«И ЗАВИДУЮТ ОНЕ» … СВОЕЙ СОБСТВЕННОЙ ЖЕНЕ

Н.С.

И вдруг толпа заколебалась,

По зале шепот пробежал.

К хозяйке дама приближалась,

За нею – важный генерал.

Она была нетороплива,

Нехолодна, неговорлива,

Без взора наглого для всех,

Без притязаний на успех,

Без этих маленьких ужимок,

Без обольстительных затей,

Все тихо, просто было в ней…

К ней дамы подвигались ближе,

Старушки улыбались ей,

Мужчины кланялися ниже,

Ловили взор ее очей,

Девицы проходили тише

Пред ней по зале.

И всех выше и нос,

И плечи поднимал

Вошедший с нею генерал.

А.С. Пушкин

Когда в своё время в школе я читала эти строки, всё описанноё казалось мне абсолютно нормальным и естественным: муж гордится своей женой, его радует её успех в обществе. С годами эта сцена из «Онегина» стала видеться несколько по-другому, а в эмиграции каким-то непостижимым образом превратилась в парадокс. Эмиграция (неважно, запланированная или случившаяся) – это вообще очень интересное «химическое» явление, проявляющее, как лакмусовая бумажка, принципиальные свойства и мужского, и женского элемента. И еще как проявляющее! Оставим, однако, женский, традиционно представляемый как слабый, и заострим внимание на сильном, мужском.

Году где-то в 95-ом мне попалась статья в «Новом русском слове», посвященная 8-му Марта. Её автор восторженно хвалил женщин-эмигранток, показавших в новой стране совсем не слабые свои стороны. Они и учились, и переучивались, и работали, не покладая рук, и оплачивали образование детям, и зачастую … давали сто очков вперед многим своим мужчинам, о которых было конфузливо замечено, что, дескать, частенько недотягивают. Ноют, цены себе сложить не могут, ропщут, подвержены истерикам. Я отнеслась к такому поздравлению с Женским днем с большим недоумением. Что же происходит с сильным полом и почему?

Чтобы разобраться в этом вопросе, давайте обратимся к истории. Сделать это всегда легче на примере классической литературы.

В романе «Петр I» Алексей Толстой предлагает читателю в качестве «информации к размышлению» российскую (в лице царя Петра) и европейскую (в лице одного из иностранных гостей) философию женского вопроса. Гость делится с Петром своим впечатлением от жуткой сцены, увиденной им на городской улице. Он имел несчастье увидеть солдата, охраняющего врытую по голову в землю женщину-мужеубийцу.

Цивилизованного европейца потрясла жестокость и дикость российского закона, допускавшего медленную смерть в холодной земле и, более того, караульного, следящего за тем, чтобы ни бродячие голодные собаки, ни состраждущие люди не помогли женщине поскорее уйти из жизни. Иностранец резонно говорил о том, что державе, претендующей на определенную репутацию в Европе, следовало бы попытаться устранить причины мужеубийства, а затем уже определять меры и формы наказания.

Он также уверял Петра, что его собственной супруге ничто подобное и в голову не придет, поскольку он относится с уважением к ней как к матери своих детей, обеспечивает ей достойный образ жизни и заботится о семье. «Зачем ей убивать меня?» – недоумевал гость. Этот разговор задел царя за живое. Неутомимый рубака, я думаю, явственно увидел перед собой, как чертово европейское окно начинает уменьшаться в проеме. Петр скачет в город, находит место, где вкопанная в землю голова мужеубийцы уже покрылась снегом, и задает ей вопрос о том, как бы она повела себя по отношению к извергу-мужу, если бы время повернулось вспять. Несчастная с каким-то чисто предсмертным вызовом отвечает царю,что сделала бы то же самое. Не задумываясь, европейски ориентированный монарх отдает приказ солдату: «Расстрелять!..»

Разумеется, имеет место авторский вымысел, хотя трудно сказать, в какой степени. Толстому с трудом давалась работа над романом. Он долго мучился над воссозданием быта, нравов и, особенно, языка петровской эпохи, пока не нашел в архивах «заплечных дел министерства» сборники… пыточных записей. И дело сразу пошло на лад. Описанное выше решение судьбы женщины – зеркало российской тенденции в полном сысле слова. И эта тенденция ясно виделась писателями и философами как дикая и нравственно отсталая, как дремучая в своей страсти сортировать людей по принципу половой принадлежности.

Крепостное право изжило себя в России только в 1861 году. Понятно, что иерархия власть предержащих давила на мужика самым жутким образом, и единственными существами, над которыми он мог «потешиться», были жена и дети. Плюс всегда помогал алкоголь. Модель семейного поведения вариантов практически не предполагала, поэтому и читаем у Некрасова все в простом до боли будущем времени:

Повязавши под мышки передник,

Перетянешь уродливо грудь.

Будет бить тебя муж-привередник

И свекровь в три погибели гнуть…

История, скажете господа, история и литература. Когда это было-то? На самом деле, Бог с ними, с крепостными мужиками. «А вы, надменные потомки…» (да простит меня читатель за передергивание мысли) тех самых крепостных мужиков? Не графья в большинстве своем, поэтому и до сих пор готовы исповедовать все ту же тупую религию тиранства и зависти по отношению к женщинам.

Но оставим мрачные страницы «давно минувших дней» и посмотрим, как оптимизм советской истории предложил женщинам эмансипироваться и стать «товарищами», то бишь взвалить на себя помимо домашнего труда еще и полный рабочий день, и карьеру, и деньги и всю сопутствующую нелегкую ношу.

Более чем семь десятилетий «окно в Европу» было плотно закрыто, и возможная подпитка нормальностью из источника цивилизованного отношения полов отсутствовала. Эмиграция в Америку была, без сомнения, шансом. Шансом для потомков крепостных мужиков стать, наконец, богатыми, сильными, социально заангажированными и … успокоиться. Дать полноценно и свободно жить и дышать своим женщинам и детям. Но не тут-то было!

Новая страна требовала нового морального и духовного вклада в плане языка, готовности вкалывать не за страх, а за совесть, и законодательно закрепленного в новых условиях чувства равенства с противоположным полом. Кто не хочет с этим согласиться, пусть вспомнит американские анкеты по трудоустройству, в которых настойчиво повторяется постулат о противозаконности дискриминации по половому признаку.

Хочу оговориться и принести свои извинения тем мужчинам, чья картина мира не была изуродована российской историей, и чей образ мыслей восходит к «важному генералу». Простите, дорогие! Я никогда не пишу о том, в чем не осведомлена в достаточной степени. Но богатейший материал из области личного опыта и личных контактов именно в эмиграции наводит на мысль об ущербности большой части мужского контингента русско-советского разлива.

Думаю, многие успели заметить после N-го числа лет жизни в Америке, что здесь, как нигде, высоко ценится фактор личного обаяния человека и его так называемые “social skills”. Если в бывшем нашем отечестве профессионалам с большой буквы – ученым, инженерам, преподавателям, врачам – кому угодно – за знание дела прощалось любое хамство, любая мрачная мина, любая неспособность общаться с людьми и радовать их своим общением, то в Америке обаятельному и привлекающему к себе человеку отдадут предпочтение перед каким угодно профи, для того чтобы сохранить нормальный микроклимат и покой среди сотрудников. Поймите меня правильно: я не преуменьшаю значимости образования и умения делать дело, но Америка хочет делать это самое дело в доброжелательной и коллегиальной атмосфере. Американцы не живут идеями «светлого будущего», им подавай светлое настоящее. Как же в это настоящее может вписаться наш человек и, в первую очередь, мужчина? Если честно, – с трудом, разве что ему по работе предписано контактировать с людьми, что бывает не часто. Приходят на ум некоторые поразившие в свое время ситуации и люди в их контексте.

…Окаменевшие лица американцев, приглашенных в гости в русскую (русскоязычную) семью: жена мечется и заставляет яствами стол и муж, развалившийся в кресле и пытающийся вести с пришедшими светскую беседу на ломаном английском. Уходя, гости обнимают супругу и холодно прощаются с хозяином. Знакомая картина? Думаю, да. Вопрос мужа жене: «И в связи с чем это они к тебе так прониклись? Наверное, не понравилась еда, и им тебя стало жалко. Да, кстати, могла бы надеть другие брюки!»… Или на банкете в солидной фирме, где русская пара разъединилась, и каждый беседовал с американскими коллегами в своем небольшом кругу: «Я не понял, почему это ты так громко смеялась? Если думаешь, что ты им понравилась, то ошибаешься. Просто им нужен я! Какой еще дурак будет так пахать за такие деньги? Так что расслабься!.. А ты их еще в гости позвала на русский ужин?! С ума сошла! Во-первых, расходы, а во-вторых, увидят наш дом и позавидуют. Я эмигрант, а дом у меня лучше, чем у них. Не хочу, чтобы сдохли от зависти. А на тебя – запомни – им плевать. Теперь придется искать причину для отказа, и все из-за тебя!»

Не хочется вспоминать, как нескромны наши «остепененные» (кандидаты и доктора) со своими сотрудниками. Кто бы учел, что в Америке испокон веку платное образование. Ну не у всех сложилось, как не понять? Вопрос нашенькому Ph. D. со стороны начальника-американца, у которого M. A. и не больше: «Как к Вам обращаться?» Ответ: «Доктор Смирнов!» Рассказ жене вечером: «Представляешь, как его жаба задавила?» И на её робкое: «А может, не стоило так?» – милая реакция: «А я что, эту степень украл?!»

Узнаваемо, не так ли?

Наши женщины не только умны, но и красивы. Они понимают и ценят юмор. Они умеют и любят одеваться и, конечно, они привлекают к себе внимание. Вызывает ли это чувство гордости у их мужчин? В общем, да, но часто и злость. По-моему, эта мысль принадлежит Флоберу: красивую и духовно высокоорганизованную женщину, а, тем более, любящую вас, приятно унижать. Очень уж тешит самолюбие ситуация, что все эти красоты направлены на вашу персону, а вы можете делать с ними все что хотите.

Помимо всего этого, женщины естественным образом в большей мере сфокусированы на семье, сохранности домашнего очага, спокойствии детей и стабильности. Им сложно переезжать с места на место, поскольку львиная доля забот по свиванию нового гнезда падет на их плечи, им жаль терять свой круг общения, они должны четко представлять себе смысл переезда. Есть, разумеется, уникальные существа, для которых перемещение в пространстве – дело совсем плевое. Но это, как и многое другое, уже давно получило свое определение: «…Охота к перемене мест. Весьма мучительное свойство. Немногих добровольный крест». И зачастую крест этот приходится нести женщинам, так как яркая индивидуальность мужей не позволяет им успешно работать на одном месте без конфликтов с руководством. Но подруга жизни обязана все понимать и терпеть, ведь ей привалило счастье быть рядом с талантом, а то и с гением.

И как иной раз даже мелочи в общении с людьми напрягают этот талант! Так ли трудно помахать рукой из окна машины, приветствуя соседа? Или поблагодарить почтальона? Или просто улыбнуться секретарше в медицинском офисе? Почему американская деловая вежливость так не под силу нашим мужчинам? Да потому что она им часто не свойственна на семейном/бытовом уровне. Их отцы не проявляли её по отношению к матерям, деды – по отношению к бабкам, и в стране по имени «Эмиграция» (немецкая, австралийская, американская, не имеет значения) это и вовсе не приходит в голову русскому парню, красавцу и богатырю, который всегда первый на деревне и в пьянке, и в гулянке, и в драке. Вот и видим массу отобранных за эту самую пьянку водительских прав, тюремных отсидок, закрытия банковских счетов и кредиток и даже прямого перехода на нелегальное положение с целью избежания оплаты алиментов. Кстати, о последних: они ведь идут в карман женам, а не детям, так почему их нужно платить? Пусть сама покрутится, «сама, сама, сама!».

Одним из наиболее интересных моментов в жизни нашеньких мужчин за рубежом является их зависть к собственной жене.

Еще раз хочу извиниться перед настоящими мужчинами. Конечно, они есть. И им свойственно поднимать и плечи, и нос, когда их жена в чем-то лучше (обаятельнее, остроумнее и т.д.) их самих. Но Боже, сколько же абсолютной мужской эмигрантской противоположности, и как ее выдерживает новая страна! Ведь неспособны придерживаться законов, не желают совершенствовать язык, не хотят работать, (помните: «Смеясь, он дерзко презирал Земли чужой Язык и нравы…»), не уважают «ни при какой погоде» идею института семьи и – в качестве больной психологической константы – «завидуют оне» своей собственной жене!

P.S. Желающие имеют полное конституционное право не соглашаться с автором по любым причинам, даже из вредности.