смотреть на вещи надо по-другому, с сегодняшних позиций. Но как? Вот этого я не знал и как ни думал, ничего не мог придумать.

… Годовщины бомбёжки Пирл-Харбора приходят и уходят, американская пресса обычно не пропускает случая вспомнить тот день. Я прочитал много статей на эту тему. И увидел, что хоть опубликованы они в самых разных изданиях, но посвящены, в основном, хронологии. Что делал в такой-то день и час командующий японским флотом адмирал Ямамото, командующий американским флотом на Гавайях Кюммель. А также множество других офицеров более низкого ранга. А вот о нынешних чувствах двух народов по отношению друг к другу авторы статей писали смутно и как бы не очень уверенно. И все по-разному. Из чего я заключил, что внешне это отношение никак почти не проявляется – поэтому и уловить его, зафиксировать трудно.

И официально это отношение никак не выразилось. Япония не извинилась за атаку на Пирл-Харбор. Америка не извинилась за то, что сбросила на Японию атомную бомбу…

” Американцам и японцам нечего сказать друг другу”, – так было написано в одном из журналов.

Но ведь именно это я и увидел!

Сцена на выставке всё была у меня перед глазами, и я решил не искать морали, которой нет, а написать просто – так, как я увидел. Дождливый день, два старых японца стоят и смотрят на огромный самолёт – двойник того, что сбросил бомбу, разом превратившую в пепел и прах сто тысяч их соотечественников. А рядом в палатке человек, сделавший это, расписывается на книжках, в которых рассказывается о том, как он это сделал…