ПРОЩАНИЕ С ДРУГОМ

Марк Зальцберг

«Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь — как раз умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег».

А.Пушкин. 1834 год

Вспоминая Сергея Юрского

Юрский в перерыве, концерт в New Jersey, начало 1990-х

Утром 8 февраля у себя дома в Москве скончался великий актёр, режиссёр, поэт и писатель Сергей Юрский. Можно бы написать просто «великий человек», но не следует изменять традиции. Конечно, он прежде всего был  актером и артистом во всём. Это всеобщая потеря, но я потерял ещё и любимого, верного друга. Потеря непереносимая. Тут бы и помолчать. Но напиши я об этом страшном событии хотя бы через месяц, публика отнеслась бы к статье почти равнодушно. Каждый день на нас благодаря интернету сваливается такое количество новостей, смертей и убийств, что даже через день любая новость сменяется другой, и уже не так сильна реакция публики на самую скорбную весть. 

Нет, молчать я не могу. Я знаю о Сергее Юрском многое такое, чего читатель не найдёт в сотнях публикаций о нём, уже заполнивших прессу, телевидение и интернет. Мы были близкими друзьями более 50 лет. Сергей давно болел, был госпитализирован в декабре 2018 года, но вскоре вернулся домой и к работе. Он умер не от болезни. У него внезапно остановилось сердце. Оно давно хотело покоя, уставши от множества тяжёлых, иногда трагических испытаний, выпавших на долю этого знаменитого и внешне очень успешного человека. Сергей был закрытым человеком, не любил распространяться о себе и даже в нечастых публичных выступлениях говорил о себе мало и неохотно.

Сергей Юрский родился в Ленинграде 16 марта 1935 года и до 1978 года с небольшими перерывами жил в этом городе. Его отец Юрий Сергеевич Юрский (это театральный псевдоним, а настоящая фамилия его была Жихарев) был актёром, режиссером и крупным театральным деятелем. В последние годы его короткой жизни (он умер 55 лет) Юрий Сергеевич был руководителем Ленконцерта.  Мама Сергея Юрского Евгения Михайловна Юрская (девичья фамилия Романова) была пианисткой, блестяще закончившей Ленинградскую консерваторию, и преподавала музыку  в музыкальной школе.

В родительском доме Сергей с раннего детства встречал многочисленных друзей отца, знаменитых и не очень знаменитых актёров, слушал разговоры о театре и часто бывал на репетициях, особенно в Московском цирке, режиссёром которого в годы войны и до 1948 года был его отец. Сергей дружил с клоунами, мечтал о карьере клоуна и вообще был в своей актёрской карьере склонен к клоунаде, гротеску и шуткам, как никто из его коллег. Он часто говаривал: «А я и есть клоун».

Вообще Сергей Юрский был умён и разностороне талантлив. Он закончил ленинградскую среднюю школу с золотой медалью и  без экзаменов поступил на юридический факультет Ленинградского университета ЛГУ. Театром он вполне серьёзно увлекался ещё в школе, занимаясь в районной детской театральной студии, где проявил незаурядный талант и сыграл несколько ролей  в классических спектаклях. В университете Сергей немедленно поступил в театральную студию, проявив уже серьёзный, взрослый актерский талант. Там он с большим успехом сыграл Хлестакова и впервые заслужил похвалу отца, сказавшего ему : «Да ты актёр, сынка!» Театральная студия ЛГУ была значительным явлением в городе, и выступления Сергея были замечены театральной общественностью. Поняв на третьем курсе юридического факультета, что настоящим его призванием является театр, Сергей совершил героический поступок. Он ушёл из университета, где отлично учился,  когда до получения диплома оставалось менее двух лет, и поступил на первый курс в Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии ЛГИТМИК. Решение было правильным, хотя бы потому, что студентом второго курса в 1956 году он был приглашён самим Георгием Товстоноговым в труппу знаменитого Большого драматического театра Ленинграда (БДТ), носящего теперь имя своего знаменитого режиссёра и руководителя .

Афиша концерта, 1989 год

С начала работы в театре Сергея стали приглашать на главные роли. После спектакля «В поисках радости» (1957 год), где Юрский сыграл молодого парня, почти школьника, его заметили любители театра. А после роли Чацкого в  «Горе от ума» ( 1962 год) публика стала ходить не просто в БДТ, а на Юрского. Эта роль принесла ему грандиозный успех у зрителей и сильную неприязнь партийного начальства Ленинграда. Досталось и Товстоногову. Скандал возник уже на генеральной репетиции. Над порталом сцены был укреплён плакат с пушкинским текстом «Чёрт догадал меня родиться в России с душою и талантом». Обкомовские деятели, входившие в комиссию по приёму спектакля, шумно возмутились. Нельзя, говорили они, выставлять этот устаревший текст перед советским зрителем. Это антипатриотично. Это и Пушкина приземляет.  Снять его и баста. Товстоногов не хотел снимать, и спектакль «повис в воздухе». 

Пошли разговоры о том, что его запретят к показу. Театр кипел. Досталось и Юрскому. Критики, почувствовав недовольство начальства, стали писать и говорить, что Чацкий сыгран неправильно. Чацкий Юрского слишком умён, слишком интеллигентен и явно страдает не от засилия царских слуг вроде Скалозуба или Фамусова, не от дворянских болтунов большого света вроде Загорецкого или подхалима Молчалина. Нет, Юрский показывает Чацкого, страдающего от традиционного неустройства русской жизни, страдает от некоторых неприятных черт «великого русского народа».  Юрский показывает, что действительно родиться в России с душою и талантом не гоже. Что же получается? Это у немцев есть душа с их Шиллерами и Шубертами, это в Италии есть таланты с их Рафаэлями и Россини, а у нас одно хамство? Да ведь и Пушкин не считал поведение Чацкого разумным. Ничего подобного ни Товстоногов, ни Юрский не показывали, но начальству виднее. Оно решило спросить с них, вместо того чтобы обвинять Грибоедова. Поди до него доберись! И всё же спектакль шёл, набирая невиданный успех, хоть и без пушкинского высказывания. Я был на нем не менее пяти раз, и до сих пор считаю этот спектакль эталонным, а Юрского – непревзойдённым в этой роли.

Ещё одна непревзойдённая роль – это Остап Бендер в эпохальном фильме Михаила Швейцера «Золотой телёнок» 1968 года. Юрский стал известен даже тем, кто сроду не бывал в театре, но и тут не угодил официальной критике. Бендер ведь простой жулик, а этот обаятелен, талантлив, красив и вызывает сочувствие зрителя. Снова «не наш» теперь уже Остап.

Юрский всё время раздражал партийное начальство. Вот он ставит на Ленинградском телевидении спектакль «Фиеста» по Хемингуэю. Блистательный набор актёров БДТ. Превосходная музыка Семёна Розенцвейга. Товстоногов разрешил постановку, и вдруг на просмотре запрещает её показ. Далеко смотрел Гога (как любовно называли режиссера)! Единственный раз показанная на телевидении «Фиеста» вызвала очередной скандал. Горком партии запретил её  и приказал уничтожить даже фильм. Почему? Не дело показывать толпу таскающихся по кабакам подвыпивших бездельников, пускай остроумных, талантливых и  по человечески несчастных. Это какой же пример для советской молодёжи? А тут ещё новая беда. Превосходно сыгравший в «Фиесте» матадора выдающийся балетный артист Михаил Барышников не вернулся из зарубежной поездки и попросил политического убежища. «Предатель» завопило начальство и вся общественность. Опять этот Юрский поощряет антисоветчину. 

Марк Зальцберг с Сергеем Юрским после концерта в Хьюстоне, 1995 г.

Разладились у Сергея и отношения с Товстоноговым. Сергей хотел режиссировать. Он, с разрешения главного режиссера, превосходно поставил и сыграл в БДТ главную роль в спектакле «Мольер»  по пьесе М. Булгакова. Явный успех постановки насторожил шефа. А Юрский начал репетировать, опять же с разрешения Товстоногова,  современную пьесу «Фантазии Фарятьева» очень талантливой А. Соколовой . Репетиции шли на малой сцене под крышей театра в зале мест на 150. Спектакль был готов, Гога пришёл на генеральную и запретил постановку. К счастью я бывал на репетициях и могу сказать, что и пьеса хороша, и постановка была превосходной. В чём же дело? Во-первых, пьеса была совершенно не во вкусе Товстоногова , но главное было  в том, что в театре наметился раскол. Гоге не нужен был второй режиссёр Юрский. Слишком талантлив, независим и увлекает за собой многих актёров.

И тут ещё один скандал пострашнее всех предыдущих и снова с Обкомом партии и даже с КГБ. Был у Сергея друг, известный всей стране Ефим Эткинд. Выдающийся филолог, полиглот, переводчик и поэт, профессор Педагогического института имени Герцена. Эткинд давно, как и Юрский, был неугоден начальству. Он вмешивался во всяческие политические мероприятия вроде суда над Иосифом Бродским, делал неуместные заявления пред «славным советским студенчеством». Короче говоря «не наш» был человек профессор Эткинд. Его терпели, потому что он пользовался всемирным уважением как учёный лингвист и блистательный переводчик. Но всякому терпению приходит конец, особенно терпению партии к явному антисоветчику, да ещё и еврею.

Шёл 1974 год. В 12 часов ночи звонит мне Юрский и просит немедленно приехать. Просьбы друзей в мое время в России не обсуждались. Прыгаю в автомобиль и через 20 минут я у него. Он невероятно взволнован и явно не в себе.  Оказывается его допрашивали в Большом доме (так называли в Ленинграде огромное здание КГБ на Литейном проспекте). Сергею предложили, а скорее приказали выступить с публичным осуждением антисоветской позиции Эткинда. Профессор позволил себе на лекции положительно отозваться о творчестве А. Солженицына, проделавшего удивительное превращение из лауреата Ленинской премии СССР по литературе в «злостного отщепенца, антисоветчика и врага народа».

Сергей твёрдо отказался. И вот мы сидим за бутылкой коньяка и гадаем, что будет дальше. Возможность ареста не исключалась. Снова многих «брали» прямо из дома. Однако Сергея оставили на время в покое. А бдительные «друзья» уже донесли выражение первого секретаря обкома  партии Романова: «Чтобы я более на экранах эту еврейскую морду не видел». Романову нет дела до того, что у Юрского «морда»  наполовину русская от чистокровного русака папы. В те времена, если начальство усмотрит в ком-нибудь китайца, то все немедленно станут звать китайцем указанное начальством лицо, будь он хоть блондином с голубыми глазами.

И вот перед Юрским закрылись киностудии, телевидение и даже в БДТ в течение 5 лет он не получил более ни одной новой роли. Мы снова сидим у него на кухне, ибо кабинета ни у кого в СССР не было и сочиняем письмо Гоге. Сергей пишет, что работать в театре он больше не может и просит отпуск на год для концертной деятельности. Трудно было писать это письмо. Юрский не хотел, да и не мог по своему характеру обидеть учителя. Он понимал, что не один Товстоногов виноват в сложившейся вокруг Сергея обстановке  в театре. Письмо написано, произошёл тяжёлый разговор с шефом. «Серёжа, – сказал он, – не стремись к недоступным вершинам. Будь как все. Оставайся в театре, играй, но не пытайся быть режиссером. Это не твоё». «Нет, Георгий Александрович. Вы же знаете, что я не как все, и быть как все не могу». Товстоногов подписал просьбу Сергея об отпуске. Год Юрский ездил по огромной стране с концертами. Это каторжный труд. Он знал наизусть буквально километры текстов. У него было 15 сольных программ. Успех был везде невиданный, но что делать дальше? В БДТ не зовут. В Ленинграде нет никакой работы. Надо уезжать, но куда? В то время в СССР без работы и прописки никуда уехать было нельзя. И даже если какой-нибудь московский театр пригласит его,  жить-то негде. А получить прописку в Москве без согласия горкома партии тоже невозможно. Да и где сможет работать Тенякова?

И тут в дело вмешался мой новый автомобиль «Жигули». Двоюродный брат Юрского, мой старый друг известный всему Ленинграду острослов, лектор и преподаватель Театрального института, кандидат искусствоведения Виктор Боровский попросил меня поездить с ним и знаменитейшим артистом Ростиславом Пляттом, приехавшим в Ленинград для выступлений. Я с радостью согласился, и мы с Виктором в перерывах межу концертами и поездками рассказали Плятту о злоключениях Сергея. Огромный Плятт, возбуждённо бегая по своему номеру в гостинице, отчаянно ругаясь и размахивая руками, заявил: «Безобразие, что сделали эти подонки с гением! Ребята, я перетащу его в Москву!» И перетащил. Громадные, мощные связи в самых верхах были у Народного артиста СССР. Сергей получил работу в театре Моссовета, получил квартиру, а его жена Наташа стала работать во МХАТЕ. Но наш триумвират распался: Юрский уехал в Москву, я с семьей – в Америку, а Боровский – в Англию, где более 20 лет преподавал в Лондонском университете и издал три монографии на английском языке о русских актерах эмигрантах.

Марк Зальцберг с Сергеем Юрским на сцене МХАТа, Москва, 2004 г.

Но мы с Сергеем не расстались навсегда. Конечно, в 1979 году в эмиграцию уезжали, как на тот свет. Мы были «предателями, врагами народа» и общаться с нами советским людям стало опасно. Однако вскоре началась перестройка. И вот в руках у меня программа концерта Юрского в Нью-Йорке 1989 года. Я полетел в Нью-Йорк и провёл с Сергеем неделю, расставаясь с ним только на ночь. После этой встречи мы виделись почти ежегодно. Юрский регулярно выступал в Америке, и я неизменно сопровождал его на концертах. А в 1995 году Сергей Юрский  прилетел в Хьюстон и дал концерт в двух отделениях, на который съехалась русская публика со всего Техаса в количестве 500 человек. Четыре дня Сергей жил в нашем доме.

Его судьба после переезда в Москву сложилась удачно. Он много играл в театрах, ставил свои пьесы, часто работал за рубежом: то в Японии, то во Франции или Бельгии, Лондоне и прочих крупных городах и странах. Однако я не могу сказать, что он был счастлив. Его сильно беспокоило нравственное и экономической падение России. Когда в разговоре я жаловался на недостатки сегодняшней Америки, он неизменно отвечал: «Не жалуйся, пожил бы ты у нас хоть месяц, то понял бы, что живешь в раю». Он внимательно следил за американской жизнью и часто спрашивал меня по телефону вместо приветствия : «А как поживает твой приятель Трамп?»

За четыре дня до внезапной кончины Сергей ответил на мой вопрос, не пора ли отдохнуть после 60 лет каторжного труда? «Нет, не пора. Я живу только в работе. Мы с тобой ещё увидимся в Америке». Он не хотел отдыхать и прощаться с театром. За него это сделало его печальное и много раз оскорблённое сердце.

Мир его памяти! Мы никогда не забудем великого артиста и великого человека.

Марк Зальцберг,

Хьюстон

1 комментарий

  1. Низкий поклон великому артисту, великому человеку. Вечная память, Царство ему Небесное.

Комментарии закрыты.