«НEADHUNTING?» НЕТ, ОХОТА ЗА ГОЛОВАМИ

Джулия Нильссон

bСОБИРАЯСЬ В ОТПУСК

Думаю, не ошибусь, если скажу, что сегодня каждый, даже не владеющий английским, знает что такое «head hunting». Однако мне пришлось столкнуться с этим выражением совсем не в контексте поиска работы или продажи интеллектуальных способностей этой самой головы.

Дело было на Бали и Борнео. По окончании официальной работы я решила, что стоит, пользуясь случаем, задержаться в этих местах – поизучать местные обычаи, поснимать джунгли, а также с топ-секретной личной целью посетить широко известный в узком кругу один буддистский монастырь.

Первым делом, согласно тайному плану, я отправились в монастырь на остров Бали. Симпатичные бритоголовые монахи-рисоеды были рады гостям. Вообще-то они рады всегда, всем и всему. Простите, христиане, мусульмане, бахаисты и представители всех иных религиозных конфессий, но это научный факт – в мозгу буддистов, согласно выводам серьезных исследований, находится больше всего «гормона радости», то есть вещества, отвечающего за чувство счастья. Сначала дружелюбные монахи перебрали со мной все нейтральные темы – о природе и погоде, о бесчисленных прекрасных храмах, традиционных петушиных боях и фруктоприношении. После светской беседы и положенных ритуальных церемоний под огромным деревом «фикус религиоза», где по слухам медитировал сам Будда, монахи с удовольствием указали путь к небольшому фонтанчику-источнику. По местному поверью, тот, кто умоется этой водой, не будет стареть ровно 10 лет. Подозреваю, что монахи решили, что я тренируюсь для принятия участия в Олимпийских играх по бегу.

Стесняюсь признаться, но именно эта струйка воды и была одной из причин моего посещения знаменитого монастыря. И, забегая вперед, скажу – помогло! Когда великий джазовый пианист Дейв Брубек, у которого я работала переводчиком, узнал, сколько мне лет, он сначала не поверил, а потом спросил: «И сколько морковки в день ты съедаешь (рецепт молодости по Брубеку?), чтобы выглядеть ровно на 10 лет моложе?» «Я всего лишь умываюсь в буддийском монастыре. Не часто. Раз в десятилетие. Вот скоро опять надо будет ехать». Его смех вошел в передачу о гастролях Дейва Брубека, показанную в России каналом РТР.

Но вернемся в тропические джунгли, куда мне так хотелось углубиться ради съемок. В незнакомых и довольно опасных местах нельзя полагаться только на себя. Жизненно, причём в прямом смысле этого слова, необходим толковый местный проводник. В маленькой деревне на острове Борнео, который принадлежит государствам-соседкам Индонезии и Малайзии, я нашла проводника, сносно говорящего по-английски, умевшего водить в джунглях джип (а это, поверьте, особое искусство) и якобы даже имевшего опыт работы с какой-то американской съемочной группой.

Начался торг, который был витиеват и изыскан, как фигуры танца «Баронг». Крошечного роста проводник, в шлёпанцах и обмотанный тряпкой, настаивал на том, что за маленькую сумму он никак, ну просто никак-никак, при всем его уважении к чужеземцам, не сможет отправиться в джунгли. Надбавки росли. «Никак-никак» с застенчивой улыбкой повторялось все чаще. Устав торговаться, мы, наконец, сошлись на какой-то сумме, после чего он почтительно назвал меня «мадам» и выразил горячее желание прямо с утра отправиться на съемки.

Утро выдалось влажное и тихое. На рассвете мы покинули форпост и въехали в настоящие джунгли. Мне хотелось невозможного – найти раффлезию, самый большой в мире цветок размером с автобусное колесо, увы, издающий не сладкий тропический аромат, а жуткую вонь испорченного мяса. Цветок мы, конечно, не нашли. Возможно, я найду его в другой раз. Как говорит моя мама, жить без мечты безнравственно. Зато ярких птиц и гигантских бабочек я в те дни нафотографировала от души.

Кроме того, меня окружали восхитительно цветущие бромелиевые, свисающие с деревьев эпифиты, таинственные лотосы и тысяча разных видов орхидей. Ни в одной другой экосистеме мира нет такого разнообразия флоры, как во влажных тропических лесах, которым миллионы лет. Вы только вдумайтесь в эту цифру – самым древним джунглям Малайзии около 60 миллионов лет. Чего они только не повидали на своем веку! И вот увидели меня и мой старый боевой фотоаппарат, развеселилась я про себя. И зря, между прочим, развеселилась. Очень скоро мне стало не до смеха. Около гнилой речушки мы вынуждены были оставить джип и дальше идти пешком. Я познала всю прелесть завалов из сучьев и затопленных деревьев, чавкающей под ногами сырости и отвратительных пиявок. Что может быть хуже? Отвечу – мы потерялись. А это страшно. Джунгли, как и пустыня, ошибок не прощают. Ночевка в незнакомом месте – дело серьезное, ведь в это время дикие твари из дикого леса ведут себя так, как им захочется. Я вообще-то зверей люблю, но не тогда, когда мы все на воле – и они, и я. Влажные леса кишмя кишат змеями, включая трехметровых питонов, и различными насекомыми, которых я терпеть не могу просто как класс, в полном составе. Память услужливо подбросила исторические факты о том, что мы находимся в стране потомков кровожадных даяков, на родине гигантских крокодилов-гавиалов и когда-то огромных «лесных людей» (рыжих орангутанов) здесь было гораздо больше, чем просто людей. А сегодня по этим джунглям бродит неизвестное большое черное существо, одинокое и агрессивное, оно сильнее орангутанов и убивает их из-за вечной, как мир, причины – самок (пардон, дам). Местные оседлые жители называют это существо Аю, племя примитивных кочевников-пунанов, которое иногда встречает его во время своих странствий, зовет его Аюкх.

Все эти мысли не приносили покой. Тут еще наш улыбчивый проводник-индонезиец, до этого соглашавшийся на любые подвиги во имя красивых кадров, наотрез отказался развести огонь, чтобы просушить сырые вещи и разогреть ужин.
– В чем дело? – строго спросила я.
– Плохие места. И сезон охоты за головами, мадам.
– Понимаю. Умники-профессионалы, интеллектуальные и талантливые работники нужны везде.
Он посмотрел на меня, как на диковинное существо, впервые встреченное им на жизненной дороге, и терпеливо объяснил: «Лично мне нужна моя голова в прямом смысле этого слова, мадам. Есть хорошие племена, а есть плохие. Плохие поклоняются плохим богам и приносят им в жертву головы чужаков. Ну, вообще-то, я лично думаю, что боги тут ни при чем, просто кое-кому хочется похвастаться мертвым врагом».

Вот это новость! Я, конечно, знала, что есть еще места на земле, где журналистам бывать опасно. Не так далеко от этих краев, в Папуа Новой Гвинее, к примеру, совсем недавно съели моих товарищей по перу. Где-то в районе Камбоджи известный деятель любил побаловать себя человечьей печеночкой. А один африканский диктатор даже замариновал перед употреблением собственного министра и единственного в стране профессора математики.

Кроме того, журналиста подстерегает опасность на любой войне, вспомним хотя бы военные конфликты нашего времени в Афганистане, бывшей Югославии, Палестине, Чечне, Ираке. Есть ещё ирландские и баскские террористы, фанатики ислама или футбола. Вас могут случайно или намеренно убить, ранить, выкрасть с целью шантажа или выкупа. Всякое может случиться – на войне как на войне.

Но ведь во всех этих случаях журналист знает, куда он едет, на какой риск идет. А тут – бабочки порхают, птички поют, цветочки цветут … и на тебе! Твоя голова предлагается в жертву, да еще каким-то совершенно незнакомым тебе богам. Да ведь я лично читала, что мрачный ритуал даяков вывешивать черепа уничтоженных врагов под крышей дома победителя ушёл в пусть и не очень далекое, но прошлое. Конечно, эти самые победители все еще живут по своим древним традициям, покрывают себя с головы до ног татуировками, вытягивают уши до плеч, пользуются на охоте духовыми трубками с отравленными стрелами, на ночь кладут детей, кур и поросят в плетеные корзины со страшными масками для отпугивания духов и развешивают их по стенам. Но ведь нынешних людей джунглей нельзя сравнивать с их отцами и дедами, воинами и пиратами, стоявшими непреодолимым препятствием на пути к сколачиванию состояний азиатскими и голландскими купцами. В те времена мужская доблесть определялась именно по количеству выставленных на всеобщее обозрение черепов. К счастью, деятельность миссионеров привела к заключению мирного соглашения между большинством местных племен и к отказу от варварских привычек рубить незнакомцам головы, есть перед боем кашу, смешанную с мозгами свежеубитого раба, или лакомиться собачатиной, политой человеческой кровью. Но, как справедливо рассудил наш проводник, кто даст гарантию, что в глухих деревнях, отдаленных от цивилизованного побережья, знают сегодня о договоренности между старейшинами?

«Давай отсюда выбираться, друг мой». «Нет, лучше ждать утра, мэм».
Я разозлилась, забыв о том, что положено бояться: «Какого черта (прошу пардон за мой английский) ты молчал об этом в деревне?»
Проводник оскорбился до самой глубины своей робкой души. «А кто постоянно твердил никак-никак, никак-никак?»

Что я пережила за ту ночь, не пожелаю врагу. Особенно в то самое темное время, что перед рассветом. Зато какая закалка! Какая тренировка характера! Спустя некоторое время, в совершенно иной период моей жизни, назовём его академический, когда мои университетские коллеги, петербуржские кафедральные дамы, искренне удивлялись тому, что меня ничто не в состоянии выбить из ровной колеи оптимизма, я смотрела на них и думала: «Разве же это проблемы? Неужели вам никак-никак не решить такую ерунду? Это же вам не в джунглях орхидеи нюхать в сезон охоты за головами».