КАКОЙ ЯЗЫК У МЕНЯ РОДНОЙ?

Инна Ослон

Во время перерыва на переводческой конференции я подошла к своей коллеге и спросила, какой язык у нее родной. Это было не случайное любопытство, – я не смогла определить языковое происхождение этой женщины по ее репликам.

“Нет, это вы мне скажите, какой язык у меня родной”, – неожиданно горячо отреагировала она. “Я родилась и выросла в Киеве, ходила в украинскую школу, значит, русский и украинский. Потом вышла замуж за поляка и уехала с ним в Польшу, где прожила 15 лет. В Америке мы уже 25 лет, но дома говорим только по-польски. Так какой язык у меня родной?”

Нет ответа, как и для многих в этом мире.

Например, для той, которая училась у нас на филфаке, носила детдомовское пальтишко, и была черная, как обгоревшая головешка. А до этого жила в Ивановском интернациональном детдоме, а еще раньше – до 5 лет – пока маму и папу не убили в политической заварушке – в своей родной африканской стране. Естественно, она говорила только по-русски, а свой язык забыла напрочь. (Так какой язык был у нее родной в 18 лет?) Она была молчалива, неприметна и все время вязала, может быть, чтобы меньше бывать на улицах и слышать возгласы воронежских бабок “Ой деточка, какая же ты черная!”. Наши преподаватели оказывали ей снисхождение, как иностранке, что, конечно, было необоснованно, – не знаю, паспорт какой страны лежал у нее в тумбочке, но по языку она была русской и просто ленилась заниматься. А зачем? А потом что делать в этой своей/не своей стране?

Через пару лет к нам приехали учиться двое ребят из ее родной страны (“из страны, где она родилась”?) и стали попрекать ее незнанием родного языка. От одного из патриотов у нее родился сын, с которым через полтора года, не став родной тут, она уехала на родину. Стал ли когда-нибудь ее родной язык опять для нее родным? Остался ли русский для нее родным?

Хотя, конечно, в мире еще больше тех, у кого есть совершенно бесспорный родной язык. Самые бесспорные случаи – это когда он единственный. Но при обилии беженцев, смешанных браков, многоязычных регионов, оспариваемых границ, неравнозначной культурной и общественной ценности языков в местных условиях (взять хотя бы русский и украинский на Украине) … вопрос родного языка окончательно запутывается, и родной иногда становится языком-беженцем, иногда языком-женщиной, уступившей в смешанном браке, иногда языком-торговым посредником, и очень часто языком-фетишем в политической борьбе, слабо известным его якобы “носителям”.

Даже среди читателей “Нашего Техаса” есть те, кто не может однозначно ответить на вопрос заголовка. Кто-то начал свою жизнь с идиш. Да, но… если признать, что идиш для него родной, то почему он на нем не читает и с трудом может выразить только бытовое? Кто-то из читателей, скажем, таджик. Да, но… если считать таджикский родным языком этого инженера, то почему он, как только дело доходит до работы, переходит на русский? Кто-то – ребенок эмигрантов, еще способный читать русские газеты, интересующийся русской культурой. Да, но… по-английски пишет совершенно без ошибок и свободно, а по-русски – на твердую четверку и со смешными нелепостями. А кто-то в детстве заговорил сразу на трех наречиях, спутав все карты патриотам всех трех наций своей непривязанностью. Тут можно долго разбираться, владеет ли он всеми тремя сейчас, на каком получил образование и т. д.

А первые жители государства Израиль? Когда и для какого поколения сознательно употребляемый иврит стал родным? (Но тут мы имеем дело скорее с чудом, потому что оживление мертвого языка в принципе невозможно.) А вот массовый переход местечковых евреев на русский язык после революции – это не чудо, а закономерность развития. Но опять же, где найти эту точку во времени, когда один язык только что уступил место родного другому?

Вот как непросто обстоят дела с родным языком.

Взять хотя бы здешних мексиканских школьников. Вроде бы их родной – испанский, как у родителей. Но ведь родным языком владеют лучше, чем неродным, а вы дайте им школьный тест по-испански, и результаты будут хуже, чем по-английски.

Так родной язык – это тот, который первый, или тот, которым лучше владеешь? Тот, на котором общаешься в быту, или тот, на котором лучше всего пишешь? Язык мамы или язык образования?

Именно на этом спотыкается исполнение гуманного закона штата Техас, по которому любое тестирование с целью оценки развития и умственных способностей должно проводиться на родном языке ребенка. Чиновникам, видимо, представляется, что язык передается по наследству, как брови вразлет или веснушки, только со стопроцентной неукоснительностью… Поэтому когда определяют уровень развития русских детей, некогда усыновленных американцами, меня приглашают в качестве… переводчика. А ребенок, конечно, давно забыл родной язык, а взятые из дома малютки (там детей держат до 3-х лет) и вовсе не знали. Недавно моя подруга, переводчица с португальского, присутствовала во время оценивания ребенка, вместе с другой переводчицей – с японского, и обе были не нужны. Их пригласили потому, что отец ребенка из Бразилии, а мать – из Японии. Сильна же вера в генетику, а вот родителей спросить, каким языком ребенок владеет лучше всего, не догадались.

Между тем, язык – не биологическое явление, а социальное, и мы в детстве заговорили на таком-то языке не из-за своего этнического происхождения, а потому что именно на этом языке с нами разговаривали. А с кем не разговаривали– ни на каком не заговорил и остался, в сущности, в мире животных (маугли, прожившие несколько лет в стае, обучению человеческой речи не поддаются).

Иногда осторожно говорят о “первом языке” и “втором языке”, то есть опираются на хронологию приобретения. Это в отношении многих людей ближе к истине, и мне нравится уход от оценочного “родной”, ибо какой же он родной, когда ты всю жизнь знал, что сам ты на родине родного неродной и даже не двоюродный, хотя никаких других языков не знаешь вместе с родным населением.

Родной – значит дорогой, милый, любимый… А всегда ли родной язык любимый?

Китайская девочка, удочеренная американцами, кричит и закрывает лицо ручками, услышав голос взятой для нее няни-китаянки. Откажите этой няне, она, скорее всего, добрая женщина, но для девочки ее голос олицетворяет ужасы детдома. В Вирджинии относительно недавно умирает женщина, то ли выдававшая себя за спасшуюся царевну Анастасию, то ли действительно бывшая ею. (Я склоняюсь ко второму.). Ну и что, что она отказывается говорить по-русски, предпочитая языку насильников и грабителей свой корявый и несложный немецкий? А вы знаете, через что она прошла и с чем у нее ассоциируется родной русский язык? Оставьте бедную царевну в покое, она не вернется к родному языку до конца своих дней, разве что когда никто не слышит и с птичками…

Когда я на вопрос о родном языке отвечаю “русский”, я имею в виду всего лишь “первый приобретенный” или “самый удобный”, “лучше всего известный”, не более… Ведь родной еще значит “мой, близкий, уютный”. А мне уютнее слышать телевизор по-английски, меня успокаивают звуки этой речи, какую бы рекламную чушь там ни несли. А услышу случайно русскую речь по телевизору – и дернусь, – она звучит для меня резко, враждебно и угрожающе, хотя никаких ужасов со мной там не происходило. Нет уж, лучше пусть русский будет для семьи, книг и друзей.

А одна мелочь нюанс запутывает вопрос родного языка для меня, никогда реально до приезда в Америку по-английски не говорившей (с учебной целью – не считается): при изучении французского мой родной язык – английский, и ничего с этим ощущением не могу поделать, оно объективно, как все ощущения в мире. “По-английски мы говорим так-то”, – не задумавшись, помогаю я франкоязычной преподавательнице, которой трудно подобрать английский эквивалент. А когда что-то непонятно, спрашиваю себя, как это будет по-английски. А если и сравниваю порой француз кий и русский синтаксис, но, скорее, как лингвист, чем как носитель языка.

Но почему обязательно иметь родной язык? Где это написано? Потому что нам с детства вдолбили про Родину (с большой буквы и с придыханием)? Почему язык не может быть просто орудием, а страна – местом проживания? “Кем ты себя сейчас ощущаешь? Русской? Американкой? Американской еврейкой?“ Я себя ни с кем не идентифицирую”, – ответила я на вопрос старой подруги из России. Я люблю те языки, которыми владею, но только как мастеровой любит свои хорошо заточенные инструменты, не более, без всех этих глупостей “не мог не быть дан великому народу”, в которых я смутно сомневалась еще в пятом классе, сидя в кабинете русской литературы с известными читателю лозунгами на стене.

E-mail: inoslon@mindspring.com