Завершилась еще одна акция Русского культурного центра «Наш Техас» – выставка современной живописи в здании Wortham Theater Center. Обозреватель нашей газеты Стелла Ран беседует с Еленой Азерной, чьи картины можно увидеть не только в музеях и галереях. Сегодня они существуют в электронном варианте, в том числе и на сайте RCC Our Texas: http://www.ourtexas.org/gallery
Наш Техас: Лена, текущий год оказался насыщенным для тебя в плане международных контактов. Сразу три выставки в США – в Музее современного искусства в Нью- Джерси, Хьюстоне под эгидой Русского культурного центра и персональная в Нью-Йорке, Grant Gallery – представляли твои работы взыскательной американской публике. Ты же в то самое время находилась на берегах средиземноморья, где «рабочие вопросы» требовали твоего присутствия.
Елена: Лично мне иногда кажется, что весь мир сидит на чемоданах. Отправиться в дорогу, быть в пути, оказаться на новом месте для меня имеет большое значение, и при этом необязательно уезжать далеко от дома. Иногда это просто глоток свежего воздуха за пределами города, благо Средний Урал славен своими лесами. Часто география моих путешествий совпадает с местами моих выставок, и это то что касается парадной стороны моей деятельности. Вся творческая, а также ремесленная её часть приходится на мою мастерскую, что под крышей самого обычного дома на одной из улиц Екатеринбурга.
Наш Техас: Насколько на тебя как художника влияют общественные, политические процессы? В Париже ты оказалась как раз в то время, когда каждую ночь жгли машины, в окрестностях столицы ввели комендантский час, горожане со страхом ждали завтрашнего дня. Спрашиваю об этом, потому что меня всегда озадачивали такие коньюктурные произведения как «Портрет Героя соцтруда» или, скажем, пост-перестроичные Комар-Меламидовское «Сталин и Музы» и иже с ними (актуально! власти и публика примут на ура!).
Елена: Я считаю, что каждый имеет право на своё собственное отношение к политике – кто-то активно вмешивается в процесс, кто-то наблюдает, кто-то страдает. Я далека от «большой» политики и лишь одно могу сказать однозначно: в период социальных потрясений жалко людей – все они жертвы, безымянные пешки в играх других. Политические страсти, да и просто бытовая неустроенность – темы, давно освоенные поколениями российских живописцев разных талантов. Мне же близко отношение к живописи, однажды высказанное импрессионистом 18-го века Шарденом: «Пользуются красками, а пишут чувствами». Я верю, что искусство дарит не только эстетическое наслаждение, но и несет дополнительную информацию общечеловеческой значимости. Живопись требует интерпретации, и ее загадочность взывает к размышлению в не меньшей, а пожалуй, в большей степени чем к созерцанию.
Наш Техас: Да уж, «Весна» Боттичелли или Сикстинская капелла – кто знает, при каком политическом строе создавалась? Это же надо долго в учебниках рыться, чтобы ответ найти… А вообще, что происходит с тобой, прежде чем краска ложится на холст? Как ты для себя определяешь свои идеи, темы, воплощения? Картины твои практически ничего общего с реализмом и традиционной живописью не имеют…
Елена: В картине самое интересное – твоя собственная философия, и это уже не из художественной сферы, а скорее интеллектуальной, хотя для меня эти два понятия давно переплелись, и я уже не пытаюсь их разделить. Иногда даже случайная встреча или перемена погоды приносит идеи, и постепенно эти идеи формируются в системы и тогда возникают серии картин. У меня таких серий несколько, я периодически возвращаюсь к ним – так появляются новые работы. Мне искусственно в своё время пришлось ограничить количество проектов и сконцентрироваться на главных для меня. Тема славянской мифологии для меня была изначально значима с точки зрения специалиста-искусствоведа, и чем больше я погружалась в этот мир, тем больше удивлялась и вдохновлялась им. Здесь дело не только в том, что я родилась в России и живу в самом её центре, на границе Европа-Азия. Дело ещё и в том, что эта тема чрезвычайно мало раскрыта и разработана. В то время как все знакомы с египетской, греческой, индийской мифологиями, древнеславянская почти совсем неизвестна. Выставки на эту тему, которые я делала в Америке – Нью-Йорке, Нью-Джерси и Сиэтле, а также во Франции и Италии – вызывали действительно большой отклик.
Остальные серии менее объёмны, в моих рабочих материалах они значатся как натюрморт, пейзаж, портрет, городской пейзаж, библейские сюжеты. Иногда выделяются отдельные «выставочные темы», такие как «Охота» или «Воздухоплавание». Мои архивы (которые, честно говоря, давно нужно привести в порядок) содержат около десятка таких вот отдельных тем.
Наш Техас: А что же дальше? Ты выпускаешь картину в мир, как птенца, и уже не в силах повлиять на ее судьбу?
Елена: Ну, здесь уж тебе виднее, как моему агенту. Что происходит с картинами после того как они покидают мою студию и прибывают в Америку?
Наш Техас: Так… Сначала они попадают ко мне в руки… И я не расстаюсь с ними какое-то время… Они висят по стенам моего дома и стоят вдоль стен. Я на них постоянно натыкаюсь, одновременно привыкая и изучая. Потом, через какое-то время твои работы перемещаются в мой офис и одновременно – на веб страницу, о них узнают мои друзья, клиенты и директора галерей. А потом картина находит себе хозяина. В прошлом году в аэропорту встретила твоего давнего почитателя, он ко мне подошел, чтобы сказать «спасибо» за приобретенную когда-то картину. У тебя, я знаю, немало историй, связанных с твоим творчеством.
Елена: Однажды произошла забавная история в Сиэтле, когда картина была «зарезервирована» постоянной покупательницей, но продали ее другому человеку. Пришлось срочно рисовать подобную вещь (я никогда не копирую свои картины), причём получилось вписать в сюжет её собственную собачку – клиентка была в восторге. Ещё одна история произошла с моей подругой в России, когда та подверглась нападению уличных грабителей. Я застала ее опустошенной, испуганной, со свежим шрамом на шее, и первое, что пришло мне в голову – подарить ей пару картин, которые в тот момент были со мной – чтобы просто поддержать ее. Кажется, это очень помогло…
Наш Техас: Скажи, а тебе как художнику не бывает страшно? Врачам, я знаю, бывает, чиновникам, строителям, наверное, тоже. А тебе когда-нибудь, в рамках твоей профессии, приходилось испытывать это ненавистное чувство?
Елена: Какой странный вопрос… Мне никогда его не задавали, хотя интервью приходится давать к каждой выставке. Вообще я человек не пугливый, но какое-то подобие страха появилось накануне выставки «Охота», где сроки показа были определены заранее. Я готовила 4 огромных полотна, полтора метра на два. И вот когда первые два уже были наполовину завершены, я испугалась: как же я остальные два, чисто физически, «подниму»? Ведь тут работы на полгода – подготовка эскизов, техника работы на больших холстах, а также прием многослойной живописи требует времени и терпения. Но в таких случаях выход мне известен – работаешь по 14 часов в день и успеваешь как раз к открытию. Тот давний страх, когда я готовила свои первые персональные выставки – страх показать себя, выставить напоказ своё сокровенное, быть непонятым и осмеянным – это чувство ушло давно. Точнее, сменилось чувством ответственности. Наверное, это называется «профессионализм» .
Наш Техас: Лена, давай поговорим о коммерции. Король американского поп-арта Энди Уорхол как-то, без оглядки на молву, выразился: «Успех в бизнесе – самый привлекательный вид искусства». Фраза в полном смысле слова пережила создателя. Как ты относишься к тому, что, помимо чистого творчества, где ты сам себе режиссер, приходится решать вопросы материального плана?
Елена: Это вопрос уже не ко мне. Я вообще, и видимо справедливо, решаю, что моя задача как художника производить качественную живопись. Остальное, к счастью, зависит не от меня. Продавать картины – это творческий процесс, в котором участвуют галеристы и артдилеры. Однажды я была невольным свидетелем того, как директор одной из галерей продавал мою картину. Это было сделано так мастерски, так артистично, что мне самой захотелось купить эту свою картину.
Наш Техас: Ты много ездишь по миру, видишь работы других, общаешься с владельцами галерей, коллекционерами, любителями живописи. Какова, на твой взгляд, общая тенденция развития российского искусства?
Елена: «Русская школа» всегда была знаменита и оказывалась в состоянии подтвердить свой уровень даже в самые тяжелые времена, когда работы художников подвергались цензуре, подобно передовицам газет. Сегодня разрешено все, но от этого критерии еще более жестки: качество и индивидуальность, своеобразие и смысл – и на меньшее понимающий зритель не согласен. Интерес возвращается к географии и этнографии под новым, современным углом зрения. Традиция, пространство и время сливаются в некое новое явление. Насколько я вижу, сегодня художники обращаются к синтезу, совмещая в своем творчестве элементы разных направлений, существующих сейчас или бытовавших ранее. Фовизм, фантастический реализм, символизм невероятным образом сливаются с абстракционизмом или, наоборот, традиционной живописью.
Запад проявляет устойчивый интерес к русскому искусству. Подтверждение тому – ставшая знаменитой на весь мир выставка «Россия!» в Музее Гуггенхейма. В Париже выставки русских художников классиков и современников собирают толпы народа. Без русских галерей не обходится ни один европейский форум, биеннале или ярмарка искусств (звучит несерьезно в переводе, но это – настоящая бизнес-встреча представителей артмира). Я слышала, мэр Хьюстона объявил 2005 год годом России, за что большое спасибо. Слишком долго Россия выступала в роли опасного сибирского медведя. Наше поколение, очевидно, пришло, чтобы показать миру другой образ России – открытой, талантливой и светлой.