Комическая опера Моцарта “Волшебная флейта” (1791) имела оглушительный успех в Вене и прославилась не только бессмертной музыкой, но и скандалами, связанными с разглашением масонских тайн и опошлением высоких ритуалов юмором народного зингшпиля.
Либретто «Волшебной флейты» Моцарту предложил его давний приятель, Эммануэль Шиканедер. Сюжет он почерпнул в сказке Виланда из сборника фантастических поэм «Джиннистан, или избранные сказки про фей и духов». Премьера оперы состоялась 30 сентября 1791 года под управлением композитора за два с небольшим месяца до его смерти.
«Флейта» остается самым загадочным сочинением Моцарта и для исследователей, и для зрителей. Что это: красивая сказка со счастливым концом или философская притча, фантастическая комедия или мистерия, марионеточный театр или масонская опера?
Особенность этого произведения в огромном разнообразии музыкальных стилей, пародии и самопародии, в смешении высокого и низкого как в жанрах, так и в тексте. Текст монологов Тамино и Папагено отличается так же, как, скажем, «Илиада» от мыльной оперы.
“Волшебная флейта” – не совсем обычная опера. Она была сочинена для народного театра “Ауф-дер-Винден” в предместье Вены. Публика побогаче размещалась в ложах, а партер был заполнен самым разным народом. Обстановка была демократическая, пиво подавали прямо в зал. Сам жанр оперы – зингшпиль (то есть “веселое представление с пением”) подходил этой публике как нельзя лучше.
С другой стороны, опера «нашпигована» масонской тематикой, символикой чисел и прочими «серьезными» вещами. И, как ни странно, «Волшебная флейта», будучи оперой комической, наполнена атмосферой смерти. И не только потому, что все герои по очереди пытаются покончить с собой. Речь в опере идет об обряде посвящения, иными словами, о ритуальной смерти и возрождении.
Весь вопрос в том, какой из мотивов – комический, лирический или масонский предпочтет тот или иной режиссер?
Существует мнение, что эту оперу может убить традиционная постановка. Постановщики склонны «пуститься во все тяжкие» – игровая основа и неровности сюжета оперы дают множество поводов для самых неожиданных трактовок.
Немецкий режиссер Ахим Фрайер в постановке на сцене театра «Новая опера» вырядил моцартовского мудреца Зарастро в товарища Сталина. В руке он держал молот, а Царица ночи- серп. Ни дать, ни взять – рабочий и колхозница. Царица ночи вырастала на глазах у публики, как Алиса в Стране чудес, и выставляла из разреза юбки ножку этак метра два длиной.
В постановке британца Грэма Вика (Большой театр) храм Осириса и Изиды, иначе говоря, масонская ложа, представлял собой гигантский солярий. Прибавьте еще принца Тамино в одних трусах, дам из свиты Царицы ночи в милицейской форме и Папагено, курящего «косяк», и получится форменный балаган (чего, собственно, и хотел режиссер).
На Зальцбургском фестивале в 2006 г. Папагено разъезжал по сцене на машинке, похожей на Фольксваген-жук, а добрые гении летали на самолете.
Но самым из ряда вон выходящим было совместное действо режиссера Екатерины Поспеловой и Псоя Короленко, сотоварищи под названием «Чудесная дуда», которые превратили зингшпиль в русский вертеп. Там от Моцарта осталась только музыка и то в узурпированном варианте, а либретто (на русском) свободно заменилось цитатами из классики литературы: Пушкина, Тютчева. Царица ночи превратилась в Смерть с косой, Зарастро – в православного старца, а мавр Моностатос – в черта Моностатку.
В недалеком будущем немецкий дирижер и режиссер Кристоф Хагель собирается поставить «Волшебную флейту» в берлинской подземке. Сценой и залом на 600 зрителей послужит недействующая станция метро «Бундестаг» Действие оперы режиссер перенесет в наши дни.
Среди существующих на свете опер «Волшебная флейта» занимает одно из первых мест по числу сюжетных несуразностей, и любой режиссер, «ломает зубы» на середине второго акта.
Постановщик оперы на сцене Houston Grand Opera Кевин Ньюбери (Kevin Newbury) выбрал самую что ни на есть традиционную сценографию (знатоки могли наблюдать оперу в этой постановке в Мет под управлением Д. Левайна в 1991 г). Из-за небольших купюр опера шла гладко и бодренько, но как-то без запала и куража. Не было в этой постановке очарования, волшебства не было.
Человек, выдававший себя за дирижера (Стивен Слоун), видимо хотел, чтобы музыка прозвучала свежо и по-новому. Ему это удалось: все темпы были в полтора раза быстрее обычного. Было впечатление, будто пластинку в 33 оборота провертели на все 45. Было бы понятно, если бы оперу ставили в Петербурге, и надо было быстренько «свернуть» действие, чтобы попасть домой до развода мостов или в метро до закрытия. Но чего бояться в Хьюстоне? Все легко попадают домой на машинах. Вполне можно было без спешки насладиться оперой – музыка того стоит. Не вышло. Певцы едва успевали брать дыхание, подгоняемые резвой палочкой маэстро Слоуна. Кульминацией этой суеты была вторая ария Царицы ночи в предельно быстром, просто бешеном темпе. Царица ночи – Альбина Шагимуратова блистательно исполнила эту сложнейшую арию (равно, как и предыдущую), прекрасно справившись с темпом. В остальных случаях «поединок» между дирижером и певцами был в пользу дирижера.
Можно сказать, что пение Альбины Шагимуратовой подняло всю эту постановку на более высокий уровень. Зрители сидели, как в трансе, не дыша и не моргая, таким мощным был эффект голоса Шагимуратовой. Сложность партии Царицы заключается в так называемом «инструментальном пении», то есть когда человеческий голос по техническим приемам уподобляется музыкальному инструменту. Шагимуратова обладает блестящей виртуозной техникой, которая позволяет ей с легкостью исполнять «нечеловеческие» колоратуры.
«Большой красавец» Эрик Катлер (Eric Cutler) в роли принца Тамино как-то «не показался» – вокально был бледноват и скучноват, да и пел немного в нос.
Ребекка Камм (Rebekah Camm) была бы превосходной, очень трогательной Паминой, если бы не ее габариты (опять о них упоминаем). Певица обладает мягким красивым голосом и незаурядным актерским талантом. Жаль, что тучность мешает ей раскрыться во всей красе.
Патрик Карфицци (Patrick Carfizzi) был классическим Папагено – милым, веселым. Голосовые данные у певца скромные, но пользоваться голосом он умеет. И дурачиться на сцене- тоже. В общем, роль удалась.
Исполнитель роли Зарастро, Раймонд Ачето (Raymond Aceto), был в своем амплуа «каменного гостя» – непроницаемый, если не сказать, непробиваемый. Пропел всю партию довольно тусклым скрипящим звуком, иногда, правда, приятно рокоча низкими нотами.
Сильно удручил терцет дам из свиты Царицы. Это очень сложный ансамбль, который требует многих репетиций и должен быть безупречным. К сожалению, ни одного стройного аккорда не прозвучало. Кристин Клэйтон (Kristin Clayton), Мария Маркина и (Jamie Barton) слишком сильно отличались между собой по манере исполнения. Можно только догадываться, почему был выбран именно такой состав.
Зато трио добрых гениев было спето так, как надо – чисто и легко (за небольшим исключением, что пели девочки вместо положенных мальчиков).
Несомненно, «Волшебная флейта» – большое испытание как для режиссера, так и для дирижера и певцов. Полностью соответствовать идеям и музыке гения – практически непосильная задача. Но попытаться можно.
До встречи в опере.
