Статья целиком была опубликована в сборнике “Русские евреи в Америке” в 2005 году и в сокращенном варианте по-английски в буклете, приложенном к первому диску американского издания коллекции Владимира Гурвича.
Передо мной лежит старая долгоиграющая пластинка. Ей очень много лет! Я купил ее в Ленинграде еще до моего отъезда в эмиграцию, а стало быть, приобретена была она более 30 лет назад. На конверте надпись «Искусство Шаляпина». А на другой стороне написано «Записи из коллекций В.Е.Гурвича и И.Ф.Боярского, реставрация 1973 г. Всесоюзная фирма грамзаписи Мелодия». Как ясно из дальнейшего текста – это электронные перезаписи с оригиналов-пластинок, записанных с голоса Федора Ивановича в 1907-1914 годах.
Мало кто теперь знает, что в те годы записи делались механически, на восковых дисках, после чего с них электрогальваническим методом изготовлялись металлические копии, а с них – металлические же матрицы. При посредстве этих матриц и штамповались тысячи пластинок, шедших в продажу. Пластинки делались из смолистого природного вещества – шеллака. Были они непрочными, легко разбивались при ударе и быстро изнашивались, т.к.проигрывались при помощи острых стальных иголок на механических устройствах – граммофонах. К тому времени, когда Володя начал собирать свою коллекцию, уже 10 лет как умер Шаляпин, закончилась Вторая мировая война, пластинок в хорошем состоянии было немного, кое-какие пропали и, как казалось, безвозвратно, а механические устройства для прослушивания сменились электронными. Володя взялся за трудную задачу!
Итак, записи из коллекции В.Е.Гурвича!
Всю жизнь вложил Володя в эту коллекцию. Конечно же, он был не только коллекционером. Он окончил Ленинградский педагогический институт им.Герцена по специальности математика, преподавал в школах, а потом и в Электротехническом институте в Ленинграде. Всю свою американскую жизнь работал программистом и весьма преуспевал в этом деле. Но это все для заработка. Жизнь его была посвящена опере, музыке и этой коллекции, где помимо 2000 шаляпинских пластинок-оригиналов, собрано несколько тысяч пластинок, где записаны голоса всех выдающихся и мало кому известных оперных певцов разных стран и народов, а также богатейшее собрание книг, афиш, фотографий и прочих документов, относящихся к его любимому жанру – опере. Он знал о ней все!
Я познакомился с Володей в доме нашего общего друга, известного искусствоведа Виктора Боровского. Это было в 1962 году. 24-летний Боровский уже преподавал в Ленинградском театральном институте, читал лекции в Доме ученых и других уважаемых заведениях. Он был превосходным лектором, глубоко знал музыкальный театр и литературу! Я подружился с ним задолго до встречи с Володей, слушал его лекции и высоко ценил его. К сожалению, Боровский покинул этот мир два года тому назад, будучи к тому времени знаменитым ученым, профессором, автором четырех монографий о русском драматическом и музыкальном театре, в том числе и о Шаляпине, изданной в Лондоне и Нью-Йорке на английском языке. Знаниям Боровского я не удивлялся. Он профессионал! А вот Володя поразил меня сразу. Он, преподаватель математики не уступал Боровскому познаниями об опере, певцах и оперных композиторах. Особенно блистал Володя знаниями о Федоре Ивановиче Шаляпине. Мы быстро подружились с Володей хотя бы потому, что музыка, опера и театр и меня интересовали с детства не как коллекционера и исследователя, а как внимательного слушателя и зрителя.
Вскоре я был приглашен к Володе домой, где снова подивился его эрудиции, воспитанности и гостеприимству. Но самым поразительным была его коллекция пластинок. Володя жил с мамой в маленькой квартирке на Московском проспекте. Уму непостижимо, как там помещались сотни коробок с огромными на 78 оборотов в минуту пластинками. Пластинок были тысячи, не говоря уже о книгах, каталогах, открытках и двух больших, стоящих на полу, как шкафы, граммофонах, которым было не менее 40 лет. Володя рассказал, что оперой и пластинками он увлекся лет с 14, особенно, после того как увидел американский фильм «Молодой Карузо» с Марио Дель-Монако в главной роли. С тех пор его жизнь определилась навсегда.
Я не стану копаться в архивах и выяснять, в каком году попал в Россию упомянутый фильм. Не это нам важно. По-моему, в 1948 г. Важно, что в юноше проснулся талант, редко встречающийся в этом возрасте, – талант исследователя и коллекционера оперы. Володя почувствовал, что нет ничего прекраснее человеческого голоса, поющего оперные арии. Он понял, что для этого нужен голос, тщательно обработанный, красивый и мощный, своеобразный, точно настроенный живой инструмент. Он также понял, что нет ничего интереснее на свете, чем опера как жанр.
Для заявления о таланте этого, конечно, маловато. Многие люди, и я в том числе, с детства и на всю жизнь увлеклись оперой и классической музыкой. Но, в отличие от нас, Володя занялся оперным театром как исследователь, коллекционер и пропагандист этого прекрасного искусства. Он навсегда отдал свою душу, время и заработки на собирание, изучение и систематизацию всего, что относилось к опере. Природа наделила его хорошим музыкальным слухом и памятью. Он помнил мелодии сотен арий, с текстом на русском и итальянском языках. Он узнавал на слух практически любое произведение по нескольким нотам. Он изучил итальянский язык и мог говорить. Это помогло ему попасть статистом на сцену Большого Театра во время гастролей Ла-Скала в Москве и щеголять в костюме эфиопского пленника в «Аиде» к вящему моему с Боровским веселию в качестве зрителей.
Но особенно его интересовало все, связанное с именем и творчеством гениального Шаляпина. Володя знал о каждом событии в жизни артиста, собрал все записанные им пластинки, сотни открыток и негативов, изображавших Федора Ивановича в различных ролях и в жизни. На полках володиной библиотеки стояли все книги, посвященные Шаляпину, упоминавшие о Шаляпине, и, конечно, книги, написанные самим артистом. В коллекции были представлены афиши с именем великого певца, статуэтки, изображавшие его в различных ролях, почтовые марки с портретами артиста, коробки от папирос, любимых певцом и, конечно же, шаляпинские рисунки и автографы. Все это стоило немалых денег и времени. Володя работал годами не менее 12 часов в сутки. Преподавал, репетиторствовал, экономил на всем ради своего любимого дела. Казалось, для него в мире ничего не существовало, кроме оперы и Федора Ивановича. Но, я не зря написал «казалось»! Володя был великим знатоком кино, любил и знал живопись, блестяще играл в шахматы и занимал высокие места в Нью-Йоркских блитц-турнирах, куда и попасть-то может только очень сильный игрок, и на международных конкурсах по шахматной композиции, в которой он имел звание мастера. Кроме того, он был феноменально начитан.
Собирая свою коллекцию в СССР, он познакомился с такими же, как он, советскими и зарубежными фанатиками грамзаписи. Имена Боярского, Перепелкина, Гармаша в России и Келли в Англии известны всем любителям старинных граммофонных пластинок. Володя дружил с ними, обменивался дисками, документами, кое-что покупал или продавал. Это была насыщенная и очень специальная жизнь. Разыскивал он пластинки везде и всегда. На барахолке, в комиссионных магазинах, у знакомых и незнакомых людей. Он изучал каталоги русских и иностранных фирм, рылся в театральных запасниках, выписывал специальные журналы на многих языках. Его глаз был настолько настроен на граммофонную тему, что как-то в Ленинграде, придя к знакомым и случайно оказавшись на коммунальной кухне, он узнал в кухонном столе, покрытом свисающей до пола клеенкой и заставленном посудой, старинный граммофон. Он тут же купил его у обрадованной хозяйки, не знавшей мебели применения и жаловавшейся, что в качестве стола он и мал и высок. Теперь граммофон стоит в нью-йоркской квартире Володи Гурвича и исправно работает, несмотря на 80- летний возраст.
О своих пластинках Володя знал все, вплоть до регистрационного номера фирмы. Однажды, спросивши номер телефона у человека, которому следовало позвонить, Володя не стал его записывать, а на вопрос, как же он запомнит номер, ответил загадочной фразой: «Да ведь это две дубинушки»! На вопрос, что это значит, он пояснил, что номер телефона совпал с регистрационными номерами двух шаляпинских записей песни «Дубинушка», сделанных в разное время и теперь Володей разыскиваемых. А уж этих-то номеров он никогда не забудет. Надо сказать, что собрать все записи певца для коллекционера совсем не то же самое, что для меня. Я удовлетворюсь тем, что соберу все, спетое певцом по названиям произведений. Коллекционер соберет все, что носит имя певца на этикетке пластинки.
Вот этим-то и занимался Володя, разыскивая все, прямо или косвенно имеющее отношение к имени Шаляпина. Десятки фирм от русских и до японских с начала 1900 годов и до 1937 записывали голос Шаляпина. У коллекционера должны быть все! Одна и та же ария, записанная в разных студиях, – это разные записи и разные арии, поскольку в разное время записанные, в разных условиях, с разными аккомпаниаторами они и звучат, следовательно, по-разному. Да и певец – не машина. У него бывает различное физическое состояние, настроение, возраст, наконец! Все это меняет интонацию и окраску пения. А записи, которые забраковал сам певец? Их не продавали, но ведь пробные оттиски сохранились. А записи, сделанные ограниченным тиражом? Их тоже надо добывать. Вот вам и 2000 шаляпинских дисков в коллекции Володи, хотя по названиям произведений Федор Иванович записал их не более 200. Пусть коллекционеры меня поправят. И как же интересно слушать одно и то же произведение, записанное в разное время на разных студиях и в разных странах. Видно, как рос талант певца, как менялось его понимание произведения, как совершенствовалась техника звукозаписи. Это ведь история искусства и технологии в звуке!
У Володи в коллекции были раритеты с голосами Баттистини, Руффо, Джеральдины Феррар, Лаури- Вольпи и десятков иных , к тому времени уже закончивших земной путь. Все, повторяю, оригиналы на 78 оборотов в минуту, записанные в начале 20 века. Были записи и на восковых цилиндрах, сделанные в студии Эдисона еще в конце 19 века, и, конечно же, аппарат для их прослушивания. Страстью Володи была итальянская опера. Причем, не вся. Он очень любил оперы до россиниевского времени. Любил Доницетти, Беллини, Перголези и Монтеверди. Ценил и Моцарта. Обожал Россини и Верди. Из русских любил Чайковского и Глинку. К Пуччини относился прохладно, но знал всего. О чем-нибудь вроде “Бориса Годунова”, “Хованщины” или “Катерины Измайловой” и слышать не хотел, хотя записи Шаляпина во всем русском репертуаре у него были, включая и “Бориса” и их он любил слушать без исключения. «Да ведь известно, – говаривал Володя, – что у Шаляпина и “Очи черные” звучат как шедевр вокала». Вагнер или Рихард Штраус для него вовсе не существовали как оперные композиторы, не говоря уже об Альбане Берге. «Воццека, – говорил он, – нужно заставлять слушать уголовников в качестве замены смертной казни. В опере надо петь, а не орать»! И я с ним согласен. Цель оперы, триумф оперы, задача оперы заключены в пении. Опера – не драма и не симфония. Это голос и мелодия. Пусть голос поет ни о чем, пусть по сцене расхаживают боги и волшебники. Это даже лучше. Ничто не должно мешать слушать голос. Драматические приемы отвлекают от голоса. Да, Шаляпину удавалось и петь, и играть. Так на то он и гений и единственный, притом.
Эмиграция разделила жизни всех нас на две непохожие друг на друга части. Володя уехал в 1974 году. И, конечно, увез с собой свою коллекцию. Чего ему это стоило, на какие ухищрения, расходы и преступления (по советским законам) ему пришлось решаться, не здесь описывать. Его коллекция, его собственность, в которую вложены большие деньги, труды и лишения, по советским законам ему не принадлежала, и он был обязан безвозмездно оставить ее государству. Ну это все старые времена, хотя в этом отношении немногое в России переменилось, но об этом в конце рассказа.
В Америке Володе повезло. Я уже не говорю о хорошей и высокооплачиваемой работе, которой он заслуживал как талантливый и трудолюбивый человек. Володя встретил здесь свою будущую молодую жену, выпускницу театроведческого факультета Ленинградского театрального института Елену Берман, верную помощницу и друга. А кроме того, он мог теперь слушать свои любимые оперы в Милане, Париже, Риме, Лондоне и Нью-Йорке с первоклассными исполнителями на языках оригиналов, чего в те годы в СССР не практиковалось. Кто, живя в СССР, мог мечтать об этом, не исключая и профессионалов? Он часто звонил и говорил мне: «Я в Милан лечу. Там завтра «Симона Боканегру» (или еще что-нибудь) поют, а я ее в театре не слыхал никогда». Продолжала пополняться и его коллекция. На Западе многое стало доступнее, включая членов семьи Шаляпина.
Приехав ко мне в гости в Хьюстон в 1992 году, он заболел. Мы пошли плавать в бассейн. Он прыгнул в воду здоровым, а через две минуты я вытащил его задыхающегося из воды и прямо в плавках, мокрого привез в клинику, поняв, что дело чрезвычайно опасное. Инфаркт – подтвердили врачи. Через месяц он вернулся домой в Нью-Иорк, но ездить на работу уже не мог.
Вот тут-то он и начал приводить в порядок свою коллекцию и дискографию шаляпинских записей. Первая ее публикация появилась в печати еще до володиной болезни в капитальном труде В.Боровского «Шаляпин. Критическая биография», вышедшем в Великобритании в 1988 году в издательстве Hamish Hamilton, и в Нью-Иорке в 1988 году в издательстве Alfred A.Knopf на английском языке. Всеобъемлющий, прекрасно написанный, более чем 600-страничный труд содержал множество никому неизвестных фотографий великого артиста, взятых отчасти из коллекции В.Гурвича, а главное – перечень и описание всех записей пения Шаляпина, т.е.дискография, сделанная Володей совместно с уже упомянутым английским коллекционером А.Келли. Боровский не раз пользовался архивом и советами Володи при написании своей книги. Ничего подобного на английском, да и на любом другом языке не появлялось.
Что включала дискография? Название спетого произведения, имя композитора, фирменный номер, название фирмы, страна и дата записи и т.п. И так о многих сотнях записей! Дискография была подробной и казалось исчерпывающей, но Володя говорил, что он ею недоволен, что многое надо сделать к следующему изданию. Я не вникал в эту сугубо специальную область, но понимал, что предстоит моему другу большая и интересная работа. А тут время от времени стали появлятся какие-то новые шаляпинские раритеты. То собственноручный рисунок, то письмо, а то и пластинка. И стал Володя ездить в уже доступную Россию, где возможностей приобрести что-то «из шаляпинианы» было еще немало. Из последней поездки в мае 1999 года он не вернулся. Сердце остановилось! Володя посетил Частный музей граммофонов на Пушкарской улице в Санкт-Петербурге.
Спускаясь с пятого этажа, умер прямо на лестнице. Смерть праведника! Мгновенная смерть за любимым делом, которому он посвятил жизнь. Ему было 65 лет. Талантливый, исключительно честный, доброжелательный и воспитанный, он доставлял людям удовольствие в общении. Обладая энциклопедическими знаниями, Володя был скромен, никогда не подчеркивал своей исключительности и щедро делился этими знаниями со всеми. Такие люди, как он, украшают не слишком-то благородное человечество, а его коллекция будет служить людям, искусству и его истории. Arbiter Recording Company в Нью-Йорке взялась за издание на компакт дисках всех записей Шаляпина из коллекции В.Гурвича, да еще и с иллюстрациями с Шаляпинских негативов из того же источника. Это будут 12 дисков, содержащих все, что когда-то записал Федор Иванович. Четыре из них уже стоят у меня на полке, напоминая мне о моем любимом друге.
И в заключение, несколько печальных размышлений. Недавно мне позвонила из Санкт-Петербурга одна из руководителей Театрального музея, того самого, где когда-то демонстрировал свои коллекции Володя, где до отъезда в 1979 году в Англию читал свои лекции Виктор Боровский. “Где некогда бывал и я” до своего отъезда в США в том же году. Эта сотрудница, зная, что я Володин друг и что Володи уже нет на свете, спросила, нельзя ли получить у вдовы Володи – Елены его знаменитую коллекцию. Я спросил: «Купить?» «Нет, – был ответ. – У музея нет денег!» Бесплатно! Бесценную коллекцию!
Я позвонил Елене и рассказал об этом разговоре. «Дело не в деньгах, – сказала она, – Володя всегда говорил, чтобы я никогда не отправляла коллекцию в Россию. Ни за деньги, ни даром. Он, зная цену коллекции, предвидел, что ее захотят получить для какого-нибудь музея, в лучшем случае. Володя всегда с возмущением говорил о том, что останки Шаляпина, вопреки его воле, перевезли в Россию почти уголовным приемом. «К этой сволочи ни живым, ни мертвым», – говаривал великий артист».
Что тут добавишь. И Шаляпина и нас всех, более или менее талантливых и полезных стране людей довели до того, что жить в ней стало невыносимо. Нас всех выжили, выгнали из СССР. А ведь мы все любили и свою родину, и особенно ее искусство. Вот и Володя уехал и увез свою коллекцию, труд всей своей жизни.
И вот, «Arbiter recording company in New –York», а не фирма «Мелодия» издает коллекцию Володи… Что ему Гекуба? Что он Гекубе? «Человек еврейской национальности», как нас всех в СССР звали официальные лица, беспочвенно подозревая в русофобии и ненависти к своему отечеству и его культуре, сохранил для человечества голос, негативы фотографий, рисунки и автографы русского гения, потратив на это свое состояние и жизнь. Конечно, эти компакт-диски попадут и в Россию. А вот коллекция так и останется навсегда в США.
Напоследок еще одна деталь. Мой петербургский друг, живущий там и поныне, известный театральный деятель, узнав о переговорах по поводу коллекции и зная Володю, закричал в телефон: «Не отдавайте коллекцию! Ведь ее разворуют и продадут по частям за огромные деньги». (Я думаю из любви к русскому искусству). Вот и все о моем друге Владимире Гурвиче и его коллекции.
