Ее всегда выделяли. Из сотен других талантливых исполнителей, поэтов и актеров.
Ей оказывали особое расположение люди, перед которыми и сегодня хочется снять шляпу.
«Деточка, – говорила ей Раневская, – как хорошо, что Вы не фифа. У Вас такой же недостаток, как у меня. Нет, не нос. Скромность…. И запомните: я Вас благославляю».
Среди своих любимых исполнителей Булат Окуджава называл всего двоих: Армстронга и её – Елену Камбурову.
Что в ней такого особенного? Слово, душа, мелодия? Кто знает… Одно мы знаем точно. В марте Камбурова приезжает на гастроли в Америку. А значит, у нас есть прекрасный повод побаловать себя. Тем более, что на телеэкранах Елену увидишь не часто – она принципиальная противница разного рода шоу, сборных концертов и прочей толкотни.
– Вот с этого и начнем, Елена, разве публичность – не необходимое условие вашей профессии? Отказываясь от телеэфира, Вы лишаете удовольствия тысячи своих поклонников.
– Вы правы, ситуация катастрофическая. Но ничего не могу с этим поделать, трудно переступать через себя. Надеюсь, мой зритель всё же не страдает. Есть диски, гастроли и есть, наконец, мой Театр Музыки и Поэзии, где всегда переполненный зал. Я только что вернулась из Красноярска – свободных мест не было. Это дорогого стоит.
Ничто и никогда не сможет заменить живой зал. Московские, питерские, новосибирские, тель-авивские, нью-йоркские зрители – мои близкие друзья. Возможно, именно из-за того что я так много, не переставая, выступаю, у меня образовалась своя аудитория. Это не публика, а именно зритель.
– А есть разница?
– Для меня – большая. Публика – это понятие общее, когда попадают на концерт за компанию, по случайному билету. Зритель же идет на имя, на конкретного исполнителя.
Он не просто созерцатель – он соучастник творческого процесса.
– Говорят, Пугачева Вас приглашала на «Рождественские встречи», а вы отказались?
– Да, и не раз. Я честно объяснила, что климат этих встреч прямо противоположен моей внутренней интонации. На что Алла Борисовна горестно заметила, что вся эта попса ей и самой надоела…
– По частым появлениям примы на экране, этого не скажешь…
– Да, я тоже засомневалась…
– Ваша программа называется «Среди вечерней суеты». Суеты сегодня на самом деле предостаточно. Чем успокоите?
– Классикой. Настоящей поэзией. Никаких принципиальных изменений в моей программе не происходит. Окуджава, Высоцкий, Гумилев, Пастернак, Ахматова – как можно убрать из репертуара эти имена? Мои новые вещи тоже должны отзвучать со сцены ни по одному разу – слишком много в них вложено сил и души.
– Судя по Вашим интервью то, что происходит сегодня на росссийской эстраде, да и вообще в стране, Вам не очень по душе? Телевизор не часто включаете?
– Напротив. Очень внимательно смотрю. Отслеживаю все основные передачи – не увеличивается ли градус нравственности? Увы-нет. Сегодня вырастает и поднимается огромная аудитория, у которой «вместо сердца – пламенный мотор». Эти ребята воспитаны на боевиках и компьютерных играх. Хорошие мышцы, толстая кожа и неразвитая душа. Однако….
…на этом обнадеживающем «однако» в разговор врезался веселый, басовитый лай.
«Тише,Тоша, не мешай – отвлеклась Елена, – видишь, у меня важный разговор…»
Тоша тут же проникся моментом и умолк.
– Послушный у Вас пес. Что за порода?
– Шариковая порода, обыкновенная. Знакомая нашла его щенком в мусорном контейнере. Вытащила и ничего лучше не придумала, как мне принести. С тех пор и живет.
– Счастливый билет Тоша вытащил…
– Да, повезло, что вовремя заметили…Так вот, о России. Иногда кажется, что зло прогрессирует. Но вместе с этим есть масса людей, которые настроены на добро, и они строят вокруг себя хороший мир. Я вижу это по своему театру, по лицам в зале.
То же самое и с телевидением. Прекрасный канал «Культура», программы Бориса Ноткина, Татьяны Толстой. Сейчас с удовольствием смотрю «В круге первом». Автор сценария и режиссер не побоялись давать самые острые диалоги, сделали ставку на думающую аудиторию. Это радует. «Дети Арбата» – очень интересный фильм. «Настройщик» хорош.
– А из литературы что отметите?
– С этим – сложней. Я читаю, в основном, духовную литературу. Удивительно, как современны тексты, которые писались десятилетия назад. А вот модный нынче «Парфюмер» с трудом заставила себя дочитать до конца.
– Ваш театр Музыки и Поэзии расположен напротив Новодевичьего монастыря. Получить зал в центре Москвы сегодня редкая удача. Рука провидения?
– Нет – Лужкова. Именно с легкой руки мэра нам отдали часть бывшего кинотеатра “Спорт”. У нас два небольших зала – на 130 и на 80 мест, постоянная труппа из нескольких человек – настоящих энтузиастов, остальных приглашаем на антрепризной основе. Часто бывают Никитины, Вероника Долина, Ирина Богушевская, Ольга Арефьева… Я думаю, что зрители стремятся на наши спектакли, прежде всего, за добром и теплом. Это самый большой дефицит сегодняшней жизни.
– В новом спектакле «Антигона» Вы впервые выступаете как драматическая актриса?
– Да. Ставил спектакль режиссер Олег Кудряшов. «Антигона» – это его инициатива, но драматургическая мощь материала очень быстро меня захватила. Работать было чрезвычайно интересно. На этом спектакле встретились я – гречанка и Мохаммед Абдель Фаттах — египтянин. Он в роли хора, а я – во всех остальных. Думаю, мы справились….
– О Вашей «незвездности» и нежелания афишироваться ходят мифы.
– Да, не люблю, когда узнают на улице. Отвечаю обычно, что просто похожа. Однажды перед выступлением бегаю по сцене, помогаю микрофон установить. Один из рабочих сцены интересуется: “А сама-то когда прибудет?” «Сама-то?, – отвечаю, – ну она обычно к началу концерта подъезжает».
– Интересно, как при такой деликатности реагируете на открытое хамство, грубость?
– Раньше сильно переживала. Сейчас обида сменилась жалостью. Моральное уродство так же достойно сожаления, как и физическое. Человек может притерпеться и жить с любой травмой, но нет ничего страшней, когда у него нет души.
– Судьба одарила Вас дружбой с великими людьми. Мансурова, Раневская, Окуджава, Енгибаров…. Такие встречи не могут не накладывать отпечаток.
– Безусловно, они оказывали на меня огромное влияние. Булат Окуджава, по-прежнему, самый великий учитель для меня, и чем больше времени проходит, тем это очевидней. По нему сверяю свою жизнь, поступки. Его песни излучают свет. “Когда мне невмочь пересилить беду, когда подступает отчаянье, я в синий троллейбус сажусь на ходу, в последний, в случайный”. Эту вещь я считаю светской молитвой.
– А колокольчики в память об учителе продолжаете собирать?
– Конечно, отовсюду привожу. Интересно, что коллекции колокольчиков мы с Булатом начали собирать не сговариваясь, независимо друг от друга. Много-много лет назад я прибила к стене шикарную ветку. Потом случайно подвесила на нее один колокольчик…другой. И пошло…
– Два года подряд Вы встречали Новый год вдвоем с Фаиной Раневской. Давно хочу спросить, как праздновали: шампанское, телевизор, оливье?
– Нет, ничего из обязательной программы не было. И слово праздновать сюда не очень подходит. В предпоследний год я принесла Фаине Георгиевне очень красивый чешский альбом с собачьими фотографиями. Мы долго и с удовольствием его рассматривали. Потом послушали речь Андропова и переключились на классику: ни одна наша встреча не обходилась без Пушкина…
Следующий Новый год был тихим и грустным. Фаина Георгиевна чувствовала себя очень слабой, лежала. Я почитала ей газету. Она задремала. В этом же 1984-м году Раневской не стало…
– Почему она выбрала именно Вас, ведь многие сочли бы это за честь?
– О да, сочли бы. Хотя бы, чтобы упомянуть об этом в своих воспоминаниях. И она сама это прекрасно понимала. Лукаво улыбалась и спрашивала: «Вы знаете, деточка, многие хотели бы быть на вашем месте. Вы понимаете, что я вас выбрала?». Так по-детски это у нее получалось. А почему? Не знаю. Фаина Георгиевна очень хорошо ко мне относилась. Мы понимали друг друга.
– «Счастливое сочетание вокала, ума и таланта» – так характеризовал Вас Окуджава. Что Вы сами считаете в человеке главным?
– Позицию. Я очень уважаю людей, у которых есть свое мнение, и они могут его защитить.
Нельзя предавать то, что ты открывал для себя день за днем. Да, пожалуй, это самое главное!
